Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

попросить меня о другом одолжении, – тихо сказал он Бальбу. – Прибыв со мной в Рим и оказавшись среди сенаторов, ты быстро заскучаешь по спокойному Гадесу.

На мгновение Бальб застыл у подножия статуи Александра Великого, но затем пожал плечами, словно отвергая это предостережение, и последовал за Цезарем в Гадес, а оттуда – в Северную Испанию.

Метеллин[102], Дальняя Испания

61 г. до н. э

Двадцать когорт, имевшихся изначально, а также десять новых когорт и восьмитысячные вспомогательные силы, набранные при участии Бальба, Цезарь сосредоточил в городе Метеллине на берегу реки Анас[103]. То было новое поселение, основанное около двадцати лет назад Метеллом Пием, в честь которого и получило свое название. Анас здесь был судоходным.

Там Цезарь получил несколько писем от матери: разбирательство о преступлении на празднествах Благой богини подошло к концу. Аврелия и Юлия Старшая заявили, что нашли мужчину в своем доме, имея в виду, что Помпея поддерживала связь с Клодием. Мать также сообщила, что договорилась с Фульвией, молодой женой подсудимого, и та обещала подкупить судей, чтобы они отпустили Клодия, поскольку его там могло и не быть, а свидетели ошиблись. Снова деньги. Снова долги. В любом случае авторитет Помпеи был подорван, а развод оправдывался личными, а не государственными соображениями. Родственникам бывшего диктатора оставалось только согласиться. В следующем письме говорилось, что Цицерон выдвинул обвинение против Клодия и проиграл, столкнувшись с мздоимством в суде.

Итак, Цезарь больше не состоял в браке, а его враг потерпел поражение в суде – редкий случай. Цицерон стремился одержать легкую победу, чтобы украсить свой послужной список, тем более что дело выглядело довольно понятным, однако он не взял в расчет хитроумия Аврелии и предприимчивости Фульвии, молодой жены Клодия, которая, похоже, переняла у мужа талант покупать чужую волю и дергать за ниточки, оставаясь в тени.

Фульвия. Возможно, думал Цезарь, эту женщину не стоит упускать из виду. Не как любовницу, но как человека, с которым лучше избегать столкновений. Наблюдая за действиями матери, Цезарь давно понял, что женщина может быть не только отличным союзником, но и куда более грозным врагом, чем любой мужчина. Тем не менее он почему-то не отнес это соображение к покинутой им Помпее и не принял всерьез ее угрозу.

Имя Клодия в очередной раз оказалось запятнано, однако терять ему было нечего. Он не переживал – деньги, выплаченные Аврелией за работу, вполне покрыли его репутационный ущерб. Клодий привык, что его считают отборнейшим негодяем. Это дарило ему свободу действий.

– Вспомогательные войска прибыли, – прервал эти размышления Бальб.

Отныне все силы Цезаря были сосредоточены в Метеллине.

– Выступаем послезавтра, – ответил Цезарь, откладывая письмо в сторону. – Дадим вспомогательным день отдыха и двинемся на север.

Герминий[104]

Перебравшись вброд через почти непреодолимый Таг, Цезарь и Бальб достигли хребта Герминий. В этих местах проживало множество лузитан, совершавших набеги на римские колонии к югу от широкой реки.

Цезарь начал с переговоров: всем, кто готов был отказаться от грабежей и набегов, он предложил покинуть горы и обосноваться на равнине, среди римских поселенцев, прибывших из других областей Иберии и даже из Италии. Он расширил город Цезаробригу и другие поселения в этих краях, такие как Консабура или Толет[105], чтобы те могли принять всех лузитан, которые согласятся на его условия. Цель заключалась в том, чтобы большинство защитников лузитанских крепостей на Герминии покинули их, и многие так и поступили.

Но остальные решили бороться.

И делали это по-своему.

– Этот скот очень пригодится нам, – сказали Цезарю военные трибуны, в одной из горных долин заметив большое стадо.

Переход через хребет утомил римлян, и, хотя столкновений почти не было, они устали от ежедневной пшеничной каши. Поев мяса, они сражались бы гораздо бодрее; Цезарь предвидел скорые бои. Они приближались к сердцу горной области, главному очагу сопротивления лузитан, где обитали воины, отказавшиеся вести переговоры с Римом.

– Что думаешь, Луций? – спросил Цезарь своего помощника.

Бальб всмотрелся в долину, где пасся скот, и обозрел окружавшие ее горы.

– По-моему, не очень сложно, – сказал он.

– По-моему, тоже, – согласился Цезарь. – Отправь дозорных в горы. Хочу убедиться, что это не засада.

– Но скот может уйти из долины, пока мы дожидаемся возвращения дозорных, – сказал один из военных трибунов.

– Верно, – согласился Цезарь, – но мы подождем.

Цезарь провел день на холме, глядя на стадо. Как и опасались трибуны, часть его двинулась из долины прочь; животные медленно, но неуклонно направлялись к горам. Цезарь видел, что начальники негодуют, но вот от дозорных начали приходить первые сообщения.

– Горы вокруг долины кишат воинами, славнейший муж, – объявили легионеры.

– Итак, это засада, – сказал Бальб.

– Именно, – подтвердил Цезарь. – Так поступают кельты и иберы в других областях Испании.

– Что будем делать? – спросил Бальб.

Трибуны притихли. Осторожность вождя спасла их от страшного бедствия. Стало понятно: вместо того чтобы давать пропретору дурные советы, лучше молчать и выполнять приказы.

– Этот скот нам бы не помешал… – начал Цезарь. – Пусть один легион отправится в долину, делая вид, будто собирается угнать стадо, а мы в это время – ты с севера, а я с юга – обойдем горы и нападем на лузитан с тыла. Таков мой замысел. Я хочу победы, и мне нужен скот.

Противник был застигнут врасплох. Лузитаны не ожидали, что их окружат с обеих сторон, и отступили в беспорядке.

Так Цезарь получил то и другое: победу и скот.

Мясо животных наполнило желудки легионеров, а заодно укрепило их веру в начальника.

Цезарь предвидел, что с этого дня лузитаны не станут устраивать обычных засад, и решил избегать простых путей, выбирая самые узкие и труднопроходимые тропы. Легионеры тратили огромные силы, зато несколько раз застигли лузитан врасплох, атаковав с неожиданной стороны.

Отныне легионеры и вспомогательные войска не только подчинялись приказам Цезаря, но и восхищались им – и не испугались, услышав, что следуют дальше на север. Теперь римляне распоряжались на Герминии, а сам пропретор в Дальней Испании искал золотые и оловянные рудники, которые, как он знал, располагались за другой большой рекой.

Цезарь пересек Дурий[106].

Ему нужно было золото и олово. Это принесло бы ему существенную экономическую выгоду, чтобы к возвращению в Рим не только добиться славной победы над лузитанами, но и стяжать нечто более материальное: деньги. Кредиторы ждали его с нетерпением – их не волновала слава, если она не обращена в сестерции, денарии, а еще лучше – в таланты.

Все шло гладко.

Затем положение осложнилось.

Цезарь действовал ловко, осторожно и в