Дмитрий Красивый - Сычев К. В.

– Здравствуй, брянский князь! – сказал, слегка оглушая русские слова, Гедимин, едва кивая головой гостю. – Садись. Я рад видеть вас в своем замке! Давно бы так! Только я один – настоящий защитник славных русских князей! – Гедимин приблизился к гостям и сел в свое большое золоченое кресло, стоявшее прямо напротив кресла брянского князя, спиной к камину. – Я наслышан о ваших нынешних бедах, – добавил он, – и вижу теперь, что татары и москали добрались уже и до тебя, Дмитрий!

– Здравствуй, великий князь и славный государь! – громко ответил, волнуясь, брянский князь. – Отрадно слышать твои добрые слова утешения! Наши общие и лютые враги напали на смоленскую землю и угрожают моему Брянску! Ненавистная Москва затягивает петлю на моей шее!

– Я уже знаю о битве под Смоленском! – молвил звонким, красивым голосом Гедимин, нахмурив свои густые седые брови. – Только что у меня побывали смоленские посланники…Поганые татары ушли от этого города с великим позором, «не солоно хлебавши»! В ярости они пожгли все окрестные села! Но город оказался им не по зубам! Теперь они потеряли знатного данника! Иван Смоленский передал мне через своих людей, что он теперь будет помогать мне своим серебром! Это укрепит наш союз! А там и остальные славные русские князья придут под мою руку и получат надежную, верную защиту!

КНИГА 3

ГОДЫ ТЯЖЕЛОЙ СМУТЫ

ГЛАВА 1

ГРЕЗЫ ИВАНА МОСКОВСКОГО

Великий владимирский и московский князь Иван Даниилович умирал. Неожиданно захворав еще зимой, он не смог повести свои полки на ненавистный ему Смоленск, однако, вернувшись из Твери в Москву, все еще рассчитывал выздороветь и отлежаться. Но ни его лучшие лекари, ни священники, ни любимая, еще молодая супруга Ульяна, ничего не смогли поделать: жизненные тяготы, постоянные интриги и вечное напряжение сделали свое дело, и к концу марта 1340 года хитроумный «собиратель московской земли» понял, что его дни сочтены. Он, окруженный родственниками, боярами, челядью и лекарями, лежал в своей опочивальне и грезил.

Набожный, жестокий ко всем, но и к самому себе, правитель верил, что его душа получит прощение от всемогущего Бога за все содеянные им грехи.

– Все мои дела – только для тебя, Господи, и православной церкви! – бормотал он, вспоминая прошлое. – Я принес покой на русскую землю и славу нашей праведной вере! Я только не успел сломить тот непокорный Смоленск. Ты не отпустил мне на это времени, Господи! Однако я успел покарать всех бесстыжих князей, пусть не своими руками, но праведными словами и делами.

Много было сделано князем Иван Данииловичем в самом конце его жизни и особенно минувшей зимой.

Полчища татар, посланные ханом Узбеком на Смоленск и ведомые другом московского князя мурзой Товлубеем, шли через рязанские земли вместе с войском рязанского князя Ивана Ивановича, по прозвищу Кротопол, рассчитывая на обильную добычу.

Но князь Иван Рязанский вовсе не хотел ограбления собственных земель и лихорадочно искал способ, как откупиться от степных хищников. И он нашел самый неожиданный выход. Не доходя до Переяславля-Рязанского, татары встретили маленький отряд русских воинов, возглавляемых князем Александром Михайловичем Пронским, везший в Сарай дань. Пронский удел выделился из Рязанского княжества совсем недавно, и князь Александр уже который год, добившись от ордынского хана ярлыка на удельное княжение, сам возил «выход» в Орду.

Таким образом, он стал совершенно независимым от Рязани и не считал нужным даже поддерживать с некогда столичным городом Переяславлем дружеские отношения. Также независимо и гордо вел себя пронский князь и с Иваном Калитой, и даже, пребывая вместе с московским князем в Сарае, никогда не заходил в его гостевую юрту, чтобы хотя бы выразить свое почтение обладателю титула великого владимирского князя.

Иван Калита ненавидел Александра Пронского и делал все для того, чтобы поссорить его с рязанским князем Иваном Ивановичем: всячески хулил гордого, но слабого правителя, выдумывал различные россказни о якобы происках последнего против Рязани.

В конце концов, вспыльчивый Иван Рязанский был так разгневан на своего пронского родича, что искал только повода для столкновения. И вот, на его радость, несчастный князь Александр сам попал в его руки! Но татарский полководец Товлубей, видя покорность Александра Пронского татарам и зная о том, что он везет ордынскому хану дань, не хотел быть виновником в довольно серьезном деле, способном разгневать хана. – Не надо беспокоить этого Алэсандэ! – сказал он Ивану Рязанскому. – Пусть он спокойно едет к государю!

– Я согласен с тобой! – ответил на это рязанский князь. – Однако пусть этот Александр приедет с нами в мой Переяславль, а потом я его отпущу. У меня есть нерешенные с ним споры. Вот мы и покончим с ними!

Татарский полководец все прекрасно понял, но мешать Ивану Кротополу не стал.

– Если этот Иванэ задумал какое-то злое дело, – рассудил он, – так пусть сам отвечает за дела своих рук перед государем!

Князь же Иван потребовал от Александра Пронского, окруженного рязанскими воинами, немедленно следовать за ним, а по прибытии в Переяславль заключил несчастного князя в темницу, где рязанские палачи безжалостно его умертвили.

Обоз же убитого, состоявший из нескольких телег, наполненных серебром, мехами и дорогими товарами, Иван Рязанский объявил своей собственностью, и почти две трети добычи передал мурзе Товлубею.

Тот с радостью принял дары, делая вид, что ничего не знает. Такова была плата за «мир и покой в рязанской земле».

Великий же князь владимирский и московский Иван Даниилович, узнав о случившимся, возликовал.

Пройдя, «с тихостью» рязанские земли, татары вторглись в тверской удел. Здесь они уже не церемонились и безжалостно грабили беззащитные сельские поселения, захватывая имущество несчастных тверичей и уводя в плен не успевших спрятаться в лесах жителей.

А князь Иван Московский со своим войском и боярами вошел в саму Тверь. Здесь теперь княжил женатый на его племяннице Софье безвольный, запуганный в Орде Константин Михайлович, получивший ханский ярлык после гибели старшего брата.

Князь Иван Даниилович не хотел разорять город своего родственника и уговорил татар обойти Тверь стороной. Сам же он, желая унизить и навсегда «лишить голоса» ненавистный город, распорядился снять с колокольни знаменитый колокол и увезти его в Москву. Тот колокол не раз поднимал тверичей на борьбу с врагами: и татарами, и московскими князьями. Для горожан это был символ свободы и силы тверской земли. Темной ночью, когда все спали, московские люди под руководством боярина Добрыни, «как тати в ночи», сняли городскую реликвию и также тайно ее увезли.