Поэзия США - Анна Брэдстрит

РОБЕРТ ДАНКЕН

© Перевод А. Кистяковский

АТЛАНТИДА

Она затмевает свой серебрящийся след            тенью небытия.Зыбкий мерцающий шрам на морской груди            рождает призраки мыслей. Стремясь к земле,они бесконечно трепещут над темной рябью глубин.

События, впечатанные в янтарь времен,            обвенчали окаменевший тленс надеждой на извечную нетленность жизни.

                        Прошлое становится будущим,            пройдя через великие бедствия,свершения, обращенные в прах, и рычанье потопов,            смывающих временные вехи.

НОЧЬ

Луна вплетает тающий блеск            в зверью побежку фар,в раскаленный оскал огней.

Призрачные нити неона и немые прозрачные тенисплетаются сети дельцов и магов торговли;затаившись в безлюдье улиц, они до пришествия утрасобирают в свои ячеи ночную тоскливую темень,            дрожа, оплетают город,ловят и гасят лучики звезд, ждут…Акулье скуластое рылоодиночества черной вселенной            сотрясает островки света,лежащие вокруг фонарей, —            и на мгновение страхоплетает сердца скитальцев,            бредущих вдоль похотных улицв надежде избавить Страсть от вериг неверия.

            Маяки полицейских машин полыхают в душах людейореолом священного ужаса. Каждой эпохе            довлеет древнейший промысл. Город рычит:он зверь. Но его рычание вскипает изначальной стихией —            в черных глубинах ночи таится Левиафан.

Тающее лунное зарево сливается с музыкой душ, —может быть, в этом слиянии зажжется хотя бы на миг            торжественная зарядревнейшей первородной гармонии?..

ПИЩА ДЛЯ ПЛАМЕНИ, ПИЩА ДЛЯ ПОМЫСЛОВ

Поленья —

— пылкая юность, опаленная вьюжной стужей, —            усните в моем стихе.Запомнится ли ваше зеленое зарево,            ваше янтарное сердце?

Яркие язычки покоренных слов слизывают тьму бытия.

            В облаках мы угадываем любые обличья — они                           расплываются,            воздушные замки — они сгорают дотла            в огненном разливе зари;            в яростной радости вешних разливов провидим любые            облики или прочитываем на песке                          руны пены.

Вот чего я хотел бы добиться в своем предсмертном                                                                                     стихе —разбить оковы условностей и вернуться к открытой форме.Леонардо прослеживал строгие лики в пятнах грязи настенках, —            так пусть же получат свободу любые            земные призраки.

В тот день ты внесла в нашу комнату несколько новых                                                         поленьев —завтрашнее тепло; оно отвлекло меня… нет,            это был гул огня в очаге,            стрельчатое неистовство искр, озаривших сухие дрова.

Я опять возвращаюсь к огню:            там рдеют багряные замки, разливается багровое                                                                                          зарево,            может быть, это струится животворная кровь земли? —

«Посмотри, там в огне саламандра».

— танцуют легкие феи, цветет золотистая тьма,            завораживает, колдует.

Это было очень давно.            Нет, их там вовсе не было,            тех, кого я увидел, —

            может быть, я заглянул            в огненный горн мечты,            может быть, только в мечте жили феи и рушились            замки?

Так недавно кончилось детство, а мы так легко отказалисьот того, чем мечтали стать, —

            Каждое твое прикосновение рождает первозданную                                                                             жажду.

— нежданный, неизведанный жарразгорается на грани сознания.

АВГУСТОВСКОЕ СОЛНЦЕ

Божество моего беззаботного сердца, ты властвуешь всем            на сверкающем этом пути.Но и твой безжалостный жар, опаливший поля,            отступает бессильноперед сенью ветвей, матерински простерших листву            над своими плодами.Я пою о таинственных силах земли, дожидаясь            милосердия вечерней зари.

ПЕСНЯ ПОГРАНИЧНОГО СТРАЖНИКА

Поверяясь зверем в себе и вверяясь велениям войн,человек, отринув сомненья, навек отречется от веры.У границ рассудка окрепнетограненное звонким безумием воинство слов.

Пограничные стражники бросят свои посты,прельстившись сияньем стиха —вожделеющим зверем.

— Сновидения, — скажет дотоле неведомый страж, —            сновиденья, мечты никогда            не сулили миру беды.

— Утром, по первой страже, я настраиваю гитару;            я пою задремавшему зверю            и явленье поэмы, как верность,            поверяю веленьями войн.

Но отринувший веру знает:зверь никогда не дремлет,не ведает сновидений,не спит и не видит снов, —вожделеющий зверь поэзиизавораживает беспечную стражу,и нежданно обнаженыграницы мировой империи.

(Впрочем, воинство не нуждается в помощи.)

— Однажды, когда я спал, —            говорит неведомый страж, —человек отринул одежды, словно отверг сомненья;            одинокий, жаждущий зверь,он ждал явления песни, повинуясь явлениям войн.И вот я пел ему песню, которую он жаждал услышать —я, прославленный песенник, повсеместно известный поэт.

— Избранник, избранник, избранник, избранник, — я                                                                                  пел, —уверуй, уверуй, уверуй, уверуй, уверуй.Воинство слов собралось по велению войн,вечных и светлых, как осиянное небо;в них, словно в сладостной песне, тоска по любимой —            и вожделение зверя.

— Уверуй, уверуй, уверуй, избранник, — я пел.

Я стражник, ведомый напевом гитары, яединственный ведомый миру — отныне и вечно — стражстрастей, вожделений любви, обнаженных границимперии. Я и гитара.

            Я пою: уверуй, избранник, —            я, Поэт на Посту.

У обнаженных границ, ограненных сверканием утра,по велению войн собираются орды слов.

ПУТЬ НАД БЕЗДНОЙ

Потерянные, мы вышли на лодках в открытое море, в ночь,и капканом бескрайнего страха смыкается вода за кормой.Лодки затеряны порознь, и теперь мы одни наконецпод безжизненным пологом неба в оспинах желтоватых звезд.

Подожди, любовь моя, не спеши грести, позабудьнашу любовь, что как нож меж нами в ночичертит границу — ее же нельзя перейтиили избыть на зыбком пути к мечте, —и взрезает ночное молчанье. Соленый дождь в наших ртах;черная рана смыкается сзади нас.

Позабудь сожженные зори, пылкие обещания, смерть,пустынность бесплодных садов и бесплодье пустынь, и наш путьна запад, куда мы пришли с тобою, сгорев.

Ты уходишь, любовь моя, но любовь твоя помнится мнеотзвуком колокольного зова и солью слез на лице —шрамами вчерашних потерь, — и теперь наконецты легко ускользаешь в сожженный, разрушенный мир.Груды цемента и пепла. Тускнеет свет,меркнет над прахом развалин, как дряхлый, бледный закат,и я остаюсь один в безбрежной ночи.

ПЕРСЕФОНА[151]