Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

И с Дорис творилось что-то неладное. Девушка глупо улыбалась, прикрывала рот рукой и во все глаза таращилась на музыкантшу. Что-то было не так. Аврелия бесшумно подошла к паре женщин, прижимаясь спиной к стене, где тени были погуще. И когда она услышала, что музыкантша говорит мужским голосом, Аврелия так и прыгнула на злодея.

Незваный гость был худощав, среднего роста, но обладал мужской силой и юношеской гибкостью. Стряхнуть с себя пожилую женщину, такую, как мать Цезаря, для него было нетрудно. Старая потаскушка! Это научит ее и Фабию, как мучить его! Но Аврелия — не старуха! Это настоящий Протей! Как бы он ни вертелся, как бы он ни извивался, она цепко висела на нем.

Аврелия кричала:

— Помогите, помогите! Мы осквернены! На помощь! На помощь! Мистерия профанирована! Помогите, помогите!

Отовсюду прибежали женщины, привычно подчиняясь матери Цезаря. Люди всегда подчинялись ей — всю ее жизнь. Лира, бренча, упала на пол. Руки музыкантши связали. Незваный гость был побежден простым большинством нападающих. Тогда Аврелия отпустила его и повернулась лицом к остальным.

— Это мужчина, — грозно провозгласила она.

К этому времени сбежались большинство гостей. Объятые ужасом, они глядели, как Аврелия срывает золотоволосый парик и дорогое платье из тонкой ткани, как обнажается волосатая мужская грудь… Публий Клодий.

Кто-то закричал о кощунстве. Вопли, крики, визг поднялись такие громкие, что вскоре по всей Новой улице из окон повыглядывали люди. Женщины бежали из дома во все стороны, крича, что ритуал Bona Dea осквернен, а служанки закрылись в своих комнатах. Музыкантши бросались на пол, рвали на себе волосы и царапали грудь, а три взрослые весталки закрыли покрывалами лица, спрятав свое горе и ужас от всех, кроме Bona Dea.

А Аврелия все терла смеющееся лицо Клодия подолом своего платья, размазывая черную, белую и красную краски грязно-коричневыми полосами.

— Будьте свидетелями! — крикнула она зычным голосом, которого раньше у нее никогда не слышали. — Я призываю вас в свидетели! Этот мужчина, который осквернил мистерию Bona Dea, — Публий Клодий!

Внезапно Клодию стало не смешно. Он перестал хихикать и уставился на каменное красивое лицо, которое находилось так близко от его собственного. Его охватил ужас. Он вдруг как будто снова очутился в той таинственной комнате в Антиохии. Только на этот раз не яйца он боялся потерять. На сей раз под угрозой была сама его жизнь. Кощунство до сих пор каралось смертью, и никакой адвокат Рима, будь он даже божественно гениален, не сможет защитить его. И в пароксизме ужаса Клодия осенило: Аврелия была сейчас сама Bona Dea!

Он собрал все свои силы, вырвался из державших его рук и бросился по коридору, петляя между комнатами великого понтифика и триклинием. Дальше открывался малый сад перистиля. Свобода ждала его у дальней стороны высокой кирпичной стены. Как кошка, Клодий прыгнул на стену, вскарабкался наверх, перекинул свое тело через ограду и упал на голую землю по другую ее сторону.

— Приведите ко мне Помпею Суллу, Фульвию, Клодию и Клодиллу! — приказала Аврелия. — Они — подозреваемые, и я хочу их видеть!

Она собрала в комок платье, парик и передала его Поликсене.

— Положи их в надежнее место. Это улики.

Рослая вольноотпущенница из Галлии Кардикса стояла молча, ожидая указаний. Ей велено было как можно быстрее проводить женщин. Продолжать ритуал было нельзя. Рим погрузился в религиозный кризис. Такого серьезного кризиса никто и не помнил.

— Где Фабия?

Появилась Теренция. Хорошо, что Публий Клодий не видел сейчас ее лица.

— Фабия не в себе. Но скоро ей будет лучше. О, Аврелия, Аврелия, это ужасно! Что нам делать?

— Постараемся как-то исправить положение, если не ради нас самих, то ради всех римлянок. Фабия — старшая весталка. Она заботится о Благой богине. Пожалуйста, скажи ей, чтобы она поискала в книгах, что мы можем сделать, чтобы отвратить несчастье. Как мы можем похоронить Bona Dea, если не искупим это святотатство? И если Bona Dea не будет похоронена, она не воскреснет опять в мае. Целебные травы не взойдут, ни один ребенок не родится нормальным, все змеи уйдут или умрут, зерно не прорастет, и черные собаки будут поедать трупы в сточных канавах в этом проклятом городе!

Стоны и вздохи слышались в темноте из-за колонн, в углах. Город был проклят.

Привели Помпею, Фульвию, Клодию и Клодиллу. Они стояли перед толпой женщин, плача и в смущении озираясь по сторонам.

Никого из них не было вблизи, когда обнаружили Клодия. Они только что узнали, что Bona Dea была осквернена мужчиной.

Мать великого понтифика оглядела их. Она была беспощадна, но справедлива. Замешаны ли они в святотатстве? Но они смотрели на нее широко открытыми глазами, в которых застыли страх и недоумение. Нет, решила Аврелия, они ничего не знали. Ни одна женщина не знала. Разве что глупая гречанка, рабыня Дорис, могла согласиться на нечто настолько чудовищное, настолько немыслимое. Что же Клодий обещал этой идиотке, служанке Помпеи, за помощь?

Дорис стояла между Сервилией и Корнелией Суллой, рыдая так, что из носа и рта текло больше, чем из глаз. С ней Аврелия разберется потом. Сначала — гости.

— Женщины, прошу всех, кроме четырех передних рядов, разойтись. Этот дом осквернен. Ваше присутствие может навлечь на вас беду. Подождите на улице ваших провожатых или идите домой пешком. Прочие мне понадобятся как свидетели, ибо если эту девушку не допросить сейчас, то потом ее будут допрашивать мужчины, а мужчины глупеют, когда допрашивают молодых женщин.

Наступила очередь Дорис.

— Вытри лицо, девушка! — прикрикнула на нее Аврелия. — Быстро вытри лицо и успокойся! Если не успокоишься, я прикажу выпороть тебя прямо здесь!

Девушка вытерла лицо подолом своего домотканого платья. Слово Аврелии — закон.

— Кто подбил тебя на это, Дорис?

— Он обещал мне мешок золота и свободу, госпожа!

— Публий Клодий?

— Да.

— Был ли это только Публий Клодий или в этом участвовал кто-то еще?

Что же сказать, чтобы облегчить себе грядущее наказание? Как ей снять с себя хотя бы часть вины? Дорис прикидывала быстро и хитро. Она была продана в рабство, когда пираты напали на ее рыбацкую деревню в Ликии. Ей тогда было двенадцать лет, ее уже можно было насиловать и продавать. До Помпеи Суллы она сменила двух хозяек, и обе они были старше и строже, чем жена великого понтифика. Служба у Помпеи превратилась для нее в рай, а маленький сундучок под кроватью Дорис в ее собственной спальне был полон подарков. Помпея была щедрой и беззаботной. Но теперь для Дорис ничто не имело значения, кроме предстоящей порки. Если с нее сдерут кожу, Астианакт никогда больше не посмотрит на нее! Любой мужчина содрогнется, увидев такое.

— Была еще одна, госпожа, — прошептала Дорис.

— Говори громче, чтобы тебя все слышали, девушка! Кто еще замешан?

— Моя хозяйка, госпожа. Госпожа Помпея Сулла.

— Каким образом? — спросила Аврелия, не обращая внимания на реакцию Помпеи, которая ахнула при этих словах, и на бормотание свидетельниц.

— Госпожа, если на собрании присутствуют мужчины, вы не пускаете туда Помпею без Поликсены. Я должна была впустить Публия Клодия и провести его наверх, где они с Помпеей могли остаться наедине.

— Это неправда! — взвыла Помпея. — Аврелия, клянусь всеми нашими богами, что это неправда! Я клянусь Bona Dea! Я клянусь, клянусь, клянусь!

Но рабыня упрямо настаивала на своем: у ее госпожи было назначено свидание с Клодием.

Через час Аврелия сдалась.

— Свидетели могут идти домой. Жена и сестры Публия Клодия, вы тоже можете идти домой. Завтра будьте готовы ответить на вопросы, когда кто-нибудь из нас придет к вам. Это касается только женщин. И вы будете иметь дело только с женщинами.

Помпея Сулла лежала на полу, рыдая.

— Поликсена, проведи жену великого понтифика в ее комнаты и ни на секунду не оставляй ее одну.

— Мама! — крикнула Помпея Корнелии Сулле, когда Поликсена помогала ей встать на ноги. — Мама, помоги мне! Пожалуйста, помоги мне!

Еще одно красивое, но каменное лицо.

— Никто не может помочь тебе, кроме Bona Dea. Ступай с Поликсеной, Помпея.

Возвратилась Кардикса, которая провожала гостей, заливавшихся слезами. Их помятые платья трепал сильный ветер. От пережитого шока они были не в состоянии идти — им пришлось долго ждать паланкинов и носильщиков, которые были уверены, что до рассвета они не понадобятся. Женщины сидели вдоль Священной улицы, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее, и с ужасом взирали на проклятый город.

— Кардикса, запри Дорис.

— Что со мной будет? — крикнула девушка, когда ее уводили. — Госпожа, что со мной будет?

— Ты будешь отвечать перед Bona Dea.

Ночь кончалась. Рассветало. Остались только Аврелия, Сервилия и Корнелия Сулла.