Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

— Мама, Фабия, вы можете сесть, — официально обратился к ним великий понтифик. Затем указал девочке на место перед его рабочим столом: — Встань сюда. Итак, в чем дело, старшая весталка?

— Кажется, дело серьезное! — раздраженно ответила Фабия. — Мы живем слишком роскошно; у нас чересчур много свободного времени; нас больше интересуют архивы, чем служение Весте; мы не имеем права пить воду, которая взята не из колодца Ютурны; мы готовим mona salsa не так, как его готовили во времена царей; мы неправильно рубим части Октябрьского коня; и еще многое другое.

— А откуда ты знаешь, как рубят части Октябрьского коня, черный дрозденок? — ласково спросил Цезарь, предпочитая назвать девочку так («Мерула» означает «черный дрозд»). — Ты не пробыла в атрии Весты достаточно долго, чтобы видеть части Октябрьского коня.

О, как трудно было удержаться от смеха! Части Октябрьского коня, которые стремительно несли в Регию, чтобы кровь окропила алтарь, затем для того же — к священному очагу Весты, — это гениталии коня и хвост вместе с анальным сфинктером. После церемонии эти части мелко рубили, смешивали с оставшейся кровью и сжигали. Пепел использовали на празднике Весты под названием Палилии. Это сельский пастушеский праздник, отмечаемый двадцать первого апреля, в годовщину основания Рима.

— Мне рассказывала прабабушка, — ответила Корнелия Мерула голосом, который обещал когда-нибудь стать таким же громким, как у Катона.

— А откуда она знает? Ведь она не была весталкой?

— Ты находишься в этом доме под ложным предлогом, — прочирикал черный дрозденок, — следовательно, я не должна отвечать тебе.

— Ты хочешь, чтобы тебя отправили обратно к прабабушке?

— Ты не можешь этого сделать. Я теперь весталка.

— Я могу это сделать. И сделаю, если ты не будешь отвечать на мои вопросы.

Она совсем не испугалась. Наоборот, она задумалась над тем, что он сказал.

— Я могу быть исключена из коллегии весталок, если меня обвинят в суде и осудят.

— Какой маленький юрист! Но ты не права, Корнелия. Закон разумный, поэтому в нем всегда есть оговорки для тех случаев, когда какой-нибудь черный дрозд попадает в клетку с белоснежными павами. Тебя можно отослать домой. — Цезарь наклонился вперед, взгляд его заледенел. — Пожалуйста, не испытывай моего терпения, Корнелия! Просто поверь мне! Твоей прабабушке не понравится, если тебя объявят неподходящей и с позором отошлют домой.

— Я не верю тебе, — упрямо заявила Корнелия.

Цезарь поднялся.

— Но ты поверишь мне, когда я сейчас же отведу тебя домой! — Он повернулся к Фабии, которая слушала как завороженная. — Фабия, собери ее вещи и отошли к ней домой.

Вот и вся разница между семью годами и двадцатью семью. Корнелия Мерула сдалась:

— Я отвечу на твои вопросы, великий понтифик.

Героическим усилием она сдержала слезы. Ни одна слезинка не пролилась. Цезарю захотелось крепко прижать ее к груди и расцеловать, но делать этого, разумеется, было нельзя. И не только потому, что девочку надлежало если не укротить, то сделать послушной. Семь ей лет или двадцать семь — она весталка, а значит, никаких объятий и поцелуев.

— Корнелия, ты объявила, что я нахожусь здесь под ложным предлогом. Что ты хотела этим сказать?

— Так говорит прабабушка.

— Значит, все, что говорит прабабушка, — правильно?

От страха большие серые глаза стали еще больше.

— Да, конечно!

— А тебе говорила прабабушка, почему я здесь под ложным предлогом, или это было просто заявление, не подкрепленное фактами? — сурово спросил он.

— Она просто сказала так.

— Я здесь не под ложным предлогом, я — законно выбранный великий понтифик.

— Ты — flamen Dialis, — пробормотала Корнелия.

— Я был фламином Юпитера, но это было очень давно. Меня назначили на эту должность после твоего прадедушки. Но потом были обнаружены некоторые неправильности в церемонии, и все жрецы и авгуры решили, что я не могу продолжать служить как flamen Dialis.

— Но ты все еще flamen Dialis!

— Господин, — мягко поправил он. — Я твой господин, черный дрозденок, а это значит, что ты должна вести себя вежливо Я называть меня так.

— Хорошо, господин.

— Я не продолжаю быть фламином Юпитера.

— Нет, продолжаешь! Господин.

— Почему?

— Потому что до сих пор нет другого фламина Юпитера! — торжествующе сказала Корнелия Мерула.

— Это еще одно решение коллегий жрецов и авгуров, черный дрозденок. Я перестал быть фламином. Однако одновременно с тем постановили до моей смерти не назначать на этот пост другого человека. Просто для того, чтобы все в нашем контракте с Великим Богом сделать абсолютно законным.

— О-о.

— Иди сюда, Корнелия.

Она неохотно обогнула угол стола и встала там, где он указал, почти в полуметре от его кресла.

— Протяни руки.

Она отступила и побледнела. Цезарь намного лучше понял, что такое ее прабабушка, когда Корнелия Мерула протянула руки так, как это делает ребенок, готовясь получить наказание.

Великий понтифик тоже протянул руки, взял ее ладошки в свои и крепко сжал.

— Я думаю, тебе пора забыть прабабушку. Она больше не авторитет в твоей жизни, черный дрозденок. Ты заключила союз с коллегией весталок Рима. Из рук прабабушки ты перешла в мои. Почувствуй их, Корнелия. Почувствуй их.

Она повиновалась, застенчиво и робко. «Как печально, — подумал он, — ведь совершенно очевидно, что до восьми лет ее никогда не обнимал и не целовал ее pater familias. И сейчас ее новый pater familias связан серьезными и священными законами, которые запрещают обнимать и целовать ее. Даже если она еще ребенок. Иногда Рим — жестокий хозяин».

— Они сильные, не правда ли?

— Да, — прошептала она.

— И намного больше твоих.

— Да.

— Они дрожат, потеют?

— Нет, господин.

— Тогда больше нечего говорить. Ты и твоя судьба в моих руках. Теперь я — твой отец. Я буду заботиться о тебе как отец. Этого требуют Великий Бог и Веста. Но в основном я буду заботиться о тебе потому, что ты — маленькая девочка. Никто не будет тебя шлепать, запирать в темный шкаф или посылать спать без ужина. Это не значит, что в атрии Весты никого не наказывают. Но наказания тщательно продуманы и всегда соответствуют степени проступка. Если ты что-то разорвешь, то должна будешь починить. Если ты что-то запачкаешь, должна будешь вымыть. Но существует проступок, за который назначается только одно наказание — возвращение домой в качестве неподходящей для весталки. Нельзя быть судьей своих старших. Ты не можешь судить, что коллегия пьет, и с какого края чаши, и как это питье получают. Не можешь определять, какие именно традиции и обычаи должны быть приняты у весталок. Mos maiorum — это не раз навсегда установленный порядок. Он уже не таков, каким был при царях. Как и все в мире, со временем он меняется. Так что больше никакой критики, никаких осуждений. Это понятно?

— Да, господин.

Цезарь отпустил ее руки, оставаясь все в том же полуметре от нее.

— Можешь идти, Корнелия, но подожди за дверью. Я хочу поговорить с Фабией.

— Благодарю тебя, великий понтифик, — вздохнув с облегчением, сказала Фабия.

— Не благодари меня, старшая весталка, постарайся решать проблемы разумно, — отозвался Цезарь. — Думаю, впредь будет лучше, если я приму более активное участие в образовании трех маленьких девочек. Занятия — раз в каждые восемь дней. Начало через час после рассвета, конец — в полдень. Скажем, на третий день после рыночного дня.

Разговор закончился. Фабия поднялась, почтительно поклонилась и ушла.

— Ты отлично справился, Цезарь, — похвалила Аврелия.

— Бедняжка!

— Слишком много взбучек получала.

— Наверное, эта прабабушка — просто ужасная старуха.

— Некоторые люди живут слишком долго, Цезарь. Надеюсь, я не буду жить так долго.

— Важно знать, изгнал ли я дух Катона?

— Думаю, да. Особенно если ты будешь наставником этой девочки. Отличная идея. Ни у Фабии, ни у Арруции, ни у Попиллии ни грана здравого смысла, а я не могу вмешиваться. Я женщина, а не pater familias.

— Как странно, мама! За всю мою жизнь я никогда не был pater familias для мужчины!

Аврелия встала, улыбаясь.

— Чему я очень рада, сын мой. Вспомни Мария-младшего, беднягу. Женщины в твоих руках благодарны тебе за силу и авторитет. Будь у тебя сын, ему пришлось бы жить в твоей тени. Ибо великие люди во всех семьях появляются не через одно, а через многие поколения, Цезарь. Ты кроил бы парня по себе, и он впал бы в отчаяние.

«Клуб Клодия» собрался в большом красивом доме, купленном на деньги Фульвии для Клодия рядом с дорогой инсулой с роскошными апартаментами — его самым выгодным вложением. Присутствовали все важные лица: два Клодия, Фульвия, Помпея Сулла, Семпрония Тудитана, Палла, Децим Брут (сын Семпронии Тудитаны), Курион, Попликола-младший (сын Лаллы), Клодий и пострадавший Марк Антоний.