Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

— Ты будешь отвечать перед Bona Dea.

Ночь кончалась. Рассветало. Остались только Аврелия, Сервилия и Корнелия Сулла.

— Пойдем в кабинет Цезаря, посидим там. Выпьем немного вина, — Аврелия печально улыбнулась, — но не будем называть его молоком.

Вино, стоявшее на консольном столике у Цезаря, немного помогло. Аврелия дрожащей рукой провела по глазам, расправила плечи и посмотрела на Корнелию Суллу.

— О чем ты думаешь? — спросила мать Помпеи.

— Я думаю, что Дорис лгала.

— Я тоже так думаю, — сказала Сервилия.

— Я всегда знала, что моя бедная дочь очень глупа. Вряд ли она настолько коварна. У нее не хватило бы смелости помогать мужчине осквернить Bona Dea. Она не стала бы этого делать! — сказала Корнелия Сулла.

— Но Рим будет думать именно так, — возразила Сервилия.

— Ты права, Рим поверит в тайное свидание во время священной церемонии и начнет сплетничать. О, это кошмар! Бедный Цезарь, бедный Цезарь! Чтобы такое случилось в его доме, с его женой! О боги, какой это будет праздник для его врагов! — воскликнула Аврелия.

— У зверя две головы. Кощунство — ужаснее, но скандал будут помнить дольше, — сказала Сервилия.

— Согласна. — Корнелия содрогнулась. — Вы можете вообразить себе, что сейчас говорят на Новой улице? В этот самый момент служанки ищут носильщиков по тавернам. Они просто умирают от желания рассказать всем об этом безобразии. Аврелия, как нам показать Благой богине, что мы любим ее?

— Я надеюсь, Фабия и Теренция — какая замечательная и разумная женщина! — как раз сейчас ищут способ.

— А Цезарь? Он уже знает? — спросила Сервилия, чьи мысли никогда не уходили далеко от Цезаря.

— Кардикса отправилась в Субуру — сообщить ему. Если он сейчас не один, они будут говорить на наречии галльских арвернов.

Корнелия Сулла поднялась и повернулась к Сервилии, взглядом давая ей понять, что им пора уходить.

— Аврелия, ты выглядишь очень усталой. Мы больше ничем не можем помочь. Я иду домой, немного посплю. Надеюсь, ты сделаешь то же самое.

Цезарь с присущим ему тактом не стал возвращаться в Общественный дом до рассвета. Он пошел сначала в Регию, где помолился, принес жертву на алтарь, зажег огонь в священном очаге. После этого он отправился в официальное помещение великого понтифика, расположенное позади Регии, где зажег все лампы. Затем послал за учениками жрецов Регии, проследил, чтобы хватило кресел всем понтификам, присутствующим в Риме. Сделав все это, он позвал Аврелию, зная, что она уже ждет.

Аврелия выглядела старой! Боги, неужели его мать — старая?

— О, мама, мне очень жаль, — сказал он, помогая ей сесть в самое удобное кресло.

— Не жалей меня. Цезарь. Жалей Рим. Это ужасное проклятие.

— Рим залечит свои раны, все религиозные коллегии позаботятся об этом. Важнее, чтобы ты пришла в себя. Я знаю, как много для тебя значил ритуал Bona Dea, проводимый в твоем доме. Какой злой, идиотский, эксцентричный поступок!

— Этого можно было бы ожидать от какого-нибудь грубияна из Субуры, который из пьяного любопытства способен перелезть через стену во время ритуала! Но я не в силах понять Публия Клодия! Да, я знаю, его воспитал этот обожающий его дурак Аппий Клавдий. Да, я знаю, что Клодий любит мутить воду. Но переодеться женщиной, чтобы осквернить Bona Dea? Сознательно совершить святотатство? Он, должно быть, сумасшедший!

Цезарь пожал плечами.

— Может быть, и сумасшедший, мама. Это древний род. Очень много браков заключалось между родственниками. Клавдии Пульхры всегда выкидывали номера. Их никогда не уважали. Вспомни того Клавдия Пульхра, который утопил священных цыплят, а потом проиграл сражение у Дрепаны во время нашей первой войны с Карфагеном. Не говоря уже о том, что он посадил свою дочь-весталку в триумфальную колесницу! Странный народ, эти Клавдии, умный, но неуравновешенный. Я думаю, и Клодий такой же.

— Осквернить Bona Dea — намного хуже, чем осквернить весталку.

— Ну, по словам Фабии, он и это пытался сделать. Но когда это ему не удалось, он обвинил Катилину. — Цезарь вздохнул, пожал плечами. — К сожалению, поступки Клодия вполне осмысленны. Мы не можем назвать его безумцем и запереть.

— Его будут судить?

— Поскольку ты разоблачила его перед женами и дочерьми консуляров, мама, его надо судить.

— А Помпею?

— По словам Кардиксы, ты считаешь, она не участвовала в этом.

— Да. Такого же мнения Сервилия и ее мать.

— Поэтому слово Помпеи перевесит слово рабыни. Если, конечно, Клодий не впутает ее.

— Он не сделает этого, — жестко произнесла Аврелия.

— Почему?

— Тогда у него не будет выбора, кроме как признать, что он совершил святотатство. Клодий будет все отрицать.

— Слишком многие из вас видели его.

— С огромным количеством краски на лице. Я стерла ее, и все разглядели Клодия. Но, думаю, лучшие адвокаты Рима смогут сделать так, что большинство свидетельниц усомнятся в увиденном.

— Фактически ты хочешь сказать, что для Рима будет лучше, если Клодия оправдают.

— Да. Bona Dea принадлежит женщинам. Она не поблагодарит мужчин Рима за то, что они потребуют наказания от ее имени.

— Нельзя позволить Клодию избежать наказания, мама. Кощунство совершено публично.

— Он и не избежит его, Цезарь. Bona Dea найдет и возьмет его, когда сочтет нужным. — Аврелия встала. — Понтифики скоро придут, так что я ухожу. Когда я буду тебе нужна, пошли за мной.

Вскоре вошли Катул и Ватия Исаврийский, почти следом за ними явился Мамерк. Цезарь молчал, пока все трое занимали места.

— Никогда не перестану поражаться, великий понтифик, сколько информации ты можешь уместить на одном листе, — сказал Катул. — И всегда так логично изложено, так понятно.

— Но читать неприятно, — сказал Цезарь.

— Нет. На этот раз нет.

Входили остальные: Силан, Ацилий Глабрион, Варрон Лукулл, Марк Валерий Мессала Нигер — консул следующего года, Метелл Сципион и Луций Клавдий, царь священнодействий.

— Остальных сейчас нет в Риме. Квинт Лутаций, ты согласен, чтобы мы начали? — спросил Цезарь.

— Мы можем начать, великий понтифик.

— Вы уже в основном знаете о кризисе из моей записки, но я попрошу мою мать рассказать вам о том, что именно произошло. Я знаю, что излагать ход событий должна Фабия, но в настоящий момент она и другие взрослые весталки просматривают книги. Они ищут совета, какие ритуалы провести, чтобы искупить преступление.

— Аврелии вполне достаточно, великий понтифик.

Аврелия рассказала всю историю — решительно, кратко, с превосходным здравым смыслом. Такого никто не ожидал! Собравшимся вдруг стало совершенно очевидно, что Цезарь пошел в свою мать!

— Ты готова показать на суде, что тот мужчина был именно Публий Клодий? — спросил Катул.

— Да, но с оговоркой. Пусть его отдадут в руки Bona Dea.

Они смущенно поблагодарили ее. Цезарь отпустил свою мать.

— Верховный жрец, сначала я спрошу у тебя, каков твой вердикт, — сказал Цезарь.

— Публий Клодий nefas esse.

— Квинт Лутаций?

— Nefas esse.

И так далее, один за другим, все объявили, что Публий Клодий виновен в совершении святотатства.

Сегодня не было скрытых трений из-за личной вражды или недоброжелательства. Все жрецы явили единодушие. Они были благодарны Цезарю за твердую руку. Политика делала их врагами, но религиозный кризис не допускал проявлений вражды. Он на всех влиял одинаково, он требовал единения.

— Я немедленно направлю пятнадцать хранителей просмотреть книги предсказаний, — сказал Цезарь. — Следует проконсультироваться у коллегии авгуров насчет их мнения. Сенат соберется и спросит наше мнение. Мы должны быть готовы.

— Клодия надо судить, — сказал Мессала Нигер, которого трясло от одной мысли о том, что сделал святотатец.

— Для этого нужен указ Сената и специальный законопроект, который предстоит провести через Трибутное собрание. Женщины против публичного разбирательства, но ты прав, Нигер. Клодия надо судить. Однако последние дни месяца будут искупительными, а не карательными. Значит, дело Клодия будут рассматривать консулы будущего года.

— А что с Помпеей? — отважился спросить Катул.

— Если Клодий не впутает ее — а моя мать считает, что этого не будет, — тогда против нее только показание рабыни, которая сама принимала участие в осквернении ритуала, — ответил Цезарь спокойно. — Это значит, что она не может быть обвинена публично.

— Но ты полагаешь, что она принимала участие, великий понтифик?

— Нет. И моя мать так не думает, а она была там. Рабыня хочет спасти себя, что вполне понятно. Bona Dea потребует ее смерти, чего она еще не понимает, но это от нас не зависит. Решать участь рабыни будут женщины.

— А жена и сестры Клодия? — спросил Ватия Исаврийский.