Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

— А следов‑то не было, Димитрий Сергеич! — встрял Лёшка, кончивший разливать чай и теперь поглощавший потихоньку лондонские конфеты. — Такой здоровяк, Ева Бенедиктовна, должен обладать громадным весом, — пояснил он. — Тела убиенных найдены в грязи, сырой ночью. Следы же на месте преступления — только убитых да членов прихода, натоптавших там. Последнее осложняет дело, но около стола, где ударили Алексия, хоть там и натоптано — но глубоких следов нет.

— Молчи, Лёшка, — рассердился участковый. — Ева Бенедиктовна, вы прекрасно понимаете, что это всё — только предположения, ибо, как Лёша сказал, там здорово натоптали. Вроде бы подходящих следов нет. Но Алексей Семенович и Павел не дают никаких гарантий.

— Ага, хорошо там монахи постарались! — опять перебил Лёшка. — Я вот думаю, что они специально натоптали, где не следовало!

— Алексей! — рассердился участковый. — Оставь свои глупости! Извините, Ева Бенедиктовна. Мы отвлеклись, а впереди самое интересное. Итак, результаты вскрытия тела гражданки Александровой. — Он взял в руки второй листок. — Причина смерти — огромная потеря крови вследствие нанесения множественных ран посредством рассечения кожи хлыстом. Орудие преступления найдено там же. На нем есть отпечатки монахов прихода, но они под кровавыми следами на рукоятке. Поверх же кровавого налета не просто нет отпечатков — вообще нет следов человеческой руки. Нельзя предположить, что преступник вытер хлыст после умерщвления девушки и, предположим, держась за кончик, замарал рукоятку кровью опять — тогда были бы стерты ранние отпечатки. Остается предположить, что во время убийства преступник, использовавший перчатки, не замарал кровью рукоятку хлыста — и кровавые пятна попали на нее уже после того, как был нанесен последний удар. Предположим, преступник уронил хлыст на тело, а потом откинул за кончик. Это что касается орудия преступления. Дальше — еще любопытнее.

Гражданка Александрова девственницей не была. В ночь убийства интимной близости с Грановым у нее не состоялось. Тем не менее убиенная была изнасилована. Вероятнее всего, до нанесения ран хлыстом. У нее выдран клок волос, обнаружены синяки на руках и бедрах. Также ей был нанесен сильный удар в область живота, возможно, неоднократный. Но вернемся к эпизоду изнасилования, — участковый на минуту поднял глаза и вздохнул. — Вы простите, что я так… Да вы, верно, привыкли… В общем: характер повреждений говорит о том, что имело место грубое, жестокое изнасилование. Однако никаких следов семенной жидкости не обнаружено. Не обнаружено также каких‑либо следов латекса или любых других материалов, применяемых для подобной защиты. Эксперты были склонны предположить, что повреждения нанесены твердым изделием фаллической формы из не оставляющего следов материала. Однако характер повреждений указывает на природное изнасилование. Лёшка тут…

— Я предполагаю, — горячо подхватил Лёшка и покраснел, — ну… Или мужчину с… ну, протезом сами понимаете где, или даже женщину, — страшным шепотом закончил он. — Только очень сильную — камень тяжеленный, да и удары хлыста нанесены с чудовищной силой. Вот.

Гермиона промолчала.

— Я сначала вообще слушать не хотел, Ева Бенедиктовна, — смущенно сказал старый участковый. — А там подумал… А ну мало ли… Дело‑то загадочное… Но я только вам Лёшино предположение передаю. Вам и Герману Федоровичу. Скоро он возвратится, кстати?

— Скоро. А где же наши следователи? — спросила Гермиона.

— Ругаются с журналисткой. Она с курьером в город свою первую статейку передала, им прочесть не дозволила… Там такой крик стоит — Бурлаков грозится девчонку в участке запереть. Вообще бесится — страсть.

— А это потому, что ничего они не находят! — надменно заметил Лёшка. — Приехали такие важные помогать местным бездарям — и вот вам. Люди мрут — а толку ноль. Выходит, и они не лучше нашего. А когда им вас с Германом Федоровичем в надзор поставили — вообще стыд. А вы, Ева Бенедиктовна, зря их щадите — пусть бы они вам докладывались, как полагается, отчитывались.

— Алексей! — совершенно рассердился участковый. — Ева Бенедиктовна сама знает с кем и как себя вести! Что ты лезешь к человеку! Вообще, нам пора. Нужно еще проследить, что там с этой Пригаровой — не хочу я ее держать под стражей. Она‑то ничего пока не нарушила — зачем оно мне надо?..

* * *

Генри вернулся среди ночи, усталый и сердитый — брат Гавриил жутко ругался, запрещал колдовать на территории обители, отказывался лгать братьям, кричал благим матом и успокоился только после угрозы бросить его разбираться со всеми его привидениями самостоятельно. Потом на Генри набросилась журналистка, затем он до двух часов ночи толковал с петрозаводскими следователями, благородно оградив от этого свою супругу. В общем, денек выдался на редкость тяжелым. И следующий обещал быть не лучше — а ведь ночью проводить сложнейший черномагический ритуал.

Утром Генри пришлось встать очень рано и опять отправиться в участок. Гермиона тоже проснулась и уснуть потом не смогла — она чувствовала недомогание, болела голова и очень хотелось послать к праотцам все расследования и уехать в старый туманный Лондон.

Но потом будущая мать приняла одно очень хорошее зелье, припасенное именно на такие случаи еще в Маньчжурии, ей стало намного лучше, и даже появился задор.

Сегодня они должны увидеть графа Сержа! Гермиона склонялась к тому, что граф существует. Хотя ярое нежелание брата Гавриила пускать их колдовать над останками немного смущало. В любом случае всё решится сегодня.

Миссис Саузвильт как раз сидела за столом и практиковалась рисовать кисточкой узор, который нужно будет вывести зельем над погребенным прахом — для этого пришлось перевести три флакончика чернил и превратить в кисть большой столовый нож старушки Петушиной, — когда к ней забежал запыхавшейся Гришка.

— Ева Бенедиктовна!.. Ой, а что это вы делаете?

— Картину рисую, — Гермиона быстро накинула на груду листов с магическим символом разной степени удачности вафельное полотенце. — Хобби у меня такое. Просто наброски. Что там стряслось?

— К вам журналистка. Мамка сказала, что вы ребеночком маетесь — а она настаивает, что поговорить срочно нужно. Мамка велела вас спрошать.

— Зови уж, — вздохнула Гермиона. — Эванеско! — добавила она, вынув палочку, когда мальчишка убежал. Чернильно–бумажный бедлам на столе исчез. — Чего еще ей нужно?..

Алиса Пригарова постучала минут через пять.

— Пожалуйста! Что‑то вы сегодня очень уж вежливая, — громко сказала молодая ведьма.

Не в меру активная журналистка вошла, осторожно прикрыв за собой дверь. Вид у нее был несколько потрепанный и осунувшийся, волосы расчесаны, но без старания, джинсы внизу заляпаны грязью. Поверх футболки, не смотря на жару, надет измятый и совершенно не сочетающийся со всем остальным нарядом багровый пиджак. Губы не накрашены, на глазах — темные очки. Гермиона даже углядела обломанный ноготь на правом указательном пальце — коготки журналистка носила длинные, квадратные и яркие — дефект бросался в глаза.