Галерея женщин - Теодор Драйзер

не осталась незамеченной, и через день-другой, поскольку его рукопись тоже ждала перепечатки, Уинни заявил, что отдаст свою работу в то же машинописное бюро. К моему удивлению, он пропал на несколько дней. Появившись, он сказал, что общался с другом, которого давно не видел. Я не стал ни о чем допытываться, хотя в его словах усомнился. Тогда, видя, что расспросов не будет, он принялся разглагольствовать о мисс Мерте. Я оказался прав. Давно он не встречал человека, столь умного, великодушного, с которым так уютно, человека с прекрасными деловыми навыками. А долго ли я с ней разговаривал? Нет, не долго. А он – долго и выяснил, что здравого смысла ей не занимать, она разбирается в литературе и искусстве. В первую же встречу, как он признался, он много о ней узнал. Будто они знакомы много-много лет. Он даже получил приглашение к ней на ужин – Рона, как он ее назвал, живет в добротном доме в Джерси-Сити, объяснил он мне, с матушкой, незамужней тетей, своей помощницей в бюро и пожилой ирландской поварихой, заодно выполнявшей всю работу по хозяйству. Я выслушал его с интересом, но, зная, как складываются его отношения с девушками, сильно не удивился.

И это были только цветочки. Потому что он исчез на несколько дней еще раз – кстати, затормозив статью, которую мы вместе писали для заработка. Вернувшись, Уинни доложил мне: да, он снова был с Роной, точнее, с ее семьей, но все это чисто платонически, в чем я могу не сомневаться и во что просто обязан поверить. Ибо это тот редкий случай, когда между людьми возникают платонические отношения, когда люди понимают, что нужны друг другу, с первой секунды общения. Между ними возникла глубокая симпатия, он откровенно рассказал ей о своем материальном, общественном и семейном положении, и Рона предложила: коль скоро нынче у него нет средств, он вполне может занять свободную комнату в ее доме. Их там несколько. Я же не вижу в этом ничего плохого, правда? Искусство – это всегда искусство. А художника, поскольку он делает мир прекраснее, нужно поощрять. С этим я был вполне согласен. Что ж, пусть переезжает! Это судьба! Не такой жалостливый и чувствительный, как я, он вполне может себе позволить подобные отношения, не доводя дело до крайностей.

Хорошо, пусть будет так. Меня в этой истории волновало одно: он успел рассказать ей и обо мне, в подробностях описал ей мою интимную жизнь, какие-то порой необъяснимые симпатии, привязанности, просто отношения. И она (по его словам) все прекрасно поняла. К тому же он поведал ей все про нас: какая между нами гармония, как мы понимаем друг друга, как мы с первого взгляда – так бывает в отношениях между мужчиной и женщиной – сразу приняли друг друга со всеми нашими недостатками, будто пифагорейцы Дамон и Финтий (можете найти другое сравнение), слились воедино как в духовной, так и в публичной жизни.

Но это я забегаю вперед. Между тем в Джерси-Сити есть старый дом из бурого песчаника. Он стоит и поныне. С того времени, о котором я веду рассказ, прошли годы, и как-то летним вечером я проезжал мимо. На старом коричневом крылечке сидели незнакомые люди. А когда-то давно таким же летним вечером здесь вели мечтательные разговоры Уинни, Рона, ее мама и тетя, а также я с женой. Сохранились задуманные прежним архитектором коричневые ставни, те же открытые вечерней прохладе окна. С других крылечек доносятся голоса соседей. И вполне возможно, новая Рона с восхищением и даже раболепием смотрит на нового Уинни. Наверное, новые люди иначе мыслят и мечтают о чем-то своем, но взаимодействуют точно так же, полные надежд либо охваченные печалью. О великий Боже, что есть человек, заслуживает ли он Твоего внимания?

Простите, я снова опережаю события.

Я ведь рассказывал об их встрече! Как она все изменила для меня и Уинни с первого же дня! Потому что это новое знакомство, так его увлекшее, нанесло удар по драгоценной близости наших с Уинни душ. В дружбе, как и в любви, такое случается. «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим»[40]. И вот, пожалуйста, появился другой бог, вернее, богиня. И у этой богини или, по крайней мере, у ее матери были деньги, каких не было ни у кого из прежних знакомых Уинни. Я видел только машинописное бюро Роны в солидном здании с кучей сотрудниц и мог предположить, что доход ее неплох, но теперь Уинни рассказывал мне о доме в Джерси-Сити, а заодно и о других домах и землях, принадлежавших матери и тетушке Роны где-то еще в штате Нью-Джерси, и все это после смерти упомянутых родственников достанется Роне! И хотя, как мне известно, Рона вовсе не желает смерти своим любимым и любящим родственникам, не ждет ее с нетерпением, тем не менее она обо всем этом поведала Уинни, а тот, при всей своей склонности к философии и романтике, понимал: в жизни есть дома и земли, и все это может достаться ему без особых хлопот, никак не повлияв на его планы и помыслы в литературе. Его нельзя обвинить в корысти, потому что он всегда создавал и отдавал – добрым нравом, мыслями и просто помощью – не меньше, чем получал, но эта возможность не оставила его равнодушным. А Рона была явно рада и надеялась, что материальные блага вкупе, как я вскоре понял, с подлинным обожанием помогут ей удержать Уинни при себе. Во всяком случае, ее следующие шаги, кажется, утвердили меня в этом мнении.

Но минутку! Не надо отчаиваться! Я продолжаю свой рассказ.

Уинни тут же принялся заверять меня, как мне показалось, не без некоторого томления и тревоги, что это новое знакомство никак не скажется на наших с ним счастливых отношениях, а уж тем более их не разрушит. Нет! Ни в коем случае! Ни в коем разе! Потому что Рона уже все поняла. Никаких сомнений! Он ей четко дал понять, какую важную роль мы играем в жизни друг друга! К тому же у нее хватит ума и такта – я сам это увижу – не вклиниваться в многообещающий союз двух литераторов, у нее и в мыслях такого не