Вся синева неба - Мелисса да Коста

— Не перенапрягайся, папа. Если тебе трудно с Томом, я могу перейти на полставки.

Он обещает щадить себя. Однако, вернувшись с работы, Жоанна всегда застает Жозефа посреди гостиной в окружении деревянных кубиков, которые он сам вырезал для маленького Тома, или десятков бумажных птиц, которых сложил, пытаясь его развлечь. Он запускает их через комнату, надеясь вызвать интерес маленького Тома. Но это не работает. Том так и сидит невозмутимый. Зато он, кажется, с удовольствием слушает сказки, которые Жозеф читает ему целыми днями.

Однажды вечером новая ссора разражается между Леоном и Жоанной в темноте их спальни.

— Мы должны показать его врачу.

Усталый вздох Жоанны ясно дает понять, что речь об этом заходит не впервые.

— Оставь его в покое. Он развивается в своем ритме.

— Он не издает ни звука. Другие дети в его возрасте хотя бы лепечут.

— Перестал бы ты слушать свою мать.

— Это говорит не только моя мать.

— Вот как?

Жоанна напряжена, ее ладони лежат плашмя на одеяле.

— Я поговорил с коллегами-учителями. Они тоже находят удивительным, что он не издает никакого лепета.

Ответа нет. Жоанна хмуро замкнулась в упрямом молчании.

— Он не смотрит на меня, Жоанна. Этот ребенок никогда на меня не смотрит. По-твоему, это нормально?

Леон не хотел говорить так раздраженно.

— Он… Он смотрит на все.

— Он смотрит на все, но не на нас!

Жоанна отказывается слушать Леона. А между тем она знает, что он прав: у Тома странный взгляд, затуманенный, какой-то отсутствующий. Ей тоже не удается поймать его взгляд, во всяком случае надолго. Но это не имеет никакого значения. Том — ее малыш. Может быть, он отличается от других детей его возраста, но это не причина таскать его по врачам.

— Жо, — настаивает Леон. — Ты никогда об этом не думала?

Она вздрагивает в простынях рядом с ним.

— Думала о чем?

— А что, если он другой? Что, если он… неполноценный?

Леон говорит это с ужасом. Жоанне же не страшно. Жоанна спокойна и упряма.

— Он другой. Но я никогда не считала, что быть другим — неполноценность.

— Ты же знаешь, что я хочу сказать.

Жоанна тяжело вздыхает.

— Я должна была догадаться.

Леон садится в постели.

— О чем ты должна была догадаться?

— Что моему сыну никогда не дорасти до Андре.

Он яростно протестует:

— Это подло, Жоанна!

Она больше ничего не отвечает. Леон ощупью ищет ее руку в темноте, а когда находит, она не высвобождается.

— Жо…

В ответ — молчание.

— Я хочу ему только добра. Ты же знаешь.

И тихий, сдавленный голосок Жоанны наконец звучит:

— Тогда дай ему жить. Дай ему развиваться в своем ритме. Дай ему стать мальчиком, которым он хочет быть.

Леон сдается, кивая в темноте.

— Хорошо.

Жозеф этим летом лежит в постели по предписанию врача и под строгим присмотром Жоанны, а маленький Том научился ходить. Жоанна была права, он развивается в своем ритме. Он скачет среди рассады помидоров и дынь, падает на кучи земли и смотрит на небо, а может быть, на летающих птиц, никто не знает, куда устремлены его загадочные ореховые глаза. Он срывает цветы, и Жозеф ласково ворчит.

— Постреленок! — кричит он, вставая из качалки на веранде.

Прибегает, улыбаясь, Жоанна, берет Тома за ручку и уводит, объясняя на ходу:

— Жозефу очень дороги эти цветы, малыш Том. Мы же не хотим его огорчать, правда?

Она одна может это делать. У Тома развился странный рефлекс, если кто-то подходит слишком близко или пытается его тронуть: он делает резкое движение ручонкой, отталкивая чужие руки. Словно наносит удар в пустоту. И грозно хмурит бровки. Он не любит, когда его трогают. Жозеф привык. Он больше не пытается к нему приближаться. Разговаривает с ним на расстоянии метра, стоя на коленях, чтобы быть одного роста. А вот Леон очень страдает от этого. Жоанна это знает.

— Этот малыш меня не любит.

Жоанна протестует.

— Он не дает мне его трогать. Это ведь ненормально, правда?

— Ему нужно пространство свободы.

— И с глазами у него все то же самое.

— Что?

— Ускользающий взгляд.

Жоанна уверяет его, что Том его очень любит. На свой лад.

— Это необычный мальчик, со своим характером.

Она как может увиливает от ужинов у Андре. Там все хуже и хуже. Раньше они критиковали, теперь еще и каркают.

— Это ненормально, что он не реагирует, когда его зовут по имени!

Она почти счастлива, что малыш Том остается глух к пронзительным призывам мадам Андре. Это ее реванш.

В этот июльский день Жозеф сидит на веранде, в тени и прохладе, в кресле-качалке рядом с кроваткой Тома. Жоанна в огороде, следует за своим малышом, который весело скачет по грядкам. Он не обращает никакого внимания ни на красивый мяч, подаренный Жозефом, ни на новенькую тачку, купленную Леоном. Его интересует только зеленое пластмассовое ведерко, которое он таскает с собой повсюду и время от времени наполняет землей. Леон тоже в огороде. Он следит за Томом и Жоанной, приставив руку козырьком к глазам. Жоанна знает, что он думает о своей мастерской поэзии, которую хочет организовать с началом занятий в сентябре. Он очень много сил отдает своим ученикам.

Всех четверых отвлекают скрип школьной калитки и шаги по булыжнику. Жоанна оставила давеча калитку открытой, чтобы Леону было легче разгрузить машину. Он купил большой зонтик и новый садовый стол. Сердце Жоанны сжимается, когда она видит Андре в летних нарядах на подходе к огороду. На месье Андре жуткая рубашка в цветочек, а на мадам широкополая розовая шляпа.

— Добрый день, — говорит месье Андре.

— Мы проходили мимо, — добавляет его жена.

Жоанна отлично