Неукротимый огонь - Сьюзен Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она ходит на лыжах?
– Думаю, нет.
– Так на что бы она тут годилась? Нет, не отвечай. Она пригодилась бы тебе для того, для чего в другом месте пригодилась бы я. – Галина подняла голову и взглянула Максу в глаза. – Так ведь?
– Да, раз ты так говоришь, – отозвался он.
Галина сделала глоток из чашки, потом сунула руку в карман в поисках носового платка.
– Я подумала, – произнесла она, – не легче ли тебе было бы, если бы я сорвалась сейчас с обрыва, и ты бы меня больше не увидел?
Макс проворчал:
– Мне было бы легче, если бы ты прекратила паясничать и объяснила, какая кошка пробежала между тобой и Мариной.
Галина слегка поджала губы. Макс почувствовал, как она напряглась. Сейчас он получит ответ на давно мучивший его вопрос.
– Марина больше не хочет, чтобы я была с ней, потому что знает, что ты больше не хочешь видеть меня рядом. Ты сам прекрасно все понимаешь.
Максу стало не по себе. Отчего?.. Ему не хотелось думать об этом.
– А ты никогда по-настоящему и не хотел меня, – продолжала Галина. – Ты заботился обо мне потому, что жалел, а женился только оттого, что не знал, что со мной делать. Ты выполнял все мои капризы – боялся огорчить детей после того, что они испытали после смерти Каролин. Я права? Разумеется, да. Видишь, Макс, я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. Вот и сейчас ты сидишь и раздумываешь, как бы помягче сообщить мне, что все у нас кончено, хотя оба мы знаем: ты никогда на это не пойдешь. Ты не порвешь со мной, Макс, потому что боишься. Я ведь могу рассказать, что произошло в ту ночь, когда умерла Каролин. Нет, я рта не раскрою, все расскажет Морис, а ты лучше умрешь, чем… Куда ты? – вскинулась Галина, когда Макс принялся надевать лыжи.
– Не желаю сидеть тут и все это слушать, – отрезал он. Она язвительно проговорила:
– Опять сбегаешь, Макс? Только этим и занимаешься все время, что мы здесь.
В темных глазах Макса полыхнула ярость.
– Я очень давно предупреждал тебя, – произнес он тихо, чтобы Алекс не услышал, – что произойдет, если ты вдруг попытаешься меня шантажировать. Поверь мне, если не будет другого выхода, я обращусь к прессе.
Галина пожала плечами, демонстрируя равнодушие к его вспышке.
– И что же ты расскажешь, Макс? – поинтересовалась она. – Правду?
Смерив ее гневным и в то же время брезгливым взглядом, Макс оттолкнулся палками и помчался вниз, чтобы оказаться как можно дальше, пока окончательно не потерял контроль над собой.
Галина поднесла руку ко рту и начала грызть ноготь большого пальца, потом проговорила, будто он все еще был здесь:
– Макс, проблема в том, что ты не знаешь правды.
Вечером, когда Галина принимала ванну, Макс подоткнул одеяло на постели сына, тихо прошел в комнату Марины и сел на краешек ее кровати. Он уже успокоился. Весь день он носился по горам на лыжах, и мало-помалу ярость улетучилась. Сейчас Макс был только заботливым отцом.
Черные волосы и загоревшее на альпийском солнце личико поблескивали при свете ночника, и, глядя на спящую девочку, трудно было вообразить, какой тяжкий груз лежал у нее на душе. Сердце Макса болезненно сжалось. Любящий отец, он страстно желал и не мог помочь дочери.
Марина открыла глаза и прошептала:
– Папа, я не сплю. Он улыбнулся:
– Значит, ты меня провела. – Он нежно погладил ее по щеке, взъерошил волосы. – Хочешь, принесу тебе чего-нибудь? Может, горячего молока?
Марина покачала головой:
– Мне ничего не надо.
– Давай поговорим?
Пожав плечами, девочка отвернулась.
– Как хочешь.
– А о чем бы ты хотела поговорить? – мягко спросил Макс. Марина опять пожала плечами:
– Мне все равно.
Макс кивнул, глубоко вдохнул, набираясь смелости, и начал:
– Расскажи мне, из-за чего ты несчастна.
Марина по-прежнему смотрела на шкаф с игрушками. Макс тоже глянул в ту сторону, потом посмотрел дочери в глаза.
– В чем дело, малышка? – Он обнял девочку, и две большие слезы скатились по ее щекам. – Расскажи мне, родная. Что тебя тревожит?
– Не могу, – всхлипнула Марина. – Я не могу никому рассказать.
– Можешь, – шепотом возразил ей отец. – Я твой папа, а папам маленькие девочки могут рассказывать все.
Макс обнимал ее, а Марина прижималась к нему, словно боясь, что отец ее выпустит.
– Марина. – Слова давались ему с трудом. – Ты должна сказать мне, что тебя мучает. Пока ты молчишь, я не могу тебе помочь.
Она заплакала, уткнувшись отцу в затылок, и вцепившись пальцами в его свитер.
– Ничего, ничего, – приговаривал он, гладя ее, – я с тобой, так что ничего плохого не случится.
– Папа, я не хочу, чтобы приезжала Рианон, – выговорила Марина, и ее слова как ножом резанули по сердцу Макса.
– Она не приедет, моя хорошая, – попробовал он успокоить дочь. – А почему ты не хочешь, чтобы она приехала? Она тебе не нравится?
Марина не сразу сумела ответить.
– Она хорошая. Она мне нравится. Но пусть не приезжает.
– Почему, малышка? Чего ты боишься?
В ожидании ответа он прижал девочку к себе так, что, казалось, она готова была просочиться в его тело сквозь поры кожи.
– Объясни-ка мне, что у вас произошло с Галиной, – попросил он, решив зайти с другой стороны. – Тебя из-за этого что-то беспокоит?
Марина не ответила, но пробежавшая по ее тельцу судорога сама по себе была ответом.
– Но ведь Галина любит тебя, моя маленькая, – попытался возразить Макс. – И мне казалось, ты ее тоже любишь.
– Нет! – Марина отчаянно затрясла головой. Вдруг ее прорвало: – Мне нужна мама! – заговорила она, шумно дыша. – Я хочу, чтобы мама вернулась. Пожалуйста, папа, верни нам маму!
– Ах, Марина, Марина, – шептал Макс, едва сдерживая слезы. – Мамочка на небесах. Она уже не сможет вернуться.
– Папа, но я хочу, чтобы она была с нами.
– Я понимаю.
– Не хочу, чтобы моей мамой стала Галина. Пусть она уходит.
– Марина, я всегда думал, что ты ее любишь…
– Нет, папа, я ее боюсь. Она меня пугает. Пускай она уйдет и оставит нас в покое.
Сердце Макса разрывалось от боли, и не только за дочь, но и за жену. Как бы ни складывались его отношения с Галиной, она не перенесет известия о том, как теперь относится к ней Марина.
Внезапно до Макса дошел смысл последних фраз дочери. Он отстранил девочку от себя, заглянул ей в глаза и спросил:
– Что значит – она пугает тебя?
Марина говорила долго, временами захлебываясь в рыданиях. Ей было страшно, она умоляла отца не сердиться на нее, а у того не укладывался в голове весь ужас услышанного. Когда Макс наконец осмыслил то, что поведала ему дочь, то мог только возблагодарить Бога за то, что к концу своей исповеди Марина устала настолько, что почти сразу погрузилась в глубокий сон и тем самым избавила его от искушения ответить немедленно. Он осторожно уложил головку дочери на подушку и долго, очень долго сидел в изголовье и смотрел на нее. Любовь, боль, ужас – раньше он не мог бы себе представить, что всего этого так много в его душе. Он мучился сознанием своей вины и понимал, что эту рану не залечит никакое время. Много раз Каролин пыталась предупредить его, а он, глупец, ни разу не прислушался.