Вавилонская башня - Антония Сьюзен Байетт

жители которого ютятся в ледяных халупах вокруг небольшого гейзера на берегу небольшого озера посреди бескрайней мерзлоты. В самых глубинах озера, где вода теплее, водятся кораллово-красные рачки и синие со стальным отливом рыбешки. Их едят умеренно, по большей части в особые дни. Местные жители все кругленькие, с очаровательными складочками жира вокруг запястий, локтей и колен. У них розовато-красные лица с круглыми щеками-яблочками, которые выглядывают из капюшонов из шкуры медведя, лисицы или куницы. С виду они жизнерадостные, но только с виду. Компания странников и беглецов пополнилась: меж них появился старый-престарый и весь выпачканный в грязи Дрозд, который говорит только по собственному желанию, то бишь весьма редко; Ворон, чью речь понимает только Артегалл и которому он до конца не доверяет; странного вида собака, серая и временами невидимая, которая окажется, считает Саския, настоящим Волком; и, наконец, удивительное существо, найденное Марком в пещере на болоте: иногда оно выглядит как миниатюрный, похожий на жабу дракончик, а иногда просто как камень, на ребрах которого – под «бровями» – блестит кварц. Оно размером с доброго кота и в своей каменной ипостаси весьма увесисто. Марк, которому приходится его таскать, не раз пытался избавиться от лишнего груза, но Дрозд убежден в том, что оно им обязательно пригодится. К тому же камень обладает полезными свойствами: например, с его помощью можно разжечь костер даже из отсырелых дров. Не так давно появился среди них некто Ясенций, который так же легко переходит в человекоподобную форму и обратно, как Камнедрак – из камня в ящера. Фраксиний в полтора раза выше всех мужчин, при этом долговяз и тощ. Все в нем будто бы раскрашено в бледно-желтые, желтые и коричневатые оттенки: зубы цвета жженого сахара, губы цвета слоновой кости, густые соломенные брови, ячменного цвета глаза с поволокой, спутанные, грязного цвета волосы до плеч – «будто холм, с которого только сошел зимний снег». Он похож то ли на метлу, то ли на швабру, то ли на вешалку и передвигается (когда его видят) медленно и со скрипом, но, когда никто не смотрит или смотрит лишь краем глаза, он будто бы парит в воздухе, как измятая соломинка на ветру. Ни Ясенцию, ни Камнедраку Последнее Селение не подходит. Ясенций коротает часы в углу, похожий на сломанную лестницу, все бледнея и ссыхаясь в дыму негаснущего очага. Камнедрак лежит камнем. Дрозд прячет голову под крылом. Ворон сообщает, что жители Последнего Селения готовят большой праздничный костер на склоне горы близ черного ледяного откоса.

Климент и Тано теперь тоже слушают историю. Саския сначала возражала, но потом сменила гнев на милость – ведь речь, в конце концов, не о заветном чтении перед сном, а о промежуточном перечитывании и почти всегда драматических поворотах сюжета, которые оставляются на воскресный полдень. Агата считает, что «воскресные повороты» очень увлекательны, все равно что придумывать эпизоды к романам вроде «Идиота» или «Домби и сына». Обычно история никак не связана с повседневной жизнью рассказчика и слушателей, но в этот раз праздничный костер сооружают попутно с костром посреди Хэмлин-сквер.

Агата сидит на диване, на ней бархатная блузка, похожая на сюрко средневекового пажа, и серебристые трикотажные брюки. Темные волосы распущены и обрамляют лицо. Саския свернулась калачиком напротив. Климент и Тано уселись рядком у камина. Фредерика и Лео в кресле.

Марк и Артегалл вызвались помочь селянам собрать дров для костра, но те угрюмо отказались: костер должен быть делом исключительно их рук. Дрова приходилось возить издалека – для костра годилась только сухая, мертвая древесина, привозили ее на санях из шестов, грубо связанных кожаными ремнями. На Грюнерской пустоши деревья почти не росли, все больше чахлый приземистый терновник, цепляющийся за жизнь, стелящийся по ветру, который вечно гулял в его колючих ветвях, унизанных льдинками-алмазами.

Доль Дрозди свела знакомство со старой селянкой по имени Трогга, которая обыкновенно, пыхтя и кутаясь в меха, лежала на шкурах возле огня и жарила козий сыр или дремала. Селяне с Троггой и словом не перемолвятся: принесут кувшин воды, а иногда жареную ножку кролика или крысиную лапку, а там словно ее и на свете нет. Может, по этой причине она была не прочь поболтать с Доль Дрозди, и та услышала от нее кое-что новое о праздничном костре.

– Зажигают его в самую долгую ночь, за час до полуночи, – рассказывала старуха. – Выдастся удачный год – на заре стряпаем коренья, печем лепешки, жарим на угольях куропаток. Если огонь горит ярко, значит весна придет. Ты, поди, смекнула: не каждый год к нам приходит весна. Иные из молодых уж и не упомнят, когда она была. Но в удачный год она приходит, и солнышко золотится и пригревает весь день, а то и несколько дней, а то и недель, и тает лед, и бегут ручейки, полные съедобной ряски, а из земли вырастают разные травы, цветы, кустарники, и небо уже не свинцовое, как сейчас, а голубое, как яйца дрозда.

– Нелегко будет в этом году развести костер, – сказала Доль Дрозди. – На дворе студено, мокрый снег с ледяным дождем, а как стемнеет, все замерзает.

– Дрова укрывают шкурами, – ответила Трогга, – но от сырости они не спасают, да и промозглый ветер костру помеха.

На лестнице шаги. В дверь просовывается светловолосая голова, на лице едва заметная улыбка. Джон Оттокар.

– Я стучал, но никто не отозвался.

– Мы тут книжку слушаем, – почти укоризненно сообщает Лео.

Джон Оттокар снимает пальто. Под ним – его яркий, разноцветный свитер. Он вступает в круг:

– Можно мне тоже послушать? Не обращайте на меня внимания. Я просто посижу. Хорошо?

Держится вежливо, на Фредерику поглядывает осторожно, садится на ковер за креслом. Она запускает руку в его густые светлые волосы. Агата раздражается. Краснеет. Ну, не знаю, произносит она. Но Лео и Саския просят: «Давай дальше». Агата пожимает плечами и продолжает. Трогга учит юношей прыгать через костер. Чем выше прыгнешь, тем светлее будет год. Погода портится.

Никогда еще путники не видели ничего подобного: ледяной дождь вперемешку с градом, мерзлая морось, от которых днем – а дни стояли короткие – стены снежных хижин напоминали поверхность подтаявшего ледника, а ночью одевались ледяной броней: притронешься ненароком – пальцы обожжешь. Селяне уже поглядывали на пришельцев косо, пошли разговоры, что это они принесли несчастье, что, пока они тут, костру не бывать. Трогга рассказала Доль Дрозди, что они уже втайне сговариваются прогнать пришлецов обратно на Грюнерскую пустошь. Или хуже, добавила Трогга, но что значит «хуже», не объяснила.

Джон Оттокар устало вздыхает и прислоняется головой к подлокотнику Фредерикина кресла. История идет своим чередом: жители