Блудное художество - Далия Трускиновская

Каин - это было нечто иное.

Архаров по сей день не мог простить ему той тревоги, свидетелем коей стал Шварц. Он ненавидел свой внутренний трепет - такой, по его мнению, должен был бы чувствовать самозванец при явлении подлинного хозяина.

И Архаров не был на Москве самозванцем, и Каин давно уже не был хозяином, а это первое впечатление, первое ощущение оказалось цепким и живучим. Следовало как-то от него избавляться - пока не заметили и не поделились друг с дружкой своим удивлением архаровцы.

Каина выследили не вовремя - обер-полицмейстер, хотя и показывал подчиненным хмурое спокойствие и готовность к действию, еще не остыл после беготни по берегу и погони за каретой.

Но откладывать это дело он не мог - мало ли, что придет в голову старому мошеннику? Сейчас он сидит в доме, а через полчаса явится к нему тот четвертый, которого дожидались «черт» с Елизарьевым в троице-Лыкове; непременно тот четвертый видел из кустов беготню архаровцев и слышал выстрелы; Каин же - отнюдь не дурак…

Архаровцы поднялись из-за стола. Первым, понятное дело, вскочил Федька.

– Пошли, товарищи, - сказал Ушаков. Это было правильно - по возрасту он самый старший из всех, так что даже к Архарову могли относиться эти слова.

– Телегу оставим здесь, - решил Архаров. - Нечего возить по Москве покойников всем на погляденье.

Спорить с ним не стали - тем более, что, прибыв в полицейскую контору, он сразу же отправил за мертвым телом, тяжело раненым незнакомцем и Семеном Елизарьевым экипаж с решетками на окнах под кожаными занавесками.

Тимофей уже был готов присоединиться к экспедиции, рядом с ним стояли оба Ивановых - Захар и Клашка.

– Он за Яузой, совсем рядом угнездился, на Николоямской, за Степановским храмом, - деловито доложил Тимофей. - Место удачное, там ямской двор поблизости, непременно он с ямщиками в сговоре. Так что, ваша милость, надо поторопиться. Домишко мы оцепили.

– Прелестно, - сказал Архаров.

– Ваша милость, прикажете брать? - спросил Тимофей.

– Да, Тимоша… - Архаров задумался. - Всем добираться пешком, поодиночке. Мы с поручиком Тучковым приедем чуть погодя. Пусть нас на набережной встретят. Ступай…

Затем он направился к себе в кабинет. Левушка шел следом, несколько встревоженный.

– Значит, твой приятель полагает, что всю московскую полицию надобно разогнать и новую завести, устроив ее более разумно? - спросил вдруг Архаров. - Что он тебе о том толковал?

– Толковал, что мало порядка, а порядок образуется, когда…

– Порядка ему, стало быть, мало. Ничего, сегодня его и заведем, порядок-то… Прискакал, два дня в канцелярии просидел - все про Москву понял! Тетрадочку написал! Что - небось, государыне подаст? И для того просил, чтобы я его представил государыне, чтобы тут же к ней с тетрадочкой?

Левушка не был пуглив и сегодня это снова доказал. Но сейчас он смотрел на старшего товарища - и ему делалось страшновато.

– Да ты что, Николаша?

– А что ж его никто из родни представить не мог? То есть, он хотел показать государыне, что в полицейских делах разбирается. Какого черта ты его привез?

Тут уж Левушка просто не знал, что ответить.

Все трое были преображенцы - и Архаров, и Лопухин, и Тучков. Дико было бы, коли бы один из них отказал другому в гостепримстве. Да и московские нравы были таковы, что какую-нибудь внучатную племянницу соседа покойного деверя принимали, как родную, и она гащивала по месяцу и более.

– Мы что, тебе не ко двору пришлись? - спросил Левушка.

Тут только Архаров опомнился.

Он сам не мог понять, почему вдруг напустился на друга. И, чтобы прервать этот разговор, крикнул, чтобы к нему вызвали Шварца.

Несколько минут спустя доложили - немца нигде нет.

Однако и ключей от подвальных помещений он не отдал. Архаров задумался и прошелся взад-вперед по кабинету. Левушка озадаченно наблюдал за ним.

Он понятия не имел о стычке Архарова со Шварцем.

Архаров же одновременно ощущал свою правоту в этом деле и хотел, чтобы откуда-нибудь вдруг взялся Шварц и поделился с ним невозмутимостью, как это уже не раз бывало.

В дверь поскреблись.

– Кого черти несут? - спросил Архаров.

Вошел Ваня Носатый.

– Я, ваша милость, по горячему следу кое-чего разведал.

– Ну?

– Наш голубчик там учителем танцевальным служил.

Архаров даже не нашелся, чего ответить.

Это было уже просто восхищение ловкостью французского шпиона. У графа Разумовского одиннадцать человек детей, денег на учителей он не жалеет, там целую шпионскую роту можно к делу приставить. В Петровском бывают и знатнейшие господа, особливо теперь, когда государыня в Москве и двор вместе с ней приехал. Это ж какие знакомства можно завести, привлекая дам грациозностью исполнения менуэтных, контрдансных и прочих па!

– Поедешь сейчас с нами, - сказал Ване Архаров. - Завтра продиктуешь канцеляристу донесение.

И дважды хлопнул Ваню по плечу. Это было - вроде ордена Андрея Первозванного, только на полицейский лад.

– А вот любопытно, есть ли и наши люди во французской столице? - спросил Левушка. - Тоже, поди, при знатных особах состоят и всюду нос суют - как ты полагаешь?

– Полагаю, что нет, - отвечал Архаров. - Иначе бы разнюхали, какую нам пакость с этим сервизом готовят. Сервиз, Тучков, не с луны свалился - его у ювелиров выкупали, как-то в Россию переправляли, и негодник Сартин о нем все превосходно знал. Разве что при посланниках обычно есть люди, которые этим занимаются - и то, как я погляжу, проку от них мало… шифрованные сообщения разве что писать…

– По-дурацки это все устроено, - согласился Левушка. - Ну, едем, что ли? А то вон солнце скоро сядет, а я еще хочу с Лопухиным кое-куда съездить.

Архаров сдержался. Легкомысленный Левушка так и не понял, что теперь о Лопухине лучше не говорить.

Ваня побежал вниз, раздобыл лошадь, зарядил пистолеты и был готов сопровождать господина обер-полицмейстера хоть в пекло.

Они поехали втроем, негромко переговариваясь - Ваня рассказывал о своих похождениях в Петровском, Левушка делал примечания.

В начале Николоямской их встретил Никишка, довел до нужного места, где все трое спешились, а он принял поводья.

Стемнело. Добропорядочные горожане спали, спали и ямщики на своем дворе - и те, что выезжали в ночь, и те, кто спозаранку. Архаров отметил, что несколько фонарей не горят, и положил себе завтра же с этим разобраться.

Никишка свистнул, из темноты отозвались, вышел Евдоким Ершов.

– Сюда пожалуйте, ваша милость, - сказал он.

Домишко оказался жалкий, на задворках маленького и заброшенного Яузского дворца. Но Каин, добираясь из Сибири в Москву, и не в таких живал.

– Мы пса отравили, двух мазов изловили, связали, прикажете привести? - спросил Евдоким, и тут же бесшумно подошел Тимофей.

– Не надобно. Кто в доме?

– Каин и маруха его, еще гируха, что бряйку стряпает, - отвечал Тимофей.

– Никого при оружии нет?

– Не должно быть, ваша милость. Хотите, в окошко пальнем, чтоб отозвались?

– Не надобно. Тучков, жди здесь.

Архаров направился через двор к крыльцу.

Он и не глядя видел - кто где из архаровцев стоит, перекрывая все входы и выходы.

– Кыш отсюда, - сказал оказавшемуся рядом Клашке.

И преспокойно пошел к низкой двери.

Дверь была заперта. Архаров треснул в нее левым кулаком.

– Отворяй, Иван Иванович! - крикнул он. - Не то подожжем с четырех углов! Побежишь, как таракан!

– Отворяю! - некоторое время спустя отозвался женский голос.

Дверь распахнулась. Архаров увидел в темных сенях девку с худощавым и неприятным лицом.

Отодвинув нее, он вошел в горницу. Девка осталась стоять в дверях.

Каин сидел у края стола и даже не встал при виде обер-полицмейстера. Одна нога у него была обута, другая - боса.

Стол был накрыт диковинно - крынка со сметаной и торчащей ложкой, тарелка с надкусанным калачом, другая - с французскими драже, фаянсовая кружка, дорогая табакерка с мелкими бриллиантами и золотой кофейник.

– Что, старая хворь разгулялась? - спросил Архаров.

– Выследили меня твои кобели, - отвечал Каин. - Отгулял я свое. Опять в Сибирь отправишь?

Архаров ничего не ответил, а лишь глядел на босую ногу, лишенную двух крайних пальцев, с незаживающей раной у щиколотки. Матвей говорил как-то, что рану в таком месте залечить трудней всего.

– Ну, бери, вяжи, что ли! - выкрикнул Каин.

Архаров и тут промолчал. Босая нога вызывала острую жалость - жалость к старческому обветшавшему телу.

В лицо Каину даже глядеть не хотелось - ничего там хорошего нет.

– Коли так, пойду я, Иван Иванович, - сказала девка. - Сманил меня, дуру… Не стану с тобой пропадать.

Архаров кивнул.

Он уже почти принял такое решение, которое позволяло обойтись без сурового допроса девки-сожительницы и людей, давших Каину приют.

Каин словно не слышал слов своей подруги.

Она зашла за длинную занавеску и вышла с немалым узлом, который несла легко, да и взгляда не прятала, не склонялась перед скверными обстоятельствами. Остановившись у стола, она посмотрела на кофейник и табакерку, взяла табакерку и сунула в узел.