Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов - Анна Сергеевна Акимова

Вот как описывают это переконструирование на Западе (по материалам документального фильма «Двадцатые — женское десятилетие» на телевизионном канале ARTE, посвященном европейской культуре[1510]). Эпидемия испанского гриппа после Первой мировой войны привела к обесцениванию жизни: «либо я возьму от жизни все и прямо сейчас, либо никогда». В связи с этим возник новый тип женщины, на который огромное влияние оказывало кино: в фильмах искали образец для подражания. Женщин занимала не коллективная борьба за свои права, а следование образцу it-girl с его специфической гендерной ориентацией, заданному кинематографом, в частности фильмом «It» (1927), основой для которого послужила одноименная новелла писательницы Элинор Глин. Большую роль в создании нового образа женщины играла короткая стрижка — это был диктат моды, которого нельзя ослушаться[1511]. И — косметика. Роль последней была настолько велика, что афроамериканская предпринимательница Мадам Си Джей Уокер и ее дочь увеличили доходы от своей фирмы Madam C. J. Walker Manufacturing Company, выпускавшей косметику, с 17 млн долларов до 173 млн, как утверждают авторы фильма. На эти средства предпринимательницы стали поддерживать афроамериканских музыкантов и художников, что привело к расцвету афроамериканской культуры. При этом авторы документального фильма отмечают, что в период до Первой мировой войны косметикой в США пользовались только проститутки. Да и все поведение it-girl, чей образ воплотила на экране актриса Клара Боу, — женщины наглой, ведущей себя вызывающе и старающейся охмурить мужчину побогаче, — был близок к тому, что ранее считалось нормой поведения продажных женщин.

Сразу бросается в глаза, что косметика не входила в число тех аксессуаров, с помощью которых в Советском Союзе выстраивался образ «новой женщины». Более того — использование косметики активно и беспощадно высмеивалось. Зато совпадает с зарубежными тенденциями увеличившаяся важность такой формы искусства, как кинематограф: именно в кинофильмах создавались образцы для подражания (вспомним, как Ленин говорил, что кино «для нас» является важнейшим из всех искусств).

Если в странах Запада стали конструировать новые модели «прекрасного», которые не могли бы напрямую ассоциироваться со слабостью, т. е. уничтожались длинные волосы и на лицо приклеивалась (пририсовывалась) более агрессивная версия «красоты», то в СССР от того, что до революции 1917 года считалось неотъемлемой принадлежностью женского пола, решили отказаться полностью.

Для тех, кто находился в то время в Советской России, в гуще событий, было ясно и не подвергалось сомнению, что «повеял новый ветер», как я сама слышала от своих пожилых родственниц, рассказывавших мне об этом времени: они объясняли происходившие с ними перемены веянием духа новой эпохи.

У меня в руках находятся письма и воспоминания о той поре моих близких родственниц, содержанием которых хочу поделиться. Это сестры, 1921 и 1928 годов рождения. Они выросли в семье, где работали и мать и отец с утра до вечера, и воспитание лежало на плечах нянек — как выяснилось, нерадивых. Поэтому старшая девочка чувствовала себя, по ее выражению, «безмамным ребенком», и то, как эта «безмамность» отозвалась на ее школьных проблемах, оказалось для нее глубокой травмой, о чем она рассказывала в своих воспоминаниях: «Все это осталось шрамами на моем старом сердце…»

К двенадцати годам она превратилась в сорванца: «она была очень мальчиковой девочкой», по воспоминаниям ее близкой подруги. Самым главным ориентиром в это время для нее, как и для всех ее соучеников, стал фильм «Чапаев» (1934). Вот как писала об этом ее младшая сестра в рассказе «Чапаев»:

Там был один мальчишечка, которого надо было отлупить. Она вбежала во двор — как была, с палкой в руках — и огляделась.

Это был ленинградский двор-колодец. Сильно пахло влажной древесиной сложенных в углу дров; звенела яркая капель. Она подняла голову: вот он! Сидит наверху, смотрит на нее из окна и смеется! И она помчалась по этим пыльным ступенькам наверх, чтоб мальчишечку-то, который был уж точно «не нашим», своею палкою отлупить!

Это было в 1934 году, когда на экраны вышел легендарный фильм «Чапаев». Чапаев, Фурманов, Анка-пулеметчица, Петька — стали кумирами подростков. Она училась тогда в пятом классе. Весь класс называл себя «чапаевцами». Они играли в чапаевцев по-настоящему, как в театре. У каждого мальчишки и девчонки была своя роль, свое имя. В то время, когда распределялись роли, она болела, и ей досталась только второстепенная роль — Елани — того, кто приходит Чапаеву на помощь уже в конце фильма. Но и этой роли она была счастлива. Слова «Чапаев», «чапаевцы» были для нее святы.

Да, она была Еланью. С ног до головы она была помощницей Чапаеву, его самым верным другом. И мальчишечка только с виду казался мальчишечкой, а на самом деле он был Врагом![1512]

Интересно, что девочка сама ощущала себя частью «братвы» (обратим внимание на это обозначение мужского сообщества с грубоватым — народным? пролетарским? — стилистическим оттенком). В стихотворении «На смерть Кирова» в начале декабря 1934 года она написала: «Эй, пионеры, шаг смелее, / Вперед, братва, за Кировым пойдем». В это время ей еще не исполнилось и тринадцати лет. Когда в марте следующего, 1935 года ее отца по чьему-то доносу арестовали и по ее квартире ходили офицеры в форме НКВД, делая обыск, эта девочка спокойно отправилась на военную игру, которую в то утро проводили в ее школе. Когда я спрашивала: «Как же ты могла бросить родителей в такой ситуации?» — она ответила как само собой разумеющееся: «У меня свои дела». Общественное надо было ставить выше личного, как это полагалось пионерам: в 1950-е годы объясняли, что пионерский салют именно это и означает.

В то же время она мечтала стать моряком, зная, что девочек на службу на кораблях не пускают. Эта ее мечта зародилась еще в 1932 году, когда ее отец уезжал в экспедиции на дальний Север, но окончательно укрепилась после того, как на экраны вышел фильм «Семеро смелых» (1936). Хочу привести отрывок из письма девочки об этой мечте, написанного самой близкой подруге 8 ноября 1936 года:

Если ты по прежнему любишь море и по прежнему тверда в своем намерении стать моряком, то ты меня поймешь. Да, только ты, и больше никто! Понимаешь, я была на корабле! На настоящем корабле, который несколько раз делал кругосветные плаванья. Было это так. ‹…› (Она подробно описывает осмотр корабля «Комсомолец». — Н. М.). Из нашего района было еще двое. И нам троим дали моряка, и мы осмотрели корабль. Знаешь, иногда говорят, что моряки грубые, пьяные скверные люди. Это все враки. Они самые дисциплинированные и