Ковчег (СИ) - "Корсар_2"

— А тебе? — глухо спросил у солнечного сплетения, боясь поднять глаза.

— Ну-у… — протянул Вен, отложил баночку, улегся, устраивая меня рядом. — Первые ощущения, надо признать, были аховые.

— Прости, — я по-прежнему опасался от него отлипнуть. Ведь пока держит — это же хорошо. Это означает, что прямо сейчас не прогонит, правда? — Не понимаю, что со мной случилось. Я…

— Знаешь, я иногда сомневаюсь, что всего неделю назад ты был девственником, — Вен закинул одну руку за голову, другой продолжая обнимать меня. — За семь лет мне еще не доводилось поучаствовать в таком половом акте.

— Сердишься? — я приподнялся и все-таки поглядел на него.

— Нет, — ответил он, встречая мой взгляд. — Судя по всему, тебе это было нужно. И потом… мне даже понравилось.

Я облегчено выдохнул и спрятался у него подмышкой.

Все-таки это какое-то невозможное, незаслуженное мной счастье — найти Вена.

73

Я лежал рядом с Нором, щурился на лампочку на потолке, которую мы и не подумали выключить, и улыбался.

Не знаю, что нашло на мелкого, но секс получился совершенно невероятный. За волосы по полу меня в постель еще никто не таскал. Да я бы посмотрел на того, кто рискнул бы так сделать. А вот то, что случилось дальше, вгоняло меня в некоторое смущение. Сложно было признаться себе самому: в какой-то момент я захотел, чтобы Нор меня трахнул. Желание было нелогичным, совершенно не моим, но оно было. Я даже почти успел его об этом попросить, вот только Нор не дал мне договорить.

Я повертел мысль в голове так и сяк. Она определенно возбуждала: в мошонке сладко екнуло, член дернулся. Нор сопел у меня подмышкой, а я лежал и представлял себе — как это могло бы быть.

Меня даже в пот бросило от подобных фантазий, я замычал, приподнялся, опрокидывая Нора на спину.

— Что? — его невозможные глаза испуганно открылись.

— Ничего, — я улыбнулся через силу и пояснил: — С ума я от тебя схожу, вот что. Вроде бы только что все было — а мне мало.

Нор слегка напрягся, но я не собирался лезть в него прямо сейчас, когда там наверняка все болело и ныло. Успеется. Удовольствие можно доставить и другим способом.

Я согнулся над Нором, касаясь губами нежной кожи. Лизнул, ощущая на языке мягкую соль его пота. Скользнул вниз, чувствуя, как Нор вздрагивает и покрывается мурашками. Добрался до живота, чуть липкого от спермы, слизал все, что мог. Пальцы Нора блуждали в моих волосах, слабо подергивали, причиняя мимолетную и приятную боль. Кончик мягкого члена коснулся моего лица, и я осторожно потерся об него — сначала щекой, потом прихватил нежную кожицу губами. Нор глухо охнул, а я вобрал все в рот — теплое, влажное, слабо подрагивающее под моими ласками — и почти сразу ощутил, как его член начинает наполняться кровью.

Конечно, до второго оргазма было еще далеко. Мне просто нравилось гладить языком чувствительную головку, вбирать в себя весь ствол до основания, перекатывать его во рту, слушая прерывистые вздохи и постанывания. Нравилось гладить упругую кожу смуглого живота, путаться пальцами в жестких волосках лобка, щекотать вспотевшую промежность, чувствовать в ладони тяжелую упругую мошонку. Нор был таким чувствительным и отзывчивым, таким открытым и при этом невинным, что я терял голову и готов был наизнанку вывернуться, лишь бы доставить ему удовольствие. Потому что его наслаждение отзывалось во мне и усиливало мое собственное.

Ни с кем и никогда я не чувствовал ничего подобного, и, честно говоря, не собирался проверять — возможно ли это с кем-то другим.

74

Вен уснул, а мне не спалось. Не то выспался в больничном крыле, не то окончательно выветрившийся алкоголь оставил после себя закономерное раскаяние. Было стыдно. За то, что случилось. За свои глупые мысли и жестокие действия. Тем контрастнее смотрелось дальнейшее — то, как Вен в ответ обращался со мной. Бережно, нежно, до умопомрачения возбуждающе, словно я и правда сокровище.

Я вздохнул, повозился, вылез из его рук, поморщился от дискомфорта и отправился мыться.

Никаким сокровищем я, конечно, не был. А был форменным идиотом, хотя уже и без формы. Ну вот на что я, спрашивается, злился? Можно подумать, от меня кто-то скрывал, что Вен — рейдер, и это очень опасная профессия. Я знал, на что шел, когда решился на отношения с ним, правда?.. Собственно, если бы мне не довелось его потерять — у нас и отношений бы не было. При нормальном раскладе я бы месяца два себя уговаривал, что вовсе в него не влюблен, а если даже да, то это пройдет. И прошло бы, наверное. Может быть. Спустя какое-то время. Если не жить в одной каюте. И не ждать сутками появления…

Я зажмурился, подставляя лицо тонким водяным струйкам. Задница болела, но вполне терпимо. И мазь помогла, и моя природная регенерация, наверное, уже вступила в дело.

Самым трудным было бы удержаться и не бросаться на шею, когда он возвращается, — признался я сам себе. Потом представил: вот Вен, как сегодня, идет по коридору мне навстречу, раздвигая толпу — белая лохматая голова возвышается над всеми, ссадины на лице, грязный комбинезон, — и смотрит куда-то мимо, совершенно равнодушно обходя меня взглядом. Он просто вернулся домой. Не ко мне. К себе самому. И вечером к нему прибежит Лейн, чтобы запереться во флате и доставить герою-рейдеру заслуженное удовольствие… Представил — и самому дурно стало. До тошноты.

Поэтому я на всякий случай постучался головой в стенку, чтобы выбить страшные фантазии. Не хочу так жить. Не хо-чу. Лучше каждый день дрожать от страха и выть от тоски. Потому что потом, когда он возвращается, он принадлежит мне. А я — ему. И я не собираюсь ничего менять.

И вообще — думать надо не об этом, Грендель правильно сказал. Следует осмыслить происходящее за стенами флата. А то я за своими переживаниями глобальный переворот всей жизни Корабля пропущу.

Впрочем, честно признаться, я очень слабо представлял себе, что нас ждет. Картинки в визоре — это одно, а живая, настоящая планета, на которую мы вскоре должны будем высадиться, если все пройдет хорошо — другое.

Конечно, самое важное сейчас — чтобы высадка состоялась. Потому что помирать в титановой скорлупе все равно от чего — голода или человеческих рук, — не хотелось совершенно. На секунду перед мысленным взором встала толпа в коридоре, готовая меня растерзать, и я вздрогнул. Если верхние обманули или план Адмирала провалится — примерно так я и закончу свою жизнь, тут гадать не приходится, причем довольно скоро. И хорошо бы только я. На мгновение на душе потеплело, когда я вспомнил спины перед собой.

Все-таки внизу жили другие люди. Верхние никогда бы не пошли на внутренний конфликт из-за чужого глупого мальчишки.

Но если шанс выжить существовал, его, конечно же, следовало использовать. Люди Корабля были достойны жизни. По крайней мере, многие из них… да нет, все. Даже гнусный Дорсет. Потому что медленно подыхать без еды и воды — такой судьбы лютому врагу не пожелаешь.

Жаль, что мой мутантский дар не мог ничем поспособствовать предстоящему. Разве что быстро избавить кого-нибудь от страданий, — я усмехнулся.

Вот надо же — а в коридоре даже не вспомнил, что могу придушить парочку самых активных кричальщиков. Наоборот — готов был сам подставиться под жадные руки толпы.

Хорош бы я был, если бы позволил им себя убить, а тут вернулся Вен. Воистину Шекспир велик — и через столько веков жизнь развивается по его сценарию.

Я встряхнул мокрой головой, выбрался из кабинки и завернулся в полотенце. Посмотрел на себя в зеркало на шкафчике — невообразимо дурацкое счастливое лицо самоубийцы, вытащенного из петли, а потом еще и оттраханного по полной программе… С таким лицом и на люди-то выходить стыдно. За что только меня дылда любит? Мозгов нет, одни нервы. И ведь больше не жалуется даже, что я похож на неисправный реактор — привык, что ли? И голова уже не болит?

Вспомнив о голове Вена, я вернулся во флат, подобрался к кровати и положил руку на его лоб. Все-таки я перед Советом успел только слегка подлечить и снять боль. Теперь следовало заняться драгоценным рейдером более тщательно. У него за плечами был не только подъем по шахте, но и побои, наркотик, а потом еще моя истерика… кстати, — я заглянул под покрывало, покраснел и понял, что лечить придется и там.