Заповедник для академиков - Кир Булычев

— Тогда пошли, — с облегчением согласился Андрей. Любое движение было выходом. — И пускай погода будет отвратительной. Чем гаже, тем нам лучше.

Альбина направилась было к лестнице, но Андрей заставил ее надеть ватник Айно — Альбина отказывалась, на ватнике была кровь, но Андрей сказал, что в ином случае он с ней никуда не пойдет, — она обязательно замерзнет ночью в тундре.

— И если вы намерены мстить за Айно, — продолжал Андрей, — то для этого нужно как минимум остаться в живых.

Он держал ватник, как держат манто, помогая даме надеть его. И Альбина повернулась к Андрею спиной и надела ватник, как манто, — он был ей велик, чуть ли не до колен, Андрей помог завернуть рукава — некрасиво, но надежно.

— Он тяжелый, — пожаловалась Альбина.

— Потерпите, — сказал Андрей. Сам он позаимствовал у покойника ушанку — своя была совсем драной и без уха.

Поднявшись из подвала и выйдя к выходу из кирхи, они остановились, не в силах сделать следующий шаг — так яростен был напор мокрого снега. Они простояли несколько минут, прижимаясь к стене под козырьком, оставшимся от крыши кирхи, пережидая это бешенство стихий, и, когда снег чуть приутих и сменился снова дождем, они услышали в отдалении сквозь стук дождя и негромкий унылый вой ветра шум тракторного или танкового мотора. Андрей был прав — кто-то направляется сюда, несмотря на безумство стихий.

Этот звук заставил их решиться.

— Нам налево, — сказала Альбина, — практически на север, вы умеете идти по звездам?

— Вы обещаете мне звезды этой ночью?

— Не знаю, — сказала Альбина тихо, словно отвечала на экзамене и не могла решить задачу.

— Лучше бы, чтобы их не было, — сказал Андрей, — звезды означают мороз. А нам он не нужен.

— Но снег нам тоже не нужен. Мы заблудимся и умрем, — сказала Альбина.

— Вы можете вернуться в зону, — сказал Андрей.

— Вы же знаете, что я этого не сделаю.

Они пошли налево, и дождь бил в спину — сразу стало холодно, они промокли, но все же это было лучше, чем идти против ветра. Под ногами была жижа из снега с водой и грязью, к тому же улица превратилась в полосу препятствий, и по сторонам торчали обломанные зубы первых этажей. Самих домов не существовало. Они превратились в кирпичные завалы. Наверное, можно было бы вернуться и поискать другой путь, но Андрей опасался, что к площади уже выехали тракторы, потому упорно тащил несчастную Альбину через завалы, зная, что сама-то улица коротка, — завалы должны кончиться через пятьдесят метров.

Но когда он решил, что они уже преодолели самые сыпучие и крутые завалы, их ждало препятствие, неожиданное и особенно скорбное: перегородив проход грудой обожженного и даже пахнущего жареным мяса, лежал слон, — видно, боль от ожога или ран, полученных при взрыве, была столь велика, что заставила его подняться и побежать прочь.

Альбина начала плакать — Андрей знал, что она плачет, по ее всхлипам, но слез не было видно — Альбина уже промокла, и поля ее старенькой шляпки обвисли, как у старой поганки.

Пришлось влезть внутрь бывшего дома, чтобы обогнуть тушу, но тут Андрей увидел торчащую из-под кирпичей почти черную руку с растопыренными пальцами — там погиб невольный обитатель дома. Андрей резко потащил Альбину еще дальше в сторону, чтобы она не заметила этой руки.

Внезапно они оказались на пустом открытом пространстве — если здесь и были какие-то строения, то их смело взрывной волной. По ровному и мокрому полю сильный ветер катил камешки и какие-то тряпки. Впереди лежал труп — Андрей хотел обойти его, но Альбина смело направилась к нему, и только тогда Андрей понял, что это почему-то оставшееся целым, принесенное сюда взрывом чучело с лицом Гитлера. По странному совпадению он сам раскрашивал его за день до взрыва.

— Я думаю, — сказала Альбина, — что вам лучше снять с него шинель. Вам будет теплее.

— Нет, — ответил Андрей. — Я не хочу. Это не брезгливость — она насквозь промокла, и мне будет тяжело идти.

Альбина не стала спорить, и они пошли дальше. Тут они снова услышали треск мотора — по направлению к ним ехала танкетка.

Им пришлось спрятаться за пустым и обгоревшим танком — в своем путешествии они приблизились к центру взрыва — к парашютной вышке, от которой остались лишь оплавленные устои — как оплывшие металлические пальцы…

Неподалеку шел человек. Он был одет как зэк, но не был зэком, потому что к его груди на ремнях была прикреплена металлическая шкатулка, которую этот человек, присев на корточки, как раз открыл и положил оплавленный кусочек металла, подобранный из грязи. Человек тоже услышал треск мотора танкетки, выпрямился, огляделся в поисках убежища и быстро побежал к обгоревшему танку, за которым прятались Андрей и Альбина.

Увидев их, он сразу сообразил, что они такие же, как и он, беглецы, и потому сказал:

— Привет товарищам по несчастью! — И приложил палец к губам, призывая к молчанию.

Грохот мотора приближался — танкетка медленно ехала по пустырю, верхний люк был открыт, в нем стоял танкист в каске и шлеме. Танкетка миновала их укрытие и повернула в сторону бывшего зоопарка.

Лицо неизвестного зэка — а Андрей был убежден, что не видел его при заселении города и не встречал раньше на строительстве, — было измазано грязью, словно он по уши угодил в лужу, и Андрей рассудил, что тот измазал себя нарочно, для камуфляжа.

Затем опытный взгляд Андрея определил, что ватник, хоть и обыкновенный на вид, слишком нов и чем-то в пошиве отличается от обычного. Возможно, аккуратностью пошива. На ногах у зэка были хорошие непромокаемые сапоги.

— Давайте знакомиться, — сказал зэк, придерживая левой рукой на груди металлический ящик, — Иван Васильев, ссыльный, почти вольный, и можно сказать — случайный прохожий.

Правый карман ватника оттопыривался, и Андрей был почти убежден, что там у зэка пистолет.

Переодетый чекист? Но какого черта им нужно переодеваться в своем доме? Скорее все же не зэк и не ссыльный — но ряженый.

— Не надо меня так разглядывать, — сказал зэк, — от этого я не стану ни хуже и ни лучше. Какой есть, такой есть.

— А кто вы на самом деле? — спросила Альбина.

— Почему вас это волнует? Вы боитесь, что я возвращу вас на место обязательного пребывания?

Голос зэка был знаком, словно когда-то в юности, в давнем прошлом он его встречал, не был близок, но встречал. Значит, прошло двадцать лет? И фамилия Васильев, хоть и вполне обыкновенная и носимая многими тысячами людей, сочеталась именно с этим голосом и с этим веселым и ненадежным взглядом жуира и авантюриста…