Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

Веселовском, что литературные и культурные работники на периферии и в национальных республиках упрощенно и механически рассматривают эти высказывания как запрет, налагаемый на всю совокупность научных тем, разработка которых связана с именем Веселовского. До сих пор многие работы Веселовского, созвучные нашему времени и сыгравшие в свое время видную роль в развитии литературоведения, использованы в программах высших учебных заведений и в преподавании западноевропейских литератур, древнерусской и других славянских литератур, фольклора и этнографии»[1047].

Завершалось «письмо академиков» следующими словами:

«Крайне озабоченные всеми изложенными обстоятельствами, мы решили обратиться к Вам, глубокоуважаемый Андрей Александрович, с просьбой дать руководящие указания о более бережном отношении к научному наследию великого русского ученого академика А. Н. Веселовского. Зная Ваше исключительно заботливое и внимательное отношение ко всем вопросам советской науки и культуры, мы просим Вас оградить культурное достояние советского народа от вредных последствий поспешной и необоснованной критики»[1048].

Такое серьезное давление заставило задуматься даже Жданова. Казалось, Фадеев оставался в меньшинстве, а внушительный перечень его оппонентов, хочешь не хочешь, заставлял Жданова не спешить с тем, чтобы сразу встать на сторону Фадеева и задушить сопротивление «веселовистов» в корне. Тут уже Жданов справедливо опасался того, что точка зрения ученых – оппонентов Фадеева найдет отклик у главы государства, а тогда уже достанется именно Жданову, отвечающему за идеологические вопросы, чье ведомство утверждало текст доклада Фадеева на пленуме ССП.

Фадеев был в курсе ситуации: 20 августа, в день поступления «письма академиков» в секретариат Жданова, оно было не только рассмотрено лично А. А. Ждановым, но и без промедлений было направлено для ознакомления А. А. Фадееву.

Тем не менее вопрос становился настолько важным, что нужно было докладывать Сталину. Но по стечению обстоятельств 16 августа 1947 г., за четыре дня до поступления «письма академиков» в секретариат Жданова, Сталин отправился в отпуск, который продлился до середины сентября. А дело А. Н. Веселовского было хотя и важным, но явно не таким острым, чтобы сообщать письменно докладной запиской или передавать суть вопроса по правительственной связи.

Жданов оказался в затруднительном положении: он явно не мог решиться на резкий шаг самостоятельно, без указания Сталина, и «отбрить» сторонников Веселовского. И тогда Жданов решил «подрессорить». С его ведома обсуждение Веселовского было переведено из обвинительного в дискуссионное русло, вследствие чего в нескольких номерах журнала «Октябрь» развернулось широкое обсуждение работ и научной школы А. Н. Веселовского.

Причем факты свидетельствуют о том, что А. А. Жданов был серьезно озадачен столь массированным сопротивлением еще до получения «письма академиков»: в двух журнальных вариантах публикации текста доклада Фадеева на пленуме, последовавших за газетой, имеются важные разночтения с первоначальным текстом. Две журнальные публикации – «О литературной критике» в № 13 журнала «Большевик» от 15 июля 1947 г. (подписан в печать 13 июля) и «Задачи литературной критики» в июльской книжке журнала «Октябрь» за 1947 г. (подписан в печать 8 июля), в отличие от газетных публикаций речи А. А. Фадеева, уже не содержат и следов упоминаний о Веселовском. Глава доклада «О низкопоклонстве перед заграницей», которая завершалась испепеляющей критикой Веселовского, заканчивается филиппиками в адрес И. Нусинова. Б. М. Эйхенбаум, прочитав эту статью, записал: «О Веселовском пришлось ему убрать – торчат швы, смешно читать. Сам себя высек…»[1049]

Словом, первоначально Жданов еще не получил указаний вождя о необходимости «разоблачения» школы Веселовского и даже поубавил пыл Фадеева, но впоследствии (когда, по-видимому, Сталину надоело муссирование этой темы в прессе) руководитель государства принял «единственно верное решение».

Вместе с тем сдерживание «веселовистов» также можно отметить. Это не только симптоматичная мгновенная отправка «письма академиков» для ознакомления Фадееву, но и отсутствие в печати статей сторонников Веселовского. А они, по словам профессора ЛГУ М. К. Азадовского, готовились: «На днях должна появиться в “Лит[ературной] Газ[ете]” статья А. И. Белецкого[1050] о Веселовском, и кроме того аналогичная статья заказана «Звездой» В. М. Жирмунскому, т. е. тому самому В. М. Жирмунскому, который, по Фадееву, является одним из “университетских попугаев Веселовского”»[1051].

Застрельщиком развернутой дискуссии о Веселовском выступил тот же В. Я. Кирпотин: в сентябрьской книжке журнала «Октябрь» была напечатана его статья «Об отношении русской литературы и русской критики к капиталистическому Западу»; она представляет собой дополненный и исправленный вариант выступления Кирпотина на пленуме ССП, когда он участвовал в прениях по докладу Фадеева. Но критике Веселовского отводилось уже намного больше места; причем Кирпотин отдельно сказал и об Алексее Веселовском.

Собственно «дискуссия» развернулась в декабрьском номере журнала, где были опубликованы четыре большие статьи, в том числе и статья академика В. Ф. Шишмарева «Александр Веселовский и его критики». Однако исход боев был уже предрешен: еще 20 сентября в «Литературной газете» была дана статья профессора Л. А. Плоткина «Александр Веселовский и его эпигоны», заканчивающаяся оптимистически: «Руководствуясь учением Ленина и Сталина мы преодолеем ложные и порочные принципы сравнительного литературоведения – этой теоретической основы низкопоклонства перед Западом в литературе»[1052].

А в программные статьи министра высшего образования С. В. Кафтанова «Итоги развития высшей школы и ее задачи»[1053] и ректора МГУ И. С. Галкина «За боевую научную критику, против низкопоклонства в науке»[1054], опубликованные в «Вестнике высшей школы», критика школы Веселовского входила уже как обязательная часть.

Итоговая статья «дискуссии о Веселовском» была написана тем же Кирпотиным, и появилась она в январской книжке журнала «Октябрь» за 1948 г. Название ее звучит с большой претензией: «О низкопоклонстве перед капиталистическим Западом, об Александре Веселовском, о его последователях и о самом главном». В этой статье Кирпотин фиксирует промежуточные итоги кампании:

«Дискуссия о путях преодоления низкопоклонства перед капиталистическим Западом, вовлекшая в свою орбиту рассмотрение ложного метода компаративистов, ведущих свой род от Веселовского, идет в Союзе писателей, в Академии общественных наук, в Московском университете, в Ленинградском университете, в институтах Академии наук, на страницах “Октября”, “Литературной газеты”, она приобрела значение большого общественного явления, а некоторым защитникам пережившей себя теории все кажется, что она вызвана «посторонними науке соображениями». Дискуссия происходит на открытом форуме, она всем доступна для проверки и по своему содержанию и по своему литературоведческому, и политическому смыслу»[1055].

Кирпотин, что не является неожиданностью, предстает в виде литературного критика, претендующего на статус идеолога и теоретика советского литературоведения, а объемная статья напоминает диссертационные тезисы. Именно в таком духе он пишет в заключительной части:

«Советское литературоведение, вдохновляемое идеями ленинизма, стремится освободиться от проявляющегося еще кое-где в его рядах низкопоклонства перед капиталистическим Западом.

Апологеты школы Веселовского, руководимые цеховыми интересами или худо скрываемым волнением за спокойствие тихих заводей