Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

За отечество вроде, но — от царя… Трудовая власть воротит от них нос: храбрость-то храбрость, но кому она шла на пользу? Не велик грех, можно очистить место на груди; Советам тоже понадобятся храбрые, с наторенной в рубке рукой…

В февральскую стужу загулял по Сальской степи походный атаман Попов со своим волчьим выводком. А на провесне на хутора стали наведываться летучие отряды донцов полковника Топилина. От уговоров казаки переходили к угрозам. Особо речистых ночами угоняли в буераки.

Сбивал Иван Куница горячие головы в отряд. Выводил их на бугры навстречу казакам. Почуяли в нем опору ближнехуторские Советы, потянулись. Щепотками, горстями сносили оружие. Поначалу шло все: не брезговали ни вилами-тройчатками, ни самодельными дробовиками, ни кремневым ружьем, видавшим в глаза еще подручных Емельки Пугача. Где-то в старых скирдах прасолов Ивановых разгребли целехонький пулемет в промасленных полстях.

В пасхальные дни с колокольни опробовали находку. К мосту из панских садов вывернулся разъезд казаков. Не успел Куница выдернуть из ножен шашку, как «максим» резанул короткими очередями через Сал. Снопом, свалившись с седла, покатился под яр офицер с черной бархоткой, прикрывавшей пустую глазницу. До самых садов, в спины, пулемет срывал с лошадей наземь донцов. Иван, вбежав на колокольню, даже не поверил своим глазам. Там и пулеметчик-то… соплей перешибешь. Росточка малого, кривоногий, корявый, что сучок; вдобавок и лицо поколупанное, вроде град прошелся по нем.

Ухватил его Куница в оберемок, сдавил что было силы.

— Откуда ты такой… страшный?

— С Гаю, — потупился пулеметчик.

— Кличут как?

— Гришкой. По прозвищу — Беркутов.

Иван сузил лихие синие глаза — посомневался. Указывая на маковку лавочникова тополя, спросил:

— Срубаешь короткой?

Гришка прищурился, оголяя белые зубы:

— Патронов жалко… Кадета лучше лишнего ссадить с седла…

— Приказываю.

Расстегивая душивший ворот, Куница проглядел, как тот вцепился в рукоятки. Шапкой съехала набок верхушка дерева. Сваливаясь с ветки на ветку, упала на поржавевшую цинковую крышу.

— Беркут, вправду беркут! — Куница с удивлением заглядывал в орлиные глаза пулеметчика. Вдруг его осенило:

— Знаешь, Беркут!.. Стаскивай вниз «максимку». На тачанку установим. У лавочника вон в сарае… Во, бра! Это тебе — не с колокольни… Секанешь так секанешь. В упор! Лучших коней впряжем. Трояк! Своего Донца не пожалкую на лихое дело…

После спада весенних вод стеной придвинулись к сальским хуторам романовцы полковника Топилина. Крохотный отряд свой Иван Куница увел к железной дороге, в поселок Зимовники. Влился к зимовниковцам. На общем митинге партизаны выбрали серебряковского драгуна своим командиром. Безлошадную часть в слитом отряде возглавил кучманский прапорщик Тимофей Кругляк.

Остервенело напирали казаки, силясь оседлать железную дорогу. Рвались к мосту через Сал в четырех верстах от хутора Барабанщикова. Мокрогашунский конный отряд Скибы и зимовниковцы Ивана Куницы выбивались из последних сил: отдать мост — все равно что перехватить себе становую жилу. Тимофей Кругляк оббил аппарат на вокзале, умоляя Великокняжескую подбросить снарядов и патронов.

Где-то еще в марте, до того как тронулся лед в Салу, в Верхнюю Серебряковку дошли слухи о манычском партизанском вожаке-коннике. Слухи прибились с Дону. Побывавшие в казачьих хуторах серебряковцы рассказывали дивы. Конник тот будто устелил трупами всю степь. Передавались подробности не только о нем, но и о его кобылице немыслимой красоты и резвости.

Сам Куница не больно верил в россказни, но у отряд-ников веру не мутил: добрая, мол, сказка, полезная. В Зимовниках уже он удостоверился — в самом деле, есть такой на Маныче. Пуще огня боятся его казаки, оттого сами же распускают слухи. Правду наполовину разбавляют с небывальщиной. Узнал и имя рубаки, даже кличку лошади.

Теперь, когда великокняжевцы под орудийные раскаты подходили к Зимовникам, явно держа путь на Царицын, Иван Куница с нетерпением ждал встречи с Думенко…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

В Зимовники въехали утром. Только-только поднялось над сонным бугром солнце. От разъезда Амта еще Борис в бинокль разглядел сады, опоясанные Малой Куберле в глинистых берегах. Железное полотно, стремительно скатываясь в падину, в синей наволочи упиралось в краснокирпичную водонапорную башню, видную простым глазом. Влево за полотном, на отшибе, — серые тесовые строения с жестяными, не то черепичными крышами. Чуть дальше высится бурое здание, обсаженное тополями. Скособочившись в седле, он спросил, показывая плеткой:

— Во-он за дорогой… Красный дом в тополях… Не панское имение?

Ответил Кирилл Наумецкий:

— Нет, мельница. Вальцовка. А поближе, за железным мостом, то бойня. Возле вальцовки переезд через Кубырлу — мосточек деревянный.

— Ас этого боку как въехать в поселок? Вброд?

— Гребля тут. Хуторок вон — Калмыцкий.

Охрана пропустила без лишних расспросов. Придержал Борис коня возле старшего, казака-великокня-жевца.

— Как попасть в штаб полка?

— А вот и дуйте через Кучман, слободку… За ба-лочкой, там эти и Зимовники самые зачнутся. В аккурат у церквы — дом кирпичный. Богачей Ивановых… Ото и штаб.

Поддернул винтовку, отступил в запыленную колючку.