Грибоедов - Екатерина Цимбаева

6 октября, потратив добрый месяц на путь из Тифлиса до Тавриза, на который обычно уходило всего несколько дней, Грибоедов прибыл в столицу Аббаса-мирзы. Амбургер встретил его с распростертыми объятиями, предоставив самое удобное помещение. Однако скупость Родофиникина не дала ему возможности обставить дом посла хоть несколько сносно. Персидский принц принял посольство, надев на грудь портрет российского императора. 9 октября под гром пушек Грибоедов вручил шах-заде ратификацию Туркманчайского договора. Но это все были внешности, и он ими не обольщался: когда речь заходила о делах, тотчас начинались затруднения.

Главная проблема, как всегда, заключалась в англичанах. Александр Сергеевич узнал дорогой из иностранных газет, что новый премьер-министр герцог Веллингтон начал с того, что послал в Ирландию, тихую и покорную, войско, при появлении которого она явно должна была взбунтоваться.

Грибоедов подумал, что по логике герцога следовало бы и России напасть на Польшу, отнять у нее конституцию и заняться русификацией. Он прочел, что английский король в речи на открытии парламента призвал русского царя отречься от права войны на Средиземном море. И это после того, как русская эскадра во многом предопределила победный исход Наваринской битвы! Впрочем, дело было именно в этом: англичане злобно смотрели на успехи России, а помешать им ничем не могли.

Грибоедов встретил в Тавризе всех старых знакомых: Макдональда, Макнила, Кемпбелла, секретаря посольства Стюарта — сплошь компания шотландцев по происхождению. Однако их положение по отношению к Великобритании изменилось. Макдональд находился в трудной ситуации. Он представлял интересы Ост-Индской компании, но одновременно и парламента, поскольку другого посла в Персии не держали. Между тем стремления Компании и правительства совершенно разошлись. Веллингтон, победитель Наполеона при Ватерлоо, был человек резкий, вспыльчивый и горделивый, что нисколько не удивительно при необыкновенной славе, окружавшей в Англии его имя с самого 1815 года. Он считал, что разные заигрывания с местными правителями, столь любимые Компанией, противоречат чести британского оружия, и полагал единственно правильным завоевывать все территории, которые оказывались в сфере интересов его государства. Тридцать лет назад, нанявшись с собственным полком на службу к Компании, Веллингтон (тогда еще Артур Уэлсли) совершенно переменил ее полумирную политику и несколькими мощными ударами, включая знаменитый штурм Серингапатама, завоевал для нее половину Индии. С тех пор его воинственный пыл не угас, и, будучи уже в пожилых годах, он не отказывал себе в удовольствии драться на дуэлях. Естественно, премьер-министр требовал от Макдональда снова стравить Россию с Персией, чтобы тем легче было английским войскам захватить ослабленный Иран и выгнать из него ослабленную Россию. Председатель Контрольного совета по делам Индии лорд Элленборо, назначенный парламентом, также был отъявленным русофобом. Он беспрерывно подсчитывал количество русских войск в Закавказье и количество миль от Аракса до Инда и беспрерывно уверял английское общественное мнение, что только одно может спасти Индию от нашествия русских — превентивная война: надо напасть раньше, чем нападут на нас! Не на берегах же Инда встречать врага! В британской прессе в 1828 году началась настоящая истерия; журналисты призывали правительство расправиться с ненавистной Россией. В Персии доктор Макнил активно поддерживал именно эту точку зрения и заодно пугал шаха скорым падением его власти под ударами северного соседа.

Однако большинство акционеров и чиновников Компании, в том числе Макдональд и Джон Кемпбелл, сын председателя Совета директоров Компании, придерживались противоположных взглядов. По их мнению, ввиду падения платежеспособности Компании, ввиду слишком невыгодного для нее Туркманчайского мира следовало поставить крест на Иране и перенести линию стратегической обороны от Аракса в Афганистан. Торийское правительство не собиралось даже рассматривать такой вариант: уступить Персию русским? лишиться такого важнейшего рынка сбыта фабричных тканей? Не бывать этому! Макдональд стоял за мир в Иране; он жил в Тавризе, в столице Аббаса-мирзы, который тоже мечтал о мире. Макнил стоял за войну между Персией и Россией, которая заставила бы русских бороться на два фронта; доктор жил в Тегеране, в гареме шаха и пестовал в нем враждебность к царю.

Грибоедов, как и раньше, имел возможность играть на противоречиях англичан, шаха и его наследника. Возможность — но не полномочия. Он получил от министра инструкцию действовать очень жестко и прежде всего выколотить из персов восьмой курур. Он не считал это справедливым. Первоначально Петербург хотел получить пять куруров, что он и сумел обеспечить, применив чисто восточную хитрость. Но аппетит Петербурга возрос, когда Нессельроде и К° увидели в Туркманчайском договоре цифру в десять куруров. Они захотели их получить. К приезду Грибоедова в Тавриз четыре пятых восьмого курура находилось уже в руках Паскевича, вместо оставшейся одной пятой Аббас-мирза дал в залог алмазы, кроме того, Макдональд лично поручился за выплату этих денег. Англичанин не имел на то разрешения ни своего правительства, ни Компании: в итоге его расписка обеспечивалась только его собственным состоянием, естественно, недостаточным. Как бы то ни было, Аббас-мирза и Макдональд сделали действительно все, что могли; ни в казне, ни у населения никаких средств больше не было. Грибоедов потребовал от Паскевича вывести войска из Хойской области, удерживаемой в обеспечение восьмого курура, поскольку персы свои обязательства выполнили, хотя вместо части денег дали алмазы. Паскевич, однако, просил устроить так, чтобы армия могла зазимовать в Хое, поскольку было уже поздно ее выводить. Грибоедов даже с этим справился, договорившись с принцем, что налоги с Хои будут отныне собирать персы, а русские солдаты станут содержаться за счет своего правительства. Удержание Хои за Россией не замедлило получение контрибуции. Макдональд вздохнул с облегчением и был искренне благодарен Грибоедову; он очень боялся оказаться в вечной кабале у русского правительства или же навлечь безудержный гнев собственного правительства за несанкционированное поручительство.

Аббас-мирза, желая поскорее заслужить благосклонность русского императора, перелил в слитки золотые украшения дворца, отдал золотой трон, одна отделка которого стоила дороже золота. Некогда богатый дворец шах-заде был разорен, тем более что Компания перестала поддерживать принца своими субсидиями в наказание за сближение с Россией. Русское посольство жило еще беднее. Родофиникин платил так мало и нерегулярно, что Грибоедов открыто ругал его и в частных письмах, и в официальных отношениях. Грек был жаден не только на деньги. Секретарю Амбургера Иванову, отлично работавшему в Тавризе, он шесть лет не давал нового чина, так что молодой человек взбесился и потребовал отставку. Грибоедов признал справедливость его жалобы, перевел его в штаб Паскевича и послал Родофиникину упрек, что глупость начальника лишила посольство опытного и способного чиновника. По той же причине и Амбургер просился в отставку, но его потеря была бы столь серьезной для Грибоедова, что он написал Паскевичу просьбу похлопотать о немедленном повышении ему оклада до пристойной суммы прямо перед императором, минуя проклятого грека. Что касается невыплачиваемого жалованья, то Александр Сергеевич самовольно взял недостающие деньги из курура, уведомив грека, что рад бы их вернуть, но надо же что-то есть!

Вскоре по прибытии перед Грибоедовым встала еще одна сложная задача. Аббас-мирза рвался в Петербург, желая лично выразить свое нижайшее почтение великому императору. Англичане решительно этому противились, опасаясь полностью потерять всякое влияние на принца. Нессельроде вслед за ними также противился этой поездке под предлогом, что принц захочет просить отсрочку в уплате девятого и десятого куруров. Грибоедов признавал, что это более чем вероятно, но если не позволить шах-заде поездку, его нынешнее расположение и покорность могут смениться враждебностью. Он просил министра прислать официальное приглашение, а уж Грибоедов позаботится пустить его в ход только тогда, когда принц не будет иметь физической возможности к путешествию из-за каких-то дел. Его вынужденный отказ окажется в этом случае на его совести, а дружеские отношения двух стран не пострадают.

Аббас-мирза, побуждаемый вековой ненавистью персов к туркам, мечтал вступить с ними в войну, несмотря на полное разорение своих земель. Принц вел сложную и невразумительную игру. Турецкий султан отправил тайного посланника к шаху, призывая выступить вместе против России; Аббас-мирза одновременно и без согласования с отцом послал своего агента к султану с тем же предложением (гонцы, переодетые купцами, разминулись в пути). Шах рассердился на сына за излишнюю самостоятельность, ибо не хотел ни с кем воевать. Одновременно различные мятежные паши Османской империи то и дело присылали к шах-заде или приезжали сами, обещая что угодно, вплоть до выплаты за него двух оставшихся куруров, лишь бы он помог им хоть малым войском и пушками. Принц сам запутался в своих интригах, не понимая, стоит ли он за султана или за пашу, за отца или за императора. И Грибоедову без труда удалось выбрать для него единственный вариант и заставить твердо его придерживаться, а именно — без колебаний встать на сторону России. Грибоедов десять лет считал, что сталкивать Иран и Турцию — политика самая правильная. Паскевич так считал. Более того, общественное мнение России тоже так считало! Булгарин однажды в письме упрашивал Грибоедова направить Аббаса-мирзу против турок. Александр Сергеевич мог только ответить в бессильном негодовании: «Любезный друг, знаешь ли ты, имею ли я на то разрешение. Коль служишь, то прежде всего следуй буквально ниспосылаемым свыше инструкциям. Я, брат, из своей головы готов изобретать всякие наступательные планы, но не исполнять, покудова мне же, наоборот, не предпишут поступать так, а не иначе».