Отважное сердце - Робин Янг

— Я очень рад видеть вас, сэр Джеймс. Я со своими людьми прибыл сюда из Кайл Стюарта, где надеялся побеседовать с вами и получить совет.

— Я так и думал, что мы вскоре увидимся. — Сенешаль окинул внимательным взглядом отряд Роберта.

— Мы слышали о том, что случилось в замке лорда Дугласа.

— В самом деле? — Роберт был удивлен. Уголком глаза он видел, как лысый здоровяк подошел к костру и заговорил с каким-то высоким мужчиной, который сидел спиной к нему.

— Неделю тому здесь побывала моя сестра, направляясь туда, где она будет в безопасности. — Сенешаль немного помолчал. — Вы заслужили мою благодарность тем, что отпустили ее и моего племянника. Попади они в руки короля Эдуарда, я не стал бы утверждать с уверенностью, что когда-нибудь увиделся бы с ними снова. — Но его словам недоставало тепла и искренности.

Роберт отметил про себя, что кое-кто из мужчин, сидевших у костра, поглядывает на них. Он подавил желание подойти поближе к дочери, встретив их враждебные взгляды. Но вот один из мужчин встал и целеустремленно зашагал к ним. Он был коренаст, широкоплеч и мускулист, с гривой буйных черных волос, одетый лучше остальных — в хорошо подогнанную кольчугу и синюю накидку. Его лицо показалось Роберту смутно знакомым. И только разглядев три белые звезды на его накидке, он понял, в чем дело. Его подозрения в том, что перед ним стоит отец Джеймса Дугласа, подтвердились, когда тот заговорил.

— Сэр Роберт Каррик, не так ли? Мне сообщили, что вы спасли мою жену и сына. — Роберт не успел ответить, поскольку лорд Дуглас грубо продолжил: — Прежде чем я выражу вам свою благодарность, я хотел бы знать, почему вы это сделали.

— Мы все хотели бы узнать это.

Ясный и чистый голос принадлежал высокому мужчине, подошедшему к ним от костра. Лысый здоровяк, вышагивавший впереди, вдруг показался карликом по сравнению с ним. Роберт уставился на гиганта, рост которого далеко перевалил за шесть футов и, пожалуй, приближался к семи. У него были широкие, как лопаты, кисти рук и ступни ног, но и они выглядели исключительно пропорционально на его мощной фигуре. Роберт и сам не был коротышкой, но рядом с этим колоссом вдруг почувствовал себя неуютно. Даже король Эдуард, которым восхищались и которого боялись за его высокий рост и властную осанку, носивший среди придворных прозвище «Длинноногий», не мог соперничать с ним в росте. У мужчины было квадратное, грубое лицо и нос, который выглядел так, словно его ломали много раз. Лоб его украшал шрам, наполовину скрытый густыми каштановыми волосами. Его мускулистые руки усеивали извилистые, недавно полученные шрамы, один из которых тянулся от локтя до самого запястья. Но самым удивительным в его облике были глаза, ослепительно синие, в которых светился глубокий и острый ум. На нем были поношенные штаны и сапоги, перевитые полосками кожи, чтобы они не сползали на щиколотки, и темно-синяя туника, из-под которой выпирал пластинчатый панцирь.

Гигант остановился перед Робертом.

— Для чего вы явились ко мне в лагерь?

Роберт помолчал, прежде чем ответить. Значит, вот он каков. Человек, который отказался присягнуть на верность королю Эдуарду и заколол сына английского рыцаря, оскорбившего его, а потом одним только ржавым ножом отбился от пяти его компаньонов. Человек, которого посадили в тюрьму, избили и морили голодом, а потом, сочтя мертвым, выбросили вместе с нечистотами в канаву, и который восстал из мертвых двумя днями позже. Человек, который выкурил английского юстициара из Скоуна и прорубился сквозь добрую половину городского гарнизона, чтобы заколоть в постели шерифа Ланарка, с чего, собственно, и началось восстание.

Роберт был поражен тем, что хотя стать молодого человека вполне соответствовала тем невероятным легендам, которые слагали в его честь, Уильям Уоллес выглядел ничуть не старше его самого. Он-то приписывал эти геройские подвиги значительно более зрелому человеку. Роберт обратил внимание, что Уоллес носит на шее какое-то очень странное ожерелье. Вглядевшись пристальнее, он с содроганием отметил, что оно составлено из человеческих зубов. Подняв голову, чтобы не видеть отвратительного трофея, он встретил проницательный взгляд ярко-синих глаз молодого человека. Обдумывая по пути в Ирвин свою речь, он собирался заявить, что его плоть и кровь взбунтовались при виде бесчинств, творимых англичанами, и что он намерен вместе с ними сражаться за свободу своего королевства. Но сейчас, под взглядами этих суровых, закаленных в боях и иссеченных шрамами мужчин слова эти ему самому показались выспренними и напыщенными.

— Я пришел, — проговорил он, наконец, глядя на Джеймса, — чтобы предложить свою помощь в борьбе против оккупации короля Эдуарда. — Взгляд Роберта метнулся обратно к Уоллесу, которого его слова, похоже, совершенно не убедили, и добавил: — Потому что я такой же шотландец, как и вы.

Лысый здоровяк презрительно фыркнул. Нес моментально ощетинился, а ладонь Александра Сетона, лежавшая на рукояти меча, медленно сжалась, готовая потянуть клинок из ножен.

Уоллес прищурился, глядя на Роберта.

— Неужели? Не ваш ли отец продолжает оборонять Карлайл для английского короля? Не вы ли отказались поднять оружие за короля Джона, отдав свой меч королю Эдуарду? Мне не нужны люди, которые называются шотландцами лишь по рождению. Мне нужны те, кто чтит Шотландию в своем сердце.

Роберт шагнул вперед, намереваясь гневно осведомиться, как смеет этот варвар, в жилах которого течет лишь капля благородной крови, разговаривать с ним в подобном тоне. Но он сдержал уже готовые сорваться с языка резкие слова, расслышав в тоне Уоллеса те же самые язвительные нотки, что вечно звучали в голосе отца.

— Мой отец отказался сражаться, потому что человек, который призвал нас под свои знамена, был всего лишь жалкой марионеткой в руках наших врагов, Коминов. — Он гордо вскинул голову и вызывающим взором обвел лица людей, которые начали недовольно перешептываться, заслышав такие речи. Роберт вперил взгляд в сенешаля и Вишарта. — Многие из вас выступили на стороне моего деда, когда он предъявил свои права на трон, поддержав его своими именами и репутацией. Но где же вы были, когда его правом пренебрегли? Вы отошли в сторону, боясь подвергнуть опасности свое положение при Баллиоле. Что ж, это вполне понятно. Но тогда вам должно быть понятно и то, как поступила моя семья, когда ей пришлось выбирать между тем, чтобы присягнуть врагу, или встать на сторону короля, который обошел нас своим вниманием, но на чьей службе мы оставались. — Он вновь взглянул в лицо Уоллесу. — Что бы вы ни думали о моих действиях, все эти годы я оставался верен единственному королю, которому присягнула моя семья. — Помолчав, Роберт добавил. — Но любая верность имеет свои границы.