Исход - Игорь Шенфельд

Николай кивнул: «Постараюсь. Авось повезет».

— Уж ты постарайся, Хрен, — нервно хохотнул Енот, — это в твоих интересах, так что надо постараться.

— Постараюсь, — еще раз кивнул Николай. Он не стал напоминать Еноту, что услугу однажды уже оказал ему. Зачем напоминать? Енот и так все помнит. Значит полагает, что за тот случай уже расплатился с Николаем нейтральным отношением к нему. Другим «рабам» доставалось от Енота куда больше. А теперь, стало быть, новый счет: взятка весом в двадцать грамм золота за побег. Что ж, ладно, стоит того…

Вальтера по части договоренности с Енотом Николай просвещать не стал, и тем более — вовлекать щепетильного Вальтера в воровство золота: дело не просто безбожное с христианской точки зрения, но и смертельно опасное, требующее опыта и холодных нервов — всего того, чем Вальтер богат не был, и мог попасться и испортить весь банкет.

Николаю повезло. Видно, судьбе угодно было, чтобы они ушли с рудника: уже на четвертый день после разговора с Енотом Николаю попались один за другим три самородочка общим весом грамм на двадцать пять, и все три ему удалось, зажав их сначала меж окоченевших пальцев, незаметно для охраны, соседей, Вальтера и Клеща, спровадить затем в вату штанов («нависал» в тот день Клещ, потому что у Горбуши случились какие-то неприятности по результатам карточной резни в блатном бараке, после чего он еще и в карцер загремел). Кстати сказать, Клещ был на удивление тихий в тот день, в сторону Николая и Вальтера даже головы не поворачивал: возможно, получил соответствующую инструкцию от паханов. Николаю стало жарко и весело после этого везения, и до самого конца смены он умолял удачу не оставлять его. Удача оставалась при нем, он прошел шмон в конце смены и благополучно вручил Еноту перед отбоем самородки, засунутые к этому времени внутрь мятой сигареты. Енот помял сигаретку, закурил ее и ушел, подмигнув Николаю на прощание. Все: свою часть побега Николай отработал. Теперь он уже рад был, что готовит их к побегу именно Енот. Возможно, экипирует их получше, как обещал, да и тот, старый случай должен бы вспомниться Еноту. Тогда ведь Енот запросто мог и к «Кремлевской стене» переселиться на постоянное место жительства, если бы не Николай.

А дело было так: заподозрил Николай однажды, что Енот себе самородочек «откатил». Самородок этот попался татарину Марату, который мыл рядом с Николаем; всего лишь долю секунды видел Коля золотое зернышко в промойном планшете Марата, и вот уже нигде его нет: быстрый взгляд Марата по сторонам, не заметила ли охрана, и самородок исчез где-то в вате его телогрейки; такой самородочек, сданный блатным в обход контейнера учетчика, мог означать как минимум месяц сытой жизни, новые валенки, или лекарство — смотря кому что нужно: у урок имелось все. Николай к тому времени успел наработать опытный и острый глаз, и помимо золотого зернышка усмотрел другое: Горбуша, как раз проходивший мимо, резко отвернулся в сторону. «Заметил заначку Марата», — решил Николай. В конце смены офицер-учетчик прошел, собрал последний урожай; зеки, сдавшие золото, сели покурить в ожидании построения колонны на возвращение в барак. Офицера сопровождал Енот. Горбуша исчез. Боковым зрением Николай уловил, что Марат кивнул Еноту. То, что Марат сдает «заначку» Еноту, Николай и так уже знал, но это его не касалось: его вообще ничего не касалось, что не касалось его лично — по этому правилу жили все зеки. И он бы забыл тот случай и похоронил в памяти, если бы в тот же вечер не увидел совершенно случайно, как в стороне лесопилки Горбуша о чем-то толкует с Маратом, стоящим перед ним в жалкой позе, повесив хвост и уши. Там явно разыгрывалась какая-то интрига, которая, опять же, по всем лагерным законам не должна была интересовать Николая. Однако, на сей раз Николай напрягся: если Горбун копает под Енота, и Малюта уберет Енота из бригадиров, то его постоянное место займет Клещ, а этого Николай не хотел допустить ни в коем случае. Поэтому Николай, под предлогом приобретения новой колоды карт наведался к блатным, как бы случайно прошел мимо Енота, вежливо поздоровался и едва слышно сказал: «Горбун Марата допрашивал». Енот и глазом не моргнул, и Николай прошел мимо. Что было дальше, Николай так никогда и не узнал — договорился ли Енот с Горбушей насчет самородочка, или побежал и сдал пока не поздно прикарманенную крупинку Малюте, в общак, а может и вовсе не собирался заныкивать самородка, и давно уже отдал его. Но это было уже неважно: главное — Николай принял меры, засвидетельствовал Еноту свою лояльность, и Енот остался бригадиром. Вот такой был случай. Возможно, рекомендация Енота по части курьерства тянется оттуда, из того происшествия.

Хотя Николай и сказал Малюте, что о курьерах почти ничего не знает, но это было, конечно, неправдой. За счет многолетнего и терпеливого изучения обстановки он знал на эту тему немало.

В последнее время побеги курьерам устраивали по стандартной схеме «списания». Когда-то, пользуясь тем, что просвечивающих систем на КПП еще не существовало, пытались выносить золото внутри урок, чьи сроки закончились, но эта методика не сработала: слишком редко кто-то выходил на свободу — это было раз, и слишком мало шариков мог при этом проглотить урка (золото-то тяжелое!) — и это было два (золотые шарики изготавливали урки-умельцы в некоем сверхзасекреченном подпольном цеху, о существовании и местонахождении которого знали всего лишь несколько уголовников и, возможно, кто-то из охраны). Уже первый блин вышел комом, потому что вор есть вор: как вышел за ворота зоны, так и исчез бесследно, оставив получателя с носом. Уголовные пустили грозные «малявы» во все концы света, но своего озолоченного кореша так и не нашли. От этой схемы поэтому тут же и отказались.

Через какое-то время придумали «списывать». Объявлялось, что такой-то и такой-то заключенный помер, составлялся соответствующий акт и представители охраны, в том числе из «наручников», приглашались полюбоваться на жмурика. Этот труп добывался из последней, «свежей» могилы — желательно зимнего происхождения. «Наручники» все равно не знали зеков в лицо, и если труп был еще «доброкачественный» (а живые не сильно отличались от мертвых по виду), то все срабатывало без сучка — без задоринки. «Ротация» живых и мертвых происходила на руднике постоянным конвейером, так что такого рода «вещдоков» бывало во все времена в избытке. Списанные же «покойники» превращались в «курьеров», и ждали лишь момента для побега. Далее следовал сам побег, плюсами которого была возможность экипировать беглецов должным образом для перехода по тайге, а также нагрузить их золотом как следует. Однако, и у этого способа побега через «списание» были свои организационные сложности, в частности — пересечение «нейтральной полосы»: коридора из двух стен колючей проволоки, отстоящих метров на десять друг от друга, между которыми «гуляла» охрана с собаками, и которая просматривалась и простреливалась с вышек и просвечивалась ночью прожекторами (лагерь имел собственную дизельную электростанцию, расположенную за пределами зоны, чтобы ее не испортили «случайно» коварные и вечно неблагодарные зеки). Таким образом, шайке приходилось расширять число охранников, вовлеченных в схему воровства, включая сюда и вертухаев на вышках, которые «не заметят» беглецов во время пересечения ими «нейтральной полосы». Каждый лишний человек, однако, означал дополнительный риск и дополнительные расходы. Это, правда, уже не было заботой уголовников: это обстряпывали сами офицеры охраны из шайки, но головой рисковали при этом все равно беглецы и блатные: в случае задержания убивали их, а не офицеров охраны; сообщению об их участии в преступлении все равно ни одному зеку не поверили бы. В общем, рисков в этой схеме было полно, включая сюда и проход по тайге до места встречи с «получателем товара»; тайга — это ведь не парк культуры и отдыха: голодных медведей, бурных рек, морозных метелей все еще никто не отменял, тем более, что огнестрельного оружия у беглецов не было — только топор да нож. Но и при всех этих трудностях — утверждали уголовники — хорошо подготовленные курьеры доходили до цели всегда, и хорошо и безопасно жили потом по отлично сработанным документам всю оставшуюся жизнь.

Таким образом, игра стоила свеч: риски были оправданы для всех игроков. Банда получала свое золото, а курьеры получали свободу, которая была для них намного дороже золота. Так все это функционировало. Точней: такое представление о том, как это функционирует, выстроилось у Николая.

Однажды, в конце октября Енот передал Николаю чекушку с мутной жидкостью и велел «хлобыстнуть». «Будете блевать и дристать с пристрастием, — предупредил он, — и чтоб соседи наглядно видели, как вы корчитесь. Завтра на построение не выйдете, пускай дежурный доложит, что заболели оба и отправит вас в санблок. Все, бакланы, начинается ваше волшебное путешествие в страну чудес».