Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

такая истома, что задрожали ноги, и он вынужден был присесть на попавшийся дощатый выступ какой-то старой ограды. Откинув голову, он блаженно прикрыл глаза, и сразу явилась она, Маша, – ослепительно красивая, радостная, излучающая очами свет небес. А вокруг ее головы сияли звезды – это он точно видел: много звезд, Вселенная простиралась за ее спиной.

– Степан, ты чего, уснул что ли?

– Да нет, Володиша, хотя немного отдохнуть после такого насыщенного дня не мешало бы, – радостно солгал Степан, не открывая глаза. Но ему уже не хотелось спать, ему хотелось рассматривать ее волосы, тонкие пальцы, поднося к губам каждый пальчик по очереди, чувствовать их благоухание, откликаться на трепетание ее тела, целовать ее лоб, щеки, медленно спускаясь к губам, и коснувшись их, прильнуть к ним, горячим, желанным, отзывчивым, и обнять ее на всю свою жизнь.

– Так в чем дело, пошли.

– А как же ребята? – нарочито зевая, глухо откликнулся Степан.

– Ребята до первых петухов будут бродить, сначала кучками, потом парами. Забыл, как мы, будучи пацанами, мешали молодежи целоваться.

– Такое разве забудешь. Радостно смотреть на ребятню, что горячим табунком стоят вон там – у старой кривой сосны. Видишь? Они-то и являют новую жизнь, новое счастье. Все это повторяется от века к веку, закон жизни, которому никто не учит, он внутри каждого человека, – философски подытожил Степан.

– Этому не научишь. Это – любовь, – с интонацией опытного мастерового заключил Володиша. – Ну пошли, Степан.

А над Илимом, над деревней, над всем миром все еще разливалась девичья песня, заставляющая поверить, что горя нет, ночи нет, смерти нет. Есть только вечная Жизнь и счастливая Любовь.

Глава 2. Горизонт без края

Сестру Степан отыскал в огороде. Пользуясь погожими днями, она собирала народившееся добро: морковь, свеклу, редьку и всякую другую зелень, которая неожиданно появляется невесть откуда в конце лета.

Увидев брата, женщина будто обомлела, не поверила своим глазам, прищурившись, присмотрелась, и через мгновение уже бежала к нему, по-матерински раскинув руки.

– Степан, Степа, братик родной! Долгожданный! Как же я давно тебя не видела!

Он тоже поспешил к ней навстречу. Обнялись крепко, горячо. Сестра не уставала повторять.

– Ласточка ты моя, солнышко! Степушка! Какой же ты молодец, что приехал!

– Мила, Мила, ну не надо, я же не маленький. Ты, кажется, не замечаешь, что я уже вырос. Неловко при народе такие нежности выказывать, – ласково упрекнул ее брат.

– Да я при всей деревне тебя солнышком назову, – восторженно проговорила сестра.

Степан подвел ее к Володише и Маше.

– Ну, Степан, знакомь меня с твоими друзьями, – проговорила Мила, раскрасневшаяся от радостного волнения.

– С Володишей-то тебя чего знакомить, ты его знаешь, мы ведь вместе учились.

– Ну, это ты учился. А я с его сестрой Светкой в одном классе науку постигала. Так это Назаровский, что ли, парень? – всплеснув руками, наконец, поняла Мила.

– Он.

– Здравствуй, Володя, вот ты какой. Я слышала о тебе много хорошего, о твоей работе, конечно. Герой ты на всю округу.

– Спасибо, тетя Мила. Это не геройство – это моя работа, обязанность.

– Неужели я такая старая, что уже и для тебя тетей стала? – то ли шутливо, а скорее всерьез, упрекнула Володишу молодая женщина.

Тот смутился и по-детски ответил вопросом на вопрос:

– Но не Милой же мне вас называть?

– Можно и Милой, – пококетничала она, – в том плохого ничего нет, мне в радость, будто и не минули долгие годы со дней моей юности.

Но взглянув на красавицу Машу, посерьезнев, добавила:

– А это твоя жена, Володя?

– Нет, – односложно ответил Володиша, не желая продолжать тему.

Сестра вопросительно посмотрела на брата.

– Это Маша. Мы недавно познакомились, идем вместе почти с Хребтовой, – неуверенно, явно подбирая слова, пояснил Степан.

Маша пришла ему на помощь, очень кратко пояснив:

– Я шла с группой ребят из Усть-Кута, у одной девушки произошел вывих ноги, она со своим парнем осталась в Илимске, в больнице, а я напросилась со Степаном до райцентра, а потом он уговорил меня и у вас побывать. Я очень люблю путешествовать.

– Ну пойдемте, дорогие мои, в дом, – ощутив неловкость своих расспросов, заключила сцену знакомства Мила.

– Я-то, пожалуй, поеду, – воспротивился приглашению Володиша.

– Куда собрался, Володя? В кои-то веки встретились и в дом не зайдешь? Нет уж, пойдем, а там будет видно.

– Хорошо, хорошо, Мила, конечно, я побуду с вами.

– А где Юра, сестренка?

– У него, как в доме работа, так неотложные дела находятся. Прибежит сейчас. Вы же на катере приехали?

– Да.

– Значит, скоро будет. Он же не знает, что ты приехал, подумает, что рыбинспекция к нам нагрянула.

Не успела Мила договорить, калитку распахнул ее муж Юрий.

– Вот, легок на помине, всегда готовый отметить и радость, и поминки.

Юра пропустил мимо ушей слова жены, увидев Степана, заулыбался ему, схватил дорогого гостя в свои сильные, широкие объятия, попытался приподнять его как маленького, приговаривая:

– Ну, наконец-то, Степа, а то ведь ждем-ждем, а тебя не дождаться.

Но попытка оторвать высоченного Степана от земли не удалась.

– Мужиком стал, – сделал Юрий очевидный вывод, – а раньше я тебя легонько вверх подбрасывал.

– Выпивать меньше надо, водочка она ведь силы забирает, – проворчала жена.

– Мила… – Юра посмотрел на нее осуждающе.

– Заходите все в дом, я мигом на стол соберу.

Маша зашла в сени первая и растерялась. Это было просторное помещение с одной большой металлической кроватью у окна. Рядом – стол, покрытый скатертью, расшитой по центру крупными васильками и ромашками, а на кайме гордо вышагивали друг за дружкой по всему периметру огненные петухи с ярко-желтыми гребешками.

Девушка вопросительно посмотрела на кровать, потом на Степана. Тот понял причину ее растерянности.

– Так это сени, а за перегородкой клеть. Летом здесь живут, в доме душно.

Маша смущенно улыбнулась, движением плеч давая понять, что ошиблась в своем предположении о месте ночлега.

– Извини, я ведь не часто бываю в деревенских домах.

– Ну что ты, Маша, вот вход в дом, – Степан по-хозяйски распахнул массивную дверь, пропуская гостью вперед.

Переступив высокий деревянный порог, молодые люди вошли в главное помещение избы – это была большая квадратная зала. В правом углу – сердце таежного жилища – большая русская печь. Все кирпичики были бережно и тщательно затерты глиной и побелены. Перед загнеткой печи – маленькая кухня, она отделялась от основного помещения легкой деревянной перегородкой. В небольшое по таежным законам окно вливался в достаточном количестве дневной свет.

По диагонали от печи, как и положено, между восточной и фасадной стенами, над столом, красовалась божница, заставляющая всех входящих в первую очередь обратить свои взгляды именно в этот угол и склонить головы пред иконами. Их, расположившихся на двух полочках, было немного. Образа обнимало длинное узкое домотканое полотенце с густой орнаментальной вышивкой на концах. Степан заметил, что на верхней полке сбоку отдельно лежала одна толстая книга, а рядом стопочкой еще какие-то тонкие брошюры, потрепанные, видно, много раз читанные.

Поклонившись