Путешествие в Закудыкино - Аякко Стамм

По сути, декларация возлагает всю тяжесть вины на Церковь за то, за что сегодня прославляет сонм Новомучеников и Исповедников Российских. Предательство жертв гонений на Церковь тогдашних сергиан сравнимо лишь с лицемерием сегодняшних.

г) «Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. От 3/16 авг. 1918 г.».

Это определение запрещало церковные наказания за политические преступления.

Однако все эти протесты практически ничего не достигали, ибо авторы их один за другим арестовывались и никем не могли быть заменены. Но скоро таковой же стала и судьба послушных митрополиту Сергию епископов. Политика Москвы была явно нацелена к физическому уничтожению епископата и клира. Это не скрывалось почти от народа и всеми верующими явно осознавалось.

И вот, в то время, когда верующие так тяжело страдали под гнётом окружающих их преследований, митрополит Сергий с четырьмя членами Синода в заявлении корреспонденту ТАСС заявил 15-го февраля 1930 года, будто «в Советском Союзе никогда не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных преследований», что «церкви закрываются не по приказу властей, а по желанию населения, а во многих случаях даже по прошению верующих», что «священники сами виноваты, что не пользуются предоставленной им свободой проповеди» и что «Церковь сама не хочет иметь духовно-учебных заведений» («Беднота», 16 февраля 1930 года, цит. По книге С.В.Троицкого в книге «Размежевание или раскол», Париж, 1932 г., стр. 86–87).

Но вера в русском народе была далеко не уничтожена. Отчасти мы встретились с первыми плодами нелегального пастырства на родине. Марк Поповский пишет: «Катакомбная или подпольная Церковь возникла у нас в конце 20-х годов. То один, то другой священник исчезал из своего прихода, поселялся в тайном месте и начинал опасную жизнь изгнанников. В скособоченных домишках на городских окраинах возникали тайные молельни. Там служили литургии, исповедовали, причащали, крестили, венчали и даже рукополагали новых священников. Тайком, передавая друг другу условный стук в дверь, стекались туда верующие их дальних городов и областей. Туда шли за утешением, беседой, за радостью богослужения. Туда несли детей, вели стариков. Сколько таких очагов тайной веры существовало в стране, никто не знает».

Вот они – радости и успехи, вот они и неудачи сергианской Патриархии в союзе с большевистской властью. Отныне у них всё общее – кровь на руках одних и на осквернённых ложью и предательством алтарях других.

Ереси сергианства не суждено было пресечься. Поддерживаемая гражданской властью, находясь вне исцеляющего обличения на родине, она царствует и поныне. Об этом в следующей главе.

Московская патриархия и её патриархи

4-го сентября 1943 года неожиданно для всех состоялся в Кремле приём митрополита Сергия Сталиным. За два-три дня до того, митрополита, неожиданно для него, привезли в Москву, откуда за два года до этого, в октябре 1941-го года Сталин решил удалить возглавителей всех религиозных объединений. Митрополит Сергий и другие были направлены в Ульяновск, где им предоставили разные храмы. Теперь, спустя два года одновременно с митрополитом Сергием вызвали в Москву из Ленинграда митрополита Алексия (Симанского). Они присоединились к находившемуся всё время в Москве митрополиту Киевскому Николаю.

Рассказывают, что митрополит Сергий долго не мог решиться, в какой одежде ему предстать перед вождём. По положению предстоятеля Церкви он должен был бы явиться в митрополичьем облачении, но, не зная наперёд причины вызова, опасался гнева вождя. Решил надеть гражданское мирское платье. Сталин, увидав митрополитов, усмехнулся в усы и сказал: «Значит, меня боишься больше, чем Его…», – и показал пальцем на небо.

Не знаю, было ли то, но Марк Поповский живо описывает их встречу со Сталиным: «Всех троих доставили на приём кремлёвские машины. К полуночи иерархов принял Молотов. Сталин был ещё занят – слушал донесения с фронтов. Часа в два ночи (любимые рабочие часы вождя) Сталин, Молотов и митрополиты заняли, наконец, места вокруг богато сервированного стола. Началась беседа…. Сталин сказал, что советское правительство высоко ценит общественные усилия Церкви в настоящей войне, а также труды каждого из присутствующих по сбору пожертвований на нужды Красной армии. Сталин, радушно разведя ладони, спросил: „Что теперь мы можем сделать для вас? Просите, предлагайте“. И не дожидаясь ответа, сам сделал первое предложение: „У вас плохо с кадрами, нужно готовить новые кадры“…

Действительно, число оставшихся на свободе священников по российским масштабам было ничтожно. Оно не превышало нескольких сотен. Митрополиты… заговорили о пастырских курсах. Но Сталин перебил их: „Какие там курсы. Академии духовные вам необходимы, семинарии нужны. К этому делу надо приучать с малолетства“.

После обсуждения различных, весьма „скромных“ нужд Церкви осторожно митрополиты заикнулись о необходимости собрать Собор для избрания Патриарха. На это вождь успокоил их: „Это ваше внутреннее дело“, – и обратился к Молотову, – „Вячеслав Михайлович, распорядитесь о поездах и самолётах для поставки епископов. Когда собор?“

Восторг митрополитов от такого расположения Сталина, однако, был в значительной мере понижен, когда, не переставая улыбаться, Сталин сказал о том, что посредником для сношений правительства с Церковью, будет создан совет по делам Русской Православной Церкви, а во главе его будет Георгий Григорьевич Карпов, который был начальником как раз того отдела НКВД, который арестовывал и расстреливал церковников. Сначала митрополиты испуганно молчали. Наконец, митр. Сергий попробовал напомнить Сталину: „Но ведь он, Карпов, из гонителей наших!“ „Правильно, – ответил Сталин, – партия приказывала товарищу Карпову быть гонителем, он исполнял волю партии. А теперь мы ему поручим стать вашим охранителем. Я знаю Карпова: он исполнительный товарищ. Ну, стало быть, согласны, чтобы Карпов стоял во главе совета?“ Удерживая вздох, митрополиты закивали головами». А куда деться? Воля хозяина – закон для подчинённых.

С замечательной быстротой, через четыре дня состоялось уже заседание собора, избравшего митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси. Срочно, в добавление к трём митрополитам, из тюрем и ссылок собрали для этого ещё 16 архиереев. Не трудно догадаться, почему только 16 из нескольких десятков, томившихся на тот момент в большевистских тюрьмах и ссылках. Для многих архиереев, не согласных с такими «выборами» Патриарха и с самой кандидатурой митрополита Сергия, их отказ стал для них приговором.

Автор наиболее полной и документированной трёхтомной истории Русской Православной Церкви в последнее время (на немецком языке) Иоганн Хризостом сравнивает выборы Сергия с избранием Патриарха Тихона. Там свободно назывались кандидаты и один из трёх, получивших наибольшее число голосов, был избран по жребию. Здесь же митрополит Алексий (Симанский) сразу заявил, что есть только один кандидат и что поэтому соблюдение всех обычных при избрании Патриарха правил, является излишним. Так что же важнее, первостепеннее для сергианской патриархии – постановление Поместного Собора Церкви, или указание партии большевиков-людоедов? Ответ очевиден. Отец Хризостом справедливо замечает, что руководители Патриархии, получив уже указание Сталина относительно избрания Сергия, были охвачены страхом, что всё-таки кто-нибудь мог выдвинуть и другую кандидатуру.

В этих выборах есть все элементы нарушения 30-го правила св. Апостолов и 3-го правила 7-го Вселенского собора. Последнее правило содержит грозное осуждение митрополиту Сергию: «аще который епископ мирских начальников употребив, через них получит епископскую в Церкви власть, да будет низвержен и отлучён и все сообщающиеся с ним». Но что для сергианцев, как прежних, так и нынешних, Апостольские правила и Вселенские соборы, когда ближе к телу страх впасть в немилость к владыке земному?

Почему Церковь так строго относится к получению епископского положения с помощью гражданской власти? Конечно потому, что в этом случае есть основания подозревать у епископа свои, посторонние для Церкви мотивы, и потому, что поставленный таким путём иерарх, обязанный своим поставлением не Церкви, а лицам, ищущим «своего», могущими быть даже совсем чуждыми или враждебными Церкви, несомненно будет вынужден служить «двум господам» (Матф. 6, 24). К такому епископу приложимы слова Спасителя: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник» (Иоанн. 10, 1). Очевидно, иерархи Московской Патриархии не больно-то боятся Господа. А веруют ли они в Него?