Я — ярость - Делайла Доусон

совершенно естественно приваливается к ее боку, а Патрисия так же естественно обнимает ее. Эти перемены в ней, все эти глубокие мысли и инстинктивная доброта — сложно сказать, откуда они взялись. Может, виной всему шок, истощение или оксикодон, или тот факт, что когда в центре неотложной помощи она воскресила Пэтти, это открыло дорогу всем мыслям и чувствам, которые Патрисия долгие годы держала взаперти. Что ж, она не возражает — и за это, вероятно, стоит опять-таки благодарить оксикодон.

Просто так приятно хоть какое-то время не испытывать боли. Из-за этого она становится… добрее.

И хотя мир насквозь неправильный, но все не так уж и плохо.

— Мамочка! — вопит вдруг Бруклин.

— Я бабушка, — рассеянно поправляет Патрисия, отпивая чай из чашки. — Мама скоро вернется.

— Да нет же, бабушка, вон мама!

Патрисия вскидывает голову, оглядывается, пытаясь понять, что упустила.

— Где мама?

Бруклин прыгает на диване, и от ее возбуждения у Патрисии снова дергает раны. Если раньше все предложения девочки были восклицаниями, то теперь они кончаются по меньшей мере тремя восклицательными знаками.

— Мамочку показывают по телевизору!

Патрисия смотрит на экран, пытаясь понять, о чем говорит Бруклин. Там рекламируют странное новое реслинг-шоу, но вместо крупных мужчин с напомаженными волосами по рингу скачут люди всех возрастов и мастей. Один мужчина похож на призрака, другой — на красавца-банкира (будь у Челси мозги, она вышла бы замуж именно за такого, думает Патрисия), а какая-то женщина разодета так, будто встречает туристов на Гавайях.

А затем крупным планом — рычащая в кадр блондинка, голубые глаза подведены, взгляд черный и пронзительный, и Патрисии кажется, что кто-то схватил ее сердце и сжал в кулаке, выдавливая, как помидоры, которые Роза добавляла в свой знаменитый соус для спагетти.

Женщина на экране — Девица из Флориды — чудовищно похожа на Челси.

— Не думаю, что это мама, — говорит Патрисия и утешительно поглаживает Бруклин по плечу.

— Это она, — непреклонно возражает Бруклин. Она абсолютно уверена в своей правоте, как полагается ребенку: руки сжаты в кулаки, брови насуплены. Шрам на лбу сияет розовой звездочкой.

— Твоя мама не умеет бороться, — мягко осаживает Патрисия. — К тому же она не из тех, кто любит быть в центре внимания.

Однако какие-то воспоминания всплывают… Челси в странном костюме, в полумаске и смокинге… Челси говорит о том, что играет в спектакле, на который Патрисия не может пойти, потому что у нее смена в закусочной… Челси просит одолжить ей колготки для выступления хора, потому что у нее все кончились… и Патрисия, разумеется, отказывает, заявляя, что если Челси не может позаботиться о собственных вещах, то нельзя же ожидать, что она будет аккуратна с чужими.

— Это. Моя. Мама.

Бруклин выглядит как бык, готовый броситься в атаку, как бомба за мгновение до взрыва. Патрисия не уверена, может ли настоящая ярость вызвать приступ Ярости — но проверять ей не хочется.

— Ладно, ты права, — соглашается она.

— Мы должны поехать и найти ее. Вот почему она не пришла за мной.

У Патрисии не хватает духу рассказать Бруклин о… ну, обо всем этом. Как простая просьба и слишком обостренная гордость развели их. Как она жалеет о том, что выгнала Челси, что вычеркнула ее имя из списка гостей. Она хотела лишь преподать дочери урок, научить ее смирению, а вместо этого подтолкнула ее… к этому.

Бруклин благополучно засыпает на диване, и Патрисия, хромая, идет к ноутбуку, чтобы кое-что выяснить.

Итак, во-первых, ученые убеждены, что эмоции, особенно гнев, могут спровоцировать приступ Ярости. И Бруклин права — ее дочь странным образом оказалась втянута в какую-то гигантскую телевизионную авантюру.

Патрисия смотрит на яркие фотографии Девицы из Флориды. Лицо искажено яростью.

Именно это чувствует Пэтти.

Будто смотрится в зеркало, которое показывает твою истинную сущность.

«Умница, — думает Патрисия. — Умница, дочка».

45.

Дэвид, может, и вышел из тюрьмы, и теперь он свеж, чист, хорошо одет и аккуратно пострижен, но его жизнь по-прежнему бардак. Он думал, что, вернувшись домой, найдет там жену в отчаянии — напуганную, страдающую, готовую на все, лишь бы вернуть его расположение, — но дом пуст. Он понятия не имеет, где его семья, уже несколько дней от Хантли не было вестей — и Дэвид чертовски зол.

Маячок из машины Эллы все еще указывает, что она в гараже у какой-то соседки. Дэвид несколько раз проезжал мимо того дома, выходил из машины и стучал в дверь, заглядывал за занавески — но все без толку. Он позвонил в полицию, чтобы заявить о пропаже дочери, но попал в бесконечную сеть телефонных ботов. Жизнерадостный женский голос твердил, что ему обязательно помогут, но помощи Дэвид так и не получил. Он все еще не может попасть к Патрисии, хотя пытался пробиться через разных охранников посредством угроз, обещаний и взяток.

Хантли, на хрен, мог бы ответить на его звонок.

Дэвид чувствует себя как идиот, потому что сидит сложа руки.

Ну, не считая работы, конечно, ведь надо же откуда-нибудь брать деньги. Все прочие парни в офисе уже вакцинировались, и Дэвид говорит им, что он тоже, и никогда не надевает рубашку с коротким рукавом. Брайан обещал все устроить, но это тот же Брайан, который заверял, что нужно вкладывать деньги в ту авантюру. Даже если выгрести все деньги на черный день и сбережения, у Дэвида не наберется столько, чтобы заплатить за вакцину, но он уже дважды проходил тестирование, пока был на карантине, а еще держится подальше от комаров — так что все должно быть в порядке.

Да пусть он даже и болен — не похоже, что кто-то с этим что-то делает. Его жена-убийца все еще на свободе, и это, кажется, никого не волнует. Новость не стали раскручивать дальше; так, развлечение на пять минут, интересное и отличное от остальных сообщений об убийствах лишь потому, что жертву забили термокружкой, старика забросали дерьмом, а Челси — горячая маленькая блондинка, а не какой-то там беззубый наркоман.

Будь у него побольше денег, Дэвид нанял бы частного детектива, чтоб найти ее, а если б тесть ответил хоть на один его звонок, то было