После бури - Фредрик Бакман

для обоих, они даже поговорить о ней не успели, а может, намеренно избегали этой темы. Йонни прибыл на фабрику и распиливал станок, чтобы освободить пострадавшую, Ханна принимала ее у себя в отделении. Сейчас обоих переполняли чувства. Ханна давала им выход, Йонни держал все в себе. Она кипела, он готов был взорваться.

– Пойду отнесу вещи в машину, – сказал он, хотя относить было нечего. Выйдя из дома, он просто сел на водительское сиденье и включил Брюса Спрингстина на полную громкость.

Ханна заглянула в комнату тринадцатилетнего Теда. Он уже надел свой красный тренировочный костюм и, как всегда, собрался раньше всех. В отличие от пятнадцатилетнего Тобиаса. Тот, по своему обыкновению, только проснулся и все еще пытался отыскать два парных носка. Ханна нашла носки и пробормотала первое, что пришло в голову:

– Неужто это твои носки? Похожи на папины! Какой же у тебя размер? Совсем недавно я еще шнуровала тебе коньки…

– Последний раз ты шнуровала нам коньки лет десять назад, мама, – в один голос хмыкнули Тобиас и Тед.

– Нет, это было как будто пять минут назад! – упрямо возразила им мать. – Ну, максимум на прошлой неделе!

Это не вы стали взрослыми, это просто мой мир сжался вокруг вас, подумала она, обнимая своих мальчиков. Сейчас у нее остался только один ребенок, Тюре, которому еще можно было помогать шнуровать коньки, хотя и он уже редко когда ей это позволял. Лишиться и этого – ужасно, потому что те короткие секунды, когда ребенок делает первые шаги на льду, когда выходит на первую тренировку или матч, были одними из редчайших мгновений, когда она чувствовала себя хорошей матерью. Матерью, у которой все схвачено. На одну-единственную секунду. Теперь они со всем справлялись сами – о чем она и мечтала, когда они были маленькими и беспомощными. А теперь она мечтала вернуть прошлое, потому что они выросли и стали самостоятельными.

Тед и Тобиас всю дорогу до Бьорнстада спорили из-за музыки. Тесс назло обоим включила Спрингстина, но Йонни решил, что это она ради него, и млел от сознания собственной важности, пока они не выехали из леса и не увидели очередь из машин, вытянувшуюся до самого ледового дворца.

– Ни фига себе, что происходит? – воскликнул Тобиас.

– Они что, все будут смотреть наш матч? – вырвалось у Теда.

Йонни и Ханна сидели молча, напряженно глядя на толпы народа на парковке. Тут и там кучковались мужчины в черных куртках – обычно они не ходят на детские матчи, но сегодня все было по-другому. Нависшая угроза насилия становилась самосбывающимся пророчеством: только прослышав, что люди из Хеда едут сюда драться, Группировка решила, что должна защитить своих парней в Бьорнстаде, поэтому люди из Хеда решили, что просто ОБЯЗАНЫ приехать, чтобы защитить своих. Никаких провокаций и не требовалось. Ненависть сама катилась, как по рельсам.

Все это плохо кончится, подумала Ханна, но сказала другое:

– Какая классная атмосфера! Смотрите, сколько народу из Хеда приехало, почти домашний матч!

– Это и есть домашний матч, – недовольно пробурчал Йонни.

Во всяком случае, так и было задумано. Игра планировалась в ледовом дворце Хеда и состоялась бы там, если бы не рухнула крыша. И теперь ее перенесли в Бьорнстад, причем на четверг, поскольку другого окна не нашлось. Кто-то в Бьорнстаде, конечно же, позаботился о том, чтобы на табло с анонсами матчей у входа в ледовый дворец команда Бьорнстада стояла первой, как будто это их домашний матч.

– Разве это так уж важно? – возразила Ханна, и Йонни обиженно смолк.

Вслед за другими они ехали между флагштоками с развевающимися наверху огромными зелеными флагами. Снег на чудесной новой крыше ледового дворца искрился на солнце. Все парковочные места поближе к входу были заняты дорогими кроссоверами хоккейных папаш, похожими друг на друга как две капли воды. На заднем стекле каждой – наклейка с логотипом «Бьорнстад-Хоккея». Микроавтобус Йонни проехал между ними, кашляя мотором, как заядлый курильщик, что сорок лет просидел на стойке ресепшена какой-нибудь администрации, выкуривая по сорок сигарет каждый день. Старый кузов трясся и грохотал, внутри надрывался Спрингстин, а где-то чуть в стороне компания подростков скандировала: «МЫ МЕДВЕДИ! МЫ МЕДВЕДИ! МЫ МЕДВЕДИ! МЫ МЕДВЕДИ ИЗ БЬОРНСТАДА!» Небольшая группка детей в красном отозвалась: «ХЕД! ХЕД! ХЕД!» Вся парковка заулюлюкала, после чего первая группа подростков заорала: «ХЕД – СУКИ! ХЕД – СУКИ! ХЕД – СУКИ!»

– Охрененный «Бьорнстад-Хоккей» с его охрененными «этическими нормами»… – еле слышно пробормотал Йонни, и даже Ханна не нашла в себе сил попросить его заткнуться.

Тобиас и Тед выскочили из машины, Тобиас молча взял сумку брата, чтобы тот не застрял в толчее, если вдруг начнется драка. Увидев тренера Теда и остальную команду у входа в ледовый дворец, они двинулись под звенящие в ушах призывы Ханны:

– Сосредоточьтесь на игре! Не лезьте в разборки! Слышите?

Тесс стояла рядом с ней, поглядывая в ту же сторону. Ханна посмотрела на дочь, потом на вход и вздохнула:

– Бубу там?

Тесс счастливо кивнула:

– Можно, я…

– Да-да, беги. Но держись рядом с ним! Хоть будет за кем спрятаться, если начнется драка. Такой здоровяк, ему любой мордобой не страшен.

И Тесс убежала, так беспечно, как будто пришла в парк аттракционов, на который, собственно, и была похожа парковка перед ледовым дворцом. Дочь так весело смеялась, что Ханна почти расслабилась: если не обращать внимания на редкие злобные кричалки, народ был довольно-таки благодушен. Воздух, пронизанный радостным ожиданием, дети с тяжелыми спортивными баулами, открытые багажники с пакетами булочек и термосами с кофе. Последнюю неделю оба города переполняла взаимная ненависть, но теперь казалось, будто все весело потирают руки на морозе и предвкушают, как отогреются теплом спорта. Объятия старых друзей, не видевших друг друга с самой весны, долгое лето, когда все разъехались по дачам и кемпингам, осталось позади, зато сейчас начинается настоящая жизнь. Теперь все будни снова окажутся подчинены логистике: отвезти на хоккей, забрать с хоккея, и каждый вечер сотням семей снова будет о чем поговорить всем вместе, потому что если бы все эти дети не играли в хоккей, то родители никогда бы не занимали столько места в их жизни. Сколько лет таких вот хлопот отпущено Ханне в лучшем случае? Скоро все кончится. Скоро они вырастут. Матери беззащитны перед ходом жизни, потому что отдали своим детям все до последней частички, до последнего клочка кожи, к концу их подросткового возраста ее уже нет вовсе, так что каждая следующая потеря врезается в голое мясо.

– Пойду хот-дог куплю, ты тут будешь? – как ни в чем не бывало спросил Йонни, и, боже, как бы ей хотелось, чтобы его прямо