Бессонная война - Сэм Альфсен

был сумасшедшим. Да и кто бы вырос здоровым в такой семье? Всего несколько дней назад этот арцент похоронил единственного человека, памятью о котором дорожил. Теперь же он цеплялся за любую возможность выбраться из своей бездны страданий.

«Сколько бы людей я ни встречал, я почти не видел счастливых».

Нуска проскользнул через ворота и вернулся на площадь, к яблоне. Толпа казалась растерянной, лекарь стал вслушиваться в разговоры:

– Куда подевалась Тайя?!

– Ну и кто теперь нам споёт?

– Давайте пойдём и отыщем её! Нельзя прерывать праздник!

Толпа возмущённо роптала, а Нуска устало тёр виски. Нет-нет, искать этих двух больных hve сейчас не стоит.

Лекарь, чувствуя себя жертвенной овцой, вдруг вскочил на сцену. И, разведя руками, громко спросил:

– Господа! Хотите, этот хаванец споёт для вас?

В толпе зашушукались. Нуска натянул на лицо свой сценический образ: широко улыбнулся и обвёл взглядом зрителей.

– Ну попробуй! Но если нам не понравится и ты испортишь праздник, то полетишь из Сифы вон! – смеясь и ткнув в сторону лекаря пальцем, выкрикнула та самая старуха с полей. Видимо, она пользовалась уважением, потому что спорить с ней никто не стал.

Нуска поклонился, а затем ненадолго отвлёкся на музыкантов. Напев им одну лесную мелодию, он быстро нашёл с ними общий язык.

Встав на самый край сцены, лекарь уже набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы начать. И именно в этот момент дыхание спёрло. Улыбка медленно сползла с лица. Волосы на затылке зашевелились.

Нуска, словно чего-то испугавшись, стоял и смотрел вдаль. Люди, подметив в нём эту странную перемену, стали озираться по сторонам, но ничего не увидели.

Снова запели птицы, но на этот раз – ночные. Гулкое уханье, крики ворон и стрёкот сверчков соединялись, рождая совсем другую песню.

Песню, которую Нуска никогда не слышал.

И песню, которую он начал петь так, словно репетировал перед этим несколько недель. Музыканты растерялись, вовремя не начав, и Нуска пел, заполняя площадь своим сильным голосом.

В полумраке и белёсом свете двух полных звёзд слова неизвестной баллады завораживали, но ещё больше – пугали до безумия.

Под чёрной звездой бесконечного края

Окончила песнь лебединая стая.

Под грохот мечей и вой южных ветров

Упала звезда в море алых цветов.

Под бой барабанов, под топот коней

На небе, разбитом на сотни частей,

Сгоревши дотла, утонувши в золе,

Звезда умерла и сгнила в ковыле.

Безжизненный вереск, промозглая тьма

Укрыли тела, нежно их обрамя.

Дыхание тысяч людей прервалось,

Меж небом и твердью разрушилась ось.

Покинутый воин поднял свой меч.

Отринутый воин себя начал сечь.

Река его крови омыла тела,

Звезду напоила, сгоревшу дотла.

На зольное небо светило взошло,

Вновь мир озарило святое тепло.

Река его крови омыла тела,

Звезду напоила, сгоревшу дотла.

Покинутый воин держит свой меч.

Отринутый воин в крови с ног до плеч.

Реке его крови не будет конца,

На вас уже смотрят глаза мертвеца.

* * *

Нуска пришёл в себя только в покоях Мары. Он и сам не знал, как оказался здесь в такой странной компании. Лекарь лежал на софе, а над ним, склонившись, собрались трое: Мара, Гирру и Тайя. Больше в этой просторной и тёмной комнате никого не было.

– Нуска, ты меня слышишь? – взволнованно спрашивал Гирру. Он аккуратно тряс лекаря за плечо.

– Да, – хрипло отозвался Нуска, продолжая пялиться в одну точку. В его голове было абсолютно пусто, а чужие слова доходили с опозданием.

– Нуска, ты знаешь, что сделал…? – сглотнув, пробормотала Мара, а затем, наклонившись ещё ближе, уставилась в лицо Нуски, не моргая.

Лекарь перевёл на неё пустой взгляд. Всё расплывалось. Ему было трудно сконцентрироваться даже на лице Мары, не то что на смысле слов.

– Нет?.. – отозвался он.

– Я… Мы… – Мара судорожно выдохнула, а затем, отпихнув Гирру в сторону, почти набросилась на Нуску и встряхнула его за плечи. – Приди в себя! Ты только что предсказал гибель всему Скидану!

Нуска непонимающе захлопал глазами.

– Я-то?

– Духи! Гирру, что с ним?

– Думаю, это последствия энергии духов. Полукровки, рождённые от связи хаванца и лесной, могут предсказывать будущее, разговаривать с духами. Хотя… Я и сам видел подобное впервые.

Они продолжили что-то обсуждать. Даже Тайя влезла в спор. Но Нуске было тяжело проследить за ходом их разговора.

«Я… предсказал Скидану гибель? Что же я такое спел?»

Нуска не помнил. С того момента, как он открыл рот, он не помнил ничего. Очнулся он уже здесь, в этой комнате.

Если Скидану суждено погибнуть, если так написано в книге судеб духов, то что они могут поделать?

Нуска замотал головой, шлёпнул себя по щекам и вскочил на ноги. Перебив начавшуюся перепалку между тремя сурии, он сказал:

– Мы должны доложить эрду Сину.

Однако лицо Мары вдруг переменилось. Зачем-то она отвела взгляд, а затем ответила:

– Он слышал твоё предсказание. Он уже на пути в Эрьяру.

Глава 87. Магия боли

– Вас хочет видеть главная сурии Тирра Сивьера.

Нуску силком вытолкали из покоев Мары. Они не успели обсудить произошедшее, придумать на скорую руку план по спасению целой страны или просто помолиться духам о здравии скиданцев.

Стражи, которых послали за лекарем, были не абы кем: верзилы, одетые в карборские доспехи, слишком легко и быстро скрутили Нуску с помощью дэ.

«Сурии, владеющие магией боли», – догадался Нуска и со вздохом повиновался.

Неизвестно, что с ним хотят сделать, но вряд ли погладят по головке и предложат бокал вина. Да и…

«Кажется, я на посевной хорошенько нахамил этой главной сурии. Раскланиваться передо мной она не станет…»

Распахнулись двери в незнакомые покои. Нуску втащили внутрь и швырнули на пол, словно добычу, отданную вожаку стаи. А затем острая боль разрядом ударила по позвоночнику – лекаря скрутило так, что он со стоном уткнулся лбом в пол. Слёзы выступили на глазах, а пот градом покатился до самых локтей.

«… скорее уж это меня принудят кланяться».

Увидеть Нуска не мог – но зато услышал приближающийся ритмичный стук.

Цок-цок-цок. Хрясь.

Лекарь взвыл, когда острый, словно заточенный, каблук впился в позвонки шеи.

– Что это была за выходка? Кто подослал тебя? Тиама? Отвечай.