Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах - Артем Юрьевич Рудницкий

«Операция “Икра”», которой придавалось большое значение. Из Москвы присылали большое количество этого продукта, который в Европе считался дорогим и редким деликатесом.

Банки с икрой направлялись сотрудникам германского министерства иностранных дел, высокопоставленным чиновникам других ведомств, ведущим журналистам, политическим деятелям – словом, всем важным персонам. Однако в декабре 1937 года в эту операцию пришлось внести коррективы, учитывая опыт прошлого года. Тогда икру доставляли по месту работы «фигурантов» и они, не желая рисковать своим положением, передавали деликатес в больницы. Теперь было решено разносить икру по домашним адресам, что обеспечило желаемый результат. Нацисты, не опасаясь нагоняя на службе, без помех полакомились русским деликатесом{107}.

Астахову присылали приглашения на официальные приемы, которые он посещал по согласованию с Москвой. Из его отчета в конце августа 1938 года: «В 8.30 я с женой на обеде у Гитлера. Присутствуют все главы миссий (кроме греков, которые в трауре). Румынский посланник отсутствует ввиду срочного отъезда – присутствуют его жена и поверенный в делах с женой. С немецкой стороны кроме Гитлера присутствует вся верхушка: Гесс, Геринг с женой, Геббельс с женой, Функ, Риббентроп, Нейрат, Гиммлер, Розенберг, Мейснер, ген[ерал] Браухич и большое число прочих чиновников, военных и пр. Общее количество гостей около 190 человек. На месте главной хозяйки – жена Геринга»{108}.

Астахова приглашали и в более непринужденные компании, где местная публика веселилась, не стесняясь «русского большевика». Однажды он наблюдал, как на одном из таких сборищ напился до бесчувствия имперский министр экономики Вальтер Функ «танцевал на столе, ходил по столу с раскрытым зонтиком на ладони. Пикантность ситуации усиливалась тем, что он был украшен лентой с итальянским орденом, полученным от Муссолини»{109}.

Не нужно объяснять, что все это не означало потепления межгосударственных отношений. Враждебность в поведении немцев присутствовала и проявлялась по-разному.

На приеме 30 января 1938 года по случаю прихода Гитлера к власти (в этот день в 1933 году его назначили рейхсканцлером) Астахов почувствовал возросшую неприязнь со стороны хозяев. Хотя среди руководителей дипломатических представительств он считался одним из старожилов, его допустили к фюреру одним из последних. Астахов об этом докладывал: «Когда шеф протокола… говорит рейхсканцлеру, что следующим является советский поверенный в делах, Гитлер делает едва уловимое внутреннее усилие, но моментально овладевает собой, производя ту же церемонию, что и с другими. Рукопожатие и какая-то нечленораздельная фраза»{110}.

Чтобы компенсировать нелюбезность рейхсканцлера, стоявший рядом с ним министр иностранных дел фон Нейрат приветствовал Астахова гораздо радушнее{111}. Министр был кадровым дипломатом и знал, как держаться на официальных приемах.

Со своей стороны, Астахов, следуя указаниям центра, также не демонстрировал особого дружелюбия. Например, не принял приглашение того же фон Нейрата посетить оперу{112}.

Приведем эпизод, запечатленный в донесении советника полпредства Михаила Николаева. 20 апреля 1938 года вместе с другими сотрудниками он наблюдал из окна представительства за парадом по случаю дня рождения Гитлера. Полпредство располагалось на одной из центральных улиц Берлина, по которой маршировали воинские части, принимавшие участие в параде, шла военная техника. В телеграмме Николаев изложил свои впечатления следующим образом: «Большинство сидящих в автомашинах, проезжая мимо нашего дома, задирали головы на наше здание. Ехавший в машине Геббельса один из его сопровождавших, поравнявшись с нашим зданием, сделал на лице гримасу, кивнул в сторону наших окон, в которые смотрели. Что означал этот знак – определить трудно, но во всяком случае было похоже на проявление хулиганского бравурства. “Мол: эй вы, там”»{113}.

Возможно, это было некоторым преувеличением, но даже в этом случае приведенная деталь достаточно характерна, поскольку отражает восприятие двусторонних отношений советскими дипломатами. Допустим, нацистские бонзы не так уж сильно «задирали головы на наше здание», но хотелось, чтобы задирали. Это позволило украсить сухую депешу колоритным пассажем и лишний раз подчеркнуть взаимную враждебность.

В дипломатии традиционно принято демонстрировать свое критическое или неприязненное отношение к партнеру затягиванием выдачи виз новым сотрудникам посольства, агремана главе миссии и процедуры вручения верительных грамот. Новый советский полпред Мерекалов ждал агремана больше месяца, и Астахову приходилось не раз посещать по этому поводу с демаршами германское министерство иностранных дел. Прибытие полпреда произошло в мае 1938 года, и только 12 июля он смог вручить верительные грамоты Гитлеру. Это произошло в баварской резиденции рейхсканцлера в Берхтесгадене. Полпред и фюрер обменялись короткими приветствиями, а затем последовал официальный обед. Однако эта церемония не свидетельствовала о готовности сторон развивать отношения.

К осени 1938 года отношения достигли низшей точки. На фоне продолжавшегося конфликта в Испании и резко обострившегося чехословацкого кризиса СССР демонстрировал свою антифашистскую позицию.

Сталин и участники Мюнхенской конференции. «Что, меня не позвали?» Карикатура в британской газете Evening Standard. 1938. 30 сентября.

Два вождя

Молотов отхлебнул из бокала, облизнулся, преданно и прочувствованно взглянул на Сталина. Важно продемонстрировать свою заинтересованность в беседе, способность ее поддержать. И как бы невзначай обронил:

– Фашисты нам регулярно гадили. Кто бы мог подумать, что через год-два…

Лицо Сталина приобрело такое выражение, что у второго человека в государстве пропало желание продолжать начатую тему. Презрительная насмешка – вот как можно было охарактеризовать это выражение. Сталина забавляли попытки председателя правительства вести разговор на равных.

– Я бы мог подумать, – сказал он. – К примеру. Ну, гадили, что с того? Мелочи. Гитлеру важно было не оттолкнуть англичан и французов. А те примитивно мыслили. Раз фашисты против СССР, значит им многое позволено. Австрию слопать, Чехословакию сожрать. Только бы демократов в покое оставили.

– Абсолютно! – энергично закивал Молотов. – Конечно, мелочи, а в главном они нам ничего плохого не делали. И мы не делали. Литвинов больше шумел, чем делал.

– Ну, – протянул Сталин, – если бы нас не обманули французы и выполнили условия по договору о взаимопомощи, тогда бы нам пришлось вмешаться, поддержать Прагу. Как по-твоему, Молотковский? – Вождь с любопытством наблюдал за Вячеславом Михайловичем. Ему нравилось смущать и озадачивать своего соратника, который старался угадывать мысли вождя, чтобы не дай бог не разойтись с ним во мнении. Только не всегда удавалось.

Молотов покраснел и заерзал на стуле.

– Да ты не ерзай! – со смешком сказал Сталин. – Не то сиденье продавишь. Своей каменной жопой.

Он употребил не культурный термин «задница», а это не вполне приличное слово. Что, конечно, задело Молотова.

Второй человек в государстве выдавил из себя: «Ну вообще-то…» и запнулся. Тогда вождь махнул рукой, снимая неловкий момент, и начал сам подробно объяснять.

– Что для нас было главным? Коллективная безопасность? Антифашистский фронт? Дружба с Гитлером? Нет. Главным всегда является то, что может и должно служить средством достижения главной цели. А в чем заключалась главная цель? Укрепить позиции социалистического государства, утвердить Советский Союз как великую державу. Чтобы нас не отставляли всякий раз в сторону, когда судьбы мира вершились. Пошли бы нам навстречу господа из Лондона