Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах - Артем Юрьевич Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Астахов приводил пример «оскорбительной карикатуры на руководство РККА в журнале “Дер Арбейтсман”»{65}.
Когда он изложил свои претензии статс-секретарю МИД Германии Гансу фон Макензену (их посадили рядом на новогоднем приеме у Гитлера), тот высокомерно ответил: «Я ее [прессу][15] вообще не читаю. Мне дают лишь отдельные вырезки»{66}.
Трудно сказать, насколько объективно оценивал Астахов сдержанность советской прессы: ее антифашистский накал в 1920–1930-е годы был достаточно силен. Если говорить о советских карикатуристах, то Гитлера как отрицательного персонажа они не обходили вниманием. В журнале «Крокодил» в этой роли он появился уже в 1929 году и позднее не сходил с его страниц. Что касается политики и повседневности Третьего рейха, то они рисовались самыми чёрными красками – если только это образное выражение применимо к карикатуре, нередко цветной{67}. Вообще в международных сюжетах советских карикатуристов германская тематика превалировала{68}.
И немецкая, и советская пресса с особенной силой обменивались пропагандистскими выпадами в периоды ухудшения двусторонних отношений, что вполне закономерно. В 1937 году начался как раз такой период, длившийся до начала 1939 года и характеризовавшийся ожесточенным политическим соперничеством и массированными идеологическими атаками. Литвинов неутомимо бичевал нацистов в Лиге Наций и на всех международных площадках, гитлеровцы не оставались в долгу. Опираясь на советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи, Москва удесятерила свои усилия по консолидации европейских государств для отпора германской экспансии.
Антифашистская риторика и пропаганда носили масштабный и наступательный характер, но не всегда прямо указывали на Германию как на главного и «естественного» противника. Зато это могли себе позволить авторы художественных произведений и популярных антифашистских фильмов («Профессор Мамлок», «Болотные солдаты» и «Борьба продолжается» и др.){69}, рассказывавших о жизни в Третьем рейхе, преследованиях инакомыслящих, евреев и т. д. Когда же режиссеры и сценаристы пытались воссоздать на экранах будущую войну, в которой, конечно, Красная армия сразу начинала громить врага, то этот враг изображался несколько условно. Германия не называлась, хотя легко угадывалось, какое именно государство совершило агрессию. Обмундирование и прочие приметы войск агрессора являлись плодом творчества костюмеров: оно было похоже на форму немецких военнослужащих и эсэсовцев, но только похоже.
В фильме «Танкисты»{70} форма солдат и офицеров армий стран коалиции, атаковавших СССР, напоминала скорее польскую. И говорили эти солдаты и офицеры то по-немецки, то по-румынски, то по-польски.
В фильме «Если завтра война»{71} на танках нарисовали свастику с лучами, загнутыми в «неправильную» сторону.
Отметим сборник речей, приказов и приветствий Климента Ворошилова, напечатанный «Воениздатом» в начале 1939 года. В «произведениях» маршала и наркома обороны найдется немало высказываний о «разнуздавшемся» и «озверелом» фашизме, который «развертывает мировую бойню»{72}. Но ни разу фашизм или фашистский лагерь не отождествлялись с Германией. Конечно, советские люди прекрасно понимали, откуда исходит главная угроза миру. С другой стороны, кого только ни называли фашистами. Тех же поляков или румын…
Ну а германские журналисты нисколько не стеснялись и использовали любой повод для «подогрева страстей». Так, 6 июля, в годовщину убийства в 1918 году в Москве германского посла Вильгельма фон Мирбаха, в немецких газетах «появились личные оскорбления членов совпра»{73}. На это, естественно, обратил внимание Астахов.
В отчете полпредства за 1939 год говорилось (имелись в виду первые месяцы года): «В германской прессе продолжалась с прежней силой антисоветская кампания, находившая свое выражение в распространении различного рода небылиц и слухов о положении в СССР»{74}.
В октябре 1937 года лорд Уильям Бивербрук, влиятельный британский политический деятель и медиамагнат, спросил Гитлера о его отношении к СССР. Как передавало полпредство, «Гитлер сразу пришел в сильное волнение, произнес резкую речь против нас, усиленно подчеркивая, что только он спасает Европу, в частности, Англию, от большевизма». Бивербрук вынес убежденность, что глава рейха «не пойдет ни на какие соглашения, которые связали бы его свободу действий и гарантировали бы советские границы. Бивербрук вынес впечатление, что Гитлер готовится к войне»{75}.
Полпредство исправно доносило до центра высказывания иностранных наблюдателей об агрессивных намерениях рейха в отношении СССР. Гнедин сообщал о своей беседе с одним из редакторов британской «Таймс», который высказался без обиняков: «Германия с неизбежностью идет к войне; взрыв неустраним»{76}.
В распоряжении полпредства оказались «Тезисы лекций для политических руководителей», которые нацистские пропагандисты читали в Гамбурге в декабре 1937 года. В них говорилось: «Положение Германии улучшится тогда, когда Германия получит обратно те места в Европе, которые когда-то ей принадлежали и которыми русский крестьянин не в состоянии владеть. Занять эти земли можно будет только при помощи войны. На занятие этих земель имеется обещание Польши»{77}.
Даже Шуленбург, обычно призывавший к улучшению двусторонних отношений и излучавший оптимизм, держался по-другому. Находясь в Берлине в мае 1938 года, он встретился с Астаховым и не счел нужным, как он это раньше делал в подобных случаях, «говорить о смягчении отношений как о новых веяниях»{78}. Вернувшись в Москву, германский посол дипломатично воздерживался от каких-либо оценок, чтобы еще больше не накалять атмосферу. «Гитлера он не видел и, само собой разумеется, что не от Риббентропа можно было ожидать каких-либо указаний на улучшение отношений»{79}.
С обеих сторон участились провокации против дипломатических представительств, отдельных граждан, всевозможные проявления враждебности. После аншлюса Австрии полпредства в Вене и в Берлине докладывали в центр о том, что немецкие военные и местные нацисты издеваются над советскими гражданами, в том числе работниками загранучреждений. Были арестованы австрийцы, работавшие в представительстве ТАСС.
11 мая 1938 года полпред Иван Лоренц покинул Вену (в Москве был репрессирован), и миссия в Австрии прекратила свою
