Звезда негодяя - Лариса Петровичева

ей сделалось настолько не по себе, что она опустила глаза и сцепила руки в замок так, что пальцы заболели. Коннор держался с завидной невозмутимостью, хотя что ж? То, что для девушки позор, для мужчины похвала.

– Почему это вдруг вас заинтересовало, доктор Маквей? – спросил Коннор. Доктор показал ему свою лупу и сообщил:

– Сей прекрасный предмет говорит мне, что в вас, мой друг, еще есть остатки магии. И они приходят в движение, когда рядом с вами появляется миледи Эмма. Она, как бы это выразиться, усиливает их.

Эмме казалось, что у нее горит не только лицо, но и плечи. Кажется, она понимала, к чему клонит доктор. Чем ближе Эмма, тем сильнее может стать Коннор, вернуть себе магию?

Она растерянно посмотрела на хозяина Дартмуна. Коннор выглядел так, словно никак не мог подобрать нужных слов. Надежда, которая озарила его лицо, была настолько болезненной и глубокой, что Эмма отвела глаза.

На это нельзя было смотреть. Слишком больно. Чужая надежда всегда ранит, особенно если этот человек надеется на тебя.

– Вот сейчас она пришла, и в вашем поле появились новые нити, – сказал доктор и протянул Коннору лупу. – Взгляните сами, вон они плывут. А до этого их почти нельзя было различить.

Эмме очень захотелось подойти и взглянуть, но она осталась на месте, стискивая пальцы все сильнее. Потом останутся следы – ну и пусть. Коннор послушно посмотрел в лупу и задумчиво промолвил:

– А ведь и верно. Эмма, дайте руку, пожалуйста.

Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, Эмма поднялась со скамьи и приблизилась к Коннору. Он взял ее за руку, заглянул в лупу и, помолчав какое-то время, сказал:

– Да, они определенно движутся быстрее.

– Вот! – воскликнул доктор. – Скорее всего, заклинание зацепило и миледи Эмму. Я пока не сформулировал механизм вашего совместного воздействия, но он есть.

Коннор посмотрел на Эмму так, что ей захотелось закрыться, словно его взгляд растворил платье, и она предстала перед ним открытой и беспомощной.

– То есть, если мы, например, займемся любовью, – медленно проговорил Коннор, и Эмма вдруг увидела, кто перед ней: не раненый человек, страдающий от своей раны, а светский бесстыдник, для которого цель оправдывает средства, – то магия, возможно, окрепнет? И постепенно вернется?

«Господи Боже, – подумала Эмма, чувствуя, как немеют ноги. – Он видит во мне лекарство. И возьмет его любой ценой».

Доктор Маквей пожал плечами.

– Очень может быть, – ответил он. – Вспомните хоть святого Ческо, которого любовь девы Анны спасла от чумы. Старинный способ.

– Вы собрались возвращать свою магию, положив меня в постель? – за растерянностью и страхом пришел гнев, Эмма почти вырвала руку из пальцев Коннора и сделала несколько шагов назад. Сердце заколотилось где-то у горла, Эмма почти задыхалась от возмущения.

– Доктор Маквей, это может помочь? – Коннор тоже поднялся, сейчас он смотрел на Эмму с такой алчностью, словно готов был овладеть ею прямо здесь, в саду.

– Я почти уверен в этом, – произнес доктор. – Потому-то я и спросил о том, была ли между вами близость.

Коннор помолчал, задумчиво глядя на Эмму, а затем произнес:

– Хорошо. Эмма, пойдемте проверим.

– И не подумаю! – воскликнула Эмма, отступив еще на несколько шагов. – Вы… вы циничные бесстыдники, оба! Я не вещь!

– Вы лекарство, миледи, – подал голос доктор. Кажется, он сейчас прикидывал, какую статью в научные журналы напишет об этом случае и сколько получит денег за нее. Эмма впервые в жизни почувствовала себя мышкой на столе ученого. Мышкой, которую просто используют, не думая о том, каково ей. – Эмма, я же знаю, что у вас доброе сердце! Неужели вы откажетесь помочь несчастному человеку?

Эмма зажала рот ладонями, чтобы не заорать. Она жалела Коннора, но меньше всего собиралась ложиться с ним в постель, чтобы возвращать его магию. Да, он спас ее от драконихи и позволил остаться в поместье, но…

Эмме казалось, что ее вот-вот разорвет: самые разные чувства тянули ее во все стороны, дергали и язвили.

– Это невозможно. Нет, – только и смогла прошептать она. Во взгляде Коннора захрустел зимний лед.

– Проверим, – глухо сказал Коннор. – Если невозможно, то даю слово чести, что оставлю вас в покое.

Он запустил обе руки в волосы, запрокинул голову к небу.

– Господи Боже… – прошелестел отчаянный шепот. – Магия моя жизнь, Эмма. Соглашайтесь, или я возьму вас силой, – Коннор рассмеялся, словно надежда на возвращение магии лишила его рассудка. – Ну что вы ломаетесь? Зачем набиваете себе цену?

Эмма всхлипнула. Со стороны это выглядело именно так: приживалка, девица, которая давно лишилась невинности, которая позавчера всесторонне отблагодарила своего спасителя, сейчас вдруг принялась кокетничать и строить из себя нетронутую добродетель.

Ей следовало пойти с Коннором в спальню и снять платье. Вот и все.

Видимо, хозяин Дартмуна по-своему понял растерянность Эммы, потому что поспешил добавить:

– Вопрос в деньгах? Заплачу, сколько скажете. Хотите этот дом? Забирайте, к бесовой матери. Но верните мне магию, Эмма, прошу вас!

– Что? – задохнулась от возмущения Эмма. – За кого вы меня принимаете? Я не одна из ваших шлюх!

Доктор Маквей хотел было добавить что-то примиряющее, но Коннор лишь махнул рукой и шагнул к Эмме. В следующий миг он уже нес ее к дому, перебросив через плечо – Эмма беспомощно колотила его по спине, но Коннор игнорировал мелочи.

– Будьте милосердны, Эмма! – воззвал к ней доктор Маквей. – Вы лекарство, дитя мое, так попробуйте исцелить несчастного!

Он махнул им вслед сухонькой рукой и вынул очередную бутылку.

Глава 3

– Эмма…

Платье, скомканное и небрежно отброшенное в сторону, валялось в углу, как груда мусора. Эмму швырнули на кровать примерно так же, как ее платье. Вчера, когда Коннор ворвался в эту комнату, у него было похожее выражение лица – только сейчас он прекрасно понимал, что делает.

Эмма не успела ответить – Коннор закрыл ей рот поцелуем, напористым и властным. Она в очередной безнадежный раз попыталась оттолкнуть его от себя, ударила кулаком по плечу и поняла, что с таким успехом можно было бы колотить в стену. Горячая рука нырнула между ее ног и принялась ритмично двигаться, то ныряя внутрь, то принимаясь ласково оглаживать внутреннюю сторону бедра,