Чужие дети - Джоанна Троллоп

— Все прекрасно.

— Уверена? — спросила Пегги. — Послушай, я звоню с небольшим предложением. Дерек и я хотим помочь тебе. Мы не можем много сэкономить, но, конечно же, поможем тебе и детям.

— Нет, благодарю, — сказала Надин.

— У тебя понурый голос, дорогая.

— Я устала, — ответила Надин. — Я плохо спала прошлой ночью.

— Стыд и срам, — вздохнула Пегги. — Сколько бед на твою голову!

Надин слегка отодвинула трубку от уха.

— Пегги, мне нужно уходить…

— Да-да, конечно. У тебя столько забот, и все приходится делать одной. Я просто хочу, чтобы ты знала: мы всегда поможем тебе — Дерек и я. Деньги и все остальное — тебе нужно только сказать.

— О-кей.

— Передавай привет детям. И от дедушки…

— Пока, — сказала Надин. Она положила трубку и обхватила руками голову.

Почему все так случилось, почему все так должно было случиться?! Раньше она страстно желала общества, общения, маленького знака того, что не настолько заброшена, как сейчас. А теперь ей будет звонить один из тех нескольких людей, к которым она всегда испытывала искреннее отвращение — женщина, всегда упорно настроенная против ее брака с Мэтью…

Чайник закипал, его неисправная крышка подергивалась под давлением пара изнутри. Надин потянулась к нему и выключила. Она подошла к столу и составила миски, тарелки и кружки в беспорядке друг на друга, наподобие стопок, отнесла их к раковине и опустила в пластмассовый тазик. Потом взяла бутылку жидкого моющего средства. Оно называлось «Экоклир» и стоило в ближайшем супермаркете почти в два раза дороже, чем более вредная для окружающей среды марка. Как выяснил Рори, средство не было действенным, пена оказывалась слабой, а нужного эффекта не достигалось. Тарелки, сложенные на ночь в раковине, оставались грязными.

Надин выдавила пластиковую бутылку, которая издала хриплый звук. Средства почти не осталось.

Она осмотрела кухонный стол у дальней стены кухни и сняла последнюю чистую кружку. Надин положила ложку растворимого кофе, залила водой из чайника. Потом нашелся целлофановый пакет с затвердевшим тростниковым сахаром, от которого пришлось отколупать кусочек ручкой чайной ложки.

Надин размешала сахар в кофе с ужасающей концентрацией, пока он, наконец, не растворился. Она отхлебнула. На вкус кофе был странным — сладким, но слегка затхлым. Такой вкус имело почти все в те неуютные, но головокружительные дни в женском лагере протеста в Суффолке.

С кружкой в руке Надин вернулась обратно к чайнику и неуклюже вылила левой рукой содержимое на тарелки, стоявшие в раковине. Потом, зажав кружку в руках, она выбралась из кухни, прошла вниз в холл мимо тикающего счетчика, поднялась по лестнице на галерею второго этажа. Туда выходили двери детских комнат.

Все двери стояли открытыми, стопки одежды валялись на полу. Кровати и пластиковые мешки с бессмысленными вещами, которые дети носят с собой, не были прикрыты. В туалете крышка унитаза оказалась поднятой, целая куча влажных банных полотенец и наполовину сорванная ветхая занавеска в душевой кабинке свисали оцепеневшими окрашенными пластиковыми складками.

Надин прошла по галерее и закрыла все двери. О том, чего она еще не видела, не хотелось и думать.

Потом бывшая жена Мэтью спустилась вниз, осторожно держа свою кружку кофе, чтобы не пролить, заползла через туннель в берлогу Рори под самой крышей и похоронила себя там.

— Мы прождали почти целый час, — сказала Бекки. Она забралась на переднее сиденье возле матери. В водительском зеркале Надин увидела, как Рори уселся около Клер. Выражение лица сына казалось отрешенным. Так было всегда, если он не хотел, чтобы кто-то обращался к нему и задавал вопросы.

— Мне очень жаль, — ответила Надин. — Я прилегла поспать. Я не высыпалась в последнее время, вот случайно и прилегла сегодня утром. Слишком долго проспала.

Она посмотрела в водительское зеркало. Клер зевала. Ее волосы, которые мать коротко подстригла, нуждались в мытье, пряди торчали во все стороны, придавая дочери неопрятный вид.

— Мне очень жаль, — повторила Надин. — Правда. Я так устала. — Она завела машину. — У вас был хороший день? Удачный?

Дети ничего не ответили. При повороте машины она взглянула на них. Дочери и сын не дулись на нее, это было заметно — просто не знали, как ответить. Не хотели ее расстраивать.

Машина снова тронулась вперед. Надин слегка прикоснулась к Бекки.

— Проголодались?

— Ты еще спрашиваешь? — ответила дочь.

— Мы заедем в деревенский магазинчик, — сказала Надин. — Я нашла пять фунтов. Мы купим картошки и яиц и немного поджарим их. Яйца и чипсы, что вы думаете об этом? Яйца и чипсы…

Воцарилась пауза. Рори глядел в окно, а Бекки уставилась на свои короткие отполированные ногти. Потом Клер сказала:

— Мы ели яичницу и чипсы на ленч. В школе.

Глава 4

Дейл Карвер припарковала свою машину с большим знанием дела. Свободное пространство оказалось чуть больше, чем длина ее автомобиля. Она остановилась почти под самыми окнами второго этажа, где располагалась квартира ее брата. Как сотруднику издательства, ей приходилось часто бывать в разъездах. Дейл ровно поставила руль, вышла и закрыла машину. Потом взглянула наверх.

Занавески на окнах в гостиной Лукаса были опущены, внутри горел свет. Наконец-то брат дома. Он сказал, что постарается быть к семи, но слишком много сотрудников местной радиостанции, где он работал, сейчас болели гриппом. И ему, вероятно, пришлось задержаться и подменить кого-нибудь. Или, может быть, свет означал, что дома Эми.

Эми — это подружка Лукаса. Она работала ведущим визажистом на соседней телестудии. Брат и она, конечно же, познакомились на работе. Дейл знала, что ее отец, Том Карвер, симпатизирует Эми. Как-то он сказал, что она миловидная. «Очень хорошенькая, миловидная», — эта фраза звучала как одобрение выбора Лукасом будущей жены.

Держа бутылку новозеландского белого совиньона и лицензионную копию нового американского романа, приготовленные для Лукаса, Дейл подумала, что будет не совсем удобно вручить ему эти несколько интеллектуальные подарки в присутствии Эми.

Девушка поднялась по ступеням к дому и позвонила в средний звонок. Раздался треск, а потом голос Лукаса спросил: «Дейл?»

— Привет.

— Поднимайся наверх.

— Десять секунд, — ответила она.

У них была такая игра — проверить, за какое время она сможет пересечь холл (в зависимости о того, что несет) и поднимется вверх по лестнице, на стенах которой вывешены репродукции старых гравюр с видами Бата и Бристоля.