Откровенные романы - Григорий Жадько

– Вот теперь-то все и начинается! – многообещающе сказала она.

– Неужели? – засомневался я.

Оказывается, начало действительно было обманчиво. Мало-помалу Аида распалялась все сильней и стала терять контроль – и над собой, и надо мной. Вдова была ненасытной. Вся моя спина покрылась глубокими царапинами.

Что она вытворяла! Я думал, она меня просто проглотит. Такой страсти, я никогда не испытывал от партнерши – ни до, ни после этого. И сам на такое был не способен. Откуда что бралось у нее. Тогда я понял – иногда женщине лучше уступить. Видать ее воздержание перешло границы терпения. Хотя как знать!? Может она и с молодости, была заводная и горячая. Ее длинные стройные ножки, полновесные бедра, округлости таза не оставляли шансов сдержаться. Она оказалась права.

У девушек уже кончался репертуар, они притомились и стали повторяться. Стало заметно сереть за окном, а Аида чуть не плача просила – хоть просто полежать с ней рядом. Она ждала, когда я отдохну. Под утро она все-таки обманула меня, когда я думал, что у меня нет никаких сил не то, что этим заниматься, а вообще двигаться, она все сделала сама. Это был третий раз. Я думал, что умру как герой. Девушки все безропотно терпели, понимая наверно как это важно, или они уже наполовину спали.

Аида с воспитанницами уходила, когда почти совсем рассвело. Керосиновые лампы потушили. Голубой утренний свет – молоком, кисейным туманом лился в комнату из окон; но легкий сумрак все же сохранялся, а углы были темны. У девушек, от повязок, остались красные полосы на лицах. Одевались они, уже совершенно не стесняясь меня, а может, просто спали на ходу, а вероятнее всего, давно догадались обо всем и смирились. «Ах! Девчонки, девчонки!!! Милые девчонки! – с удивлением думал я.– Надо же было меня сегодня довести до такого состояния, что я совсем не реагирую на вас! Чисто евнухом стал. Смотреть на такие нежные юные создания и совсем, совсем равнодушно! Неужели это возможно!? Неужели это происходит со мной!?»

В окрестностях уже звонко пели птицы. Где-то на заливе тарахтел рыбацкий катер. В третий или четвертый раз принимались кукарекать соседские петухи.

Слегка подволакивая ноги, я пошел, закрылся за моими непрошенными гостями. Аида с мятым лицом на прощание послала мне совершенно дурацкий в этом положении и пошлый воздушный поцелуй.

«Иди уж! Иди! Неужели эта ночь, наконец, кончилась! Не верится! Но что она сделала с моей спиной!?» Она неприятно саднила. И вообще я был похож на человека, по которому несколько раз переехала телега. «Но что не сделаешь ради спасения чести и репутации так горячо обожаемой тобой барышни!»

Я заглянул под кровать. Маша безмятежно спала, причмокивая губами.

«Долго, очень долго я не общался с тобой моя миленькая Маша! Сколько же и тебе пришлось пережить! Влипли мы с тобой. Когда уж наступит такое время, когда нам никто, и ни что, не будет мешать? Ну и какая ты светская дама? Какая сударыня? По французски говорим и всю ночь под койкой!? Моя ты милая девочка – наверно отлежала все бока!?».

Я не знал, поднимать ее или нет. Наконец, когда вернул на место простыни и одеяло, аккуратно, стараясь не разбудить ее, положил на кровать. Она прижалась ко мне и, по-моему, полностью не проснулась, а может, сделала вид. Меня это устраивало. Потому что в эти минуты я не знал, что сказать ей и стоит ли вообще говорить, если она сама все видела и слышала. «Интересно, на каком месте она уснула? – подумал я. – Что она видела?».

Глава 6

Маша проснулась около одиннадцати утра. Меня не будила, стала тихонько одеваться. Я открыл глаза и долго смотрел на нее. Она заметила, что я наблюдаю за ней, кисло улыбнулась и попросила ее проводить.

Мы даже не попили чай. Шли почти всю дорогу, молча. Мы вообще ничего не обсуждали и старательно делали вид, что ничего не произошло. Она молчала – я молчал. Я молчал – она молчала. Так мы и добрались почти до ограды курорта, но когда до главных ворот оставалось около сажени остановились. Пахло свежими булочками. Пансионат М. И. Пильц дышал сонной полуденной дремой и отсюда с расстояния казался очень родным и желанным.

– Дальше не ходи! – попросила она, с задумчивостью на лице и глядя на меня, рассеяно.

– Конечно, – безропотно согласился я и в который раз протер слезящиеся от кошмарной ночи глаза.

Она не уходила, и я стоял. Я не чувствовал своей вины и не хотел делать шаг навстречу – в чем-то извиняться. У нее на этот счет наверно были другие мысли. «Конечно, три раза это перебор, но что с того, один или три, а может, она уснула раньше и вообще дело не в этом, -думал я, – просто гадкий неприятный осадок остался и никуда от него не денешься».

Она взяла прутик и стала чертить что-то на земле. Это были страшные рожицы. Она, нарисовав одну, тут же затаптывала, стирала ногами и рисовала следующую. Я смотрел на это чертово царство; а она, нарисовав особенно страшную рожицу, уже не стала стирать – а стала бить ее каблучками, остервенело топтать. Потом она заплакала. Я ее обнял, и мы постояли так немного времени.

– Ну, я пойду? – сказала она неуверенным голосом.

– Иди! – вздохнул я тяжело.

– И что я наверно ухожу?

– Да. Скоро наверно обед у вас?

– Что? Причем здесь обед? Какой обед? У тебя мысли о еде? – удивилась Маша, округлив глаза и пытаясь заглянуть мне в лицо.

– Извини, вырвалось, – стушевался я.

– Ладно! Пойду на обед, – сказала она громко и решительным шагом, раскачиваясь как на ходулях, пошла по направлению к корпусу.

«Учительница! Учительница французского? Почему она не учительница французского? Так наверно виляют бедрами учительницы французского, а не преподавательницы в церковно-приходских школах при Новодевичьих монастырях. Ей идет такая нервная раскачивающаяся походка. Что-то есть в этом возбуждающее и запретное. Как двигается платье, собирается волнами и округло обнимает чуть пониже спины. Хотя мне ли об этом говорить».

Она знала, что я смотрю, но не обернулась, пока не скрылась в полукруглой кирпичной арке ворот. Я постоял еще немного и понуро отправился обратно.

Солнце палило. Сильно болела спина, во рту совсем пересохло, я с трудом добрался до флигеля. Попив кваса, я завалился спать и спал до четырех. Как мог, прибрался в комнате и сел, совершенно не зная чем заняться. «Вообще, зачем я здесь, к чему остаюсь? Нет, утром уеду, – решил я твердо и бесповоротно. – И правда, если даже бы удастся вернуть Машу, она бы наверно не согласилась – ни на что – в этом жилище, с которым было связано столько отрицательных впечатлений. Да и сам я настолько опустошен этой черной вдовой, что наверно еще как минимум неделю не буду смотреть на женщин с вожделением.

Нет! Надо определенно уезжать!»

Когда солнце уже клонилось к закату, неожиданно послышался легкий стук в дверь больше похожий на царапанье. Обычного скрипа половиц перед этим не донеслось, и я подумал, что наверно балуется ветер. Спустя почти минуту снова раздался такой же робкий стук.

– Открыто! – сказал я, с недоумением поглядывая на дверь.

Дверь отворилась и в небольшую щелку осторожно просунулась голова Вари, а потом и она сама.

– Заходи Варя! Не бойся.

Мы с девушкой встретились глазами – и она сразу потупила их, и начала краснеть.

При виде девушки у меня поднялось настроение. Как-то совсем не ожидал ее увидеть.

– Ну что вы юная барышня! Проходите, раз пришли, – сказал я, улыбаясь и осматривая ее щупленькую фигурку с ног до головы.

Девушка покраснела еще сильней.

– Я не барышня! – стеснительно промолвила она чуть слышно.

– Ну не барышня, так не барышня. В прошлый раз то у вас корона на голове красивая была, и я решил…

– Это я сама сделала… просто так, – не поднимая глаз, сказала моя гостья.

– Здорово у тебя получилось. Я вот не умею, так как ты, – похвалил я ее.

– Я, от тети Ады, конверт вам принесла.

– А что в нем?

– Будто вы не догадываетесь!

– Даже представить не могу.

– Деньги, – вздохнула девушка, удивляясь моей неосведомленности.

– За что?

– Тетя Ада сказала вернуть вам деньги за жилье, а жить вам можно, – протараторила девушка быстро одной фразой.

– А что она такая добрая стала?

– Вы сами знаете, – сказала девушка, еще ниже опуская голову.

– Это она это зря. Я денег назад не возьму. Так ей и передай, – решительно проговорил я, догадываясь, о причине ее щедрости.

– А она сказала – все равно вам отдать, даже если вы не захотите, – настойчиво пролепетала моя гостья, с жалобными нотками.

– Даже так?!

– Ну, пожалуйста. Она будет меня ругать иначе, – чуть не плача сказала девушка.

– Не повезло нам с вашей хозяйкой, – с вздохом заключил я, поглядывая на протянутую ко мне худую ручку с конвертом.

«Деньги! Деньги! Деньги! … как часто они вторгаются в нашу жизнь – по поводу и без повода! И без них ни куда – но порой они такие грязные, что брать их рука не поднимается. Так бы и швырнул назад! Я же не уличная девка зарабатывающая себе, таким образом, на все необходимое. Тем не менее, надо будет согласиться. Который уже раз – Аида ломает меня через колено. И жалко эту несчастную сиротку!»