Откровенные романы - Григорий Жадько

– Шустовский армянский!10-лет выдержки! – пояснила она, инстинктивно поправляя волосы, – подарок. Пять лет еще у меня стоял, – подчеркнула Аделаида важность момента.

– Чувствуется.

– Еще по бокалу?

– Да нет спасибо, – демонстративно отказался я, вспоминая вкус божественного напитка.

– Наливайте, наливайте как прошлый раз.

Я тяжело вздохнул:

– Что-то мы зачастили!?

– Отнюдь. Не мне же за вами ухаживать?

Мы выпили еще. Мир показался добрей. Женщина, которая сидела рядом – тоже уже не внушала таких опасений. «Хорошие отношения с хозяйкой это совсем не плохо, – пронеслось у меня в голове, – сейчас она уйдет и все наладится. Маша наверно уже заждалась. Как ей там под койкой? Неуютно. Теперь-то точно все получится как нельзя лучше. Хорошо бы коньячка ей на донышке оставить попробовать?».

– Зовите меня по-простому Аида, – сказала хозяйка, прервав мои мысли.– Это немецкое имя. Раньше меня, как только не называли: и Аделаида, и Аделина, и Адель, и даже Адальберта. Я не такая старая – тридцать восемь, это поверьте не так много. Вот будет вам 38, поймете, что я была права. Просто если вам сейчас 25—27 – все мы вам кажемся старухами. Я где-то конечно не слежу за собой. Вот лишний вес, уже разучилась хорошо одеваться, за модой не слежу и я уже совсем не та хохотушка, которая была прежде, хотя по большому счету это совсем не так. Я иногда ощущаю себя совсем молодой.

Мы неосторожно встретились глазами. В сумраке комнаты ее глаза блестели немного таинственно и вызывающе. Она еще более оживилась, видимо истолковав это по своему.

– Конечно, жизнь у меня разделилась на две половинки. Счастливая с мужем – и одиночество, бледная тень без него. Это страшно злит меня, и порой я бываю, несправедлива к окружающим, а потом казню себя. С другой стороны – за что мне такая участь? Я прежде не сделала ничего плохого. Это наказание без вины.

– Почему вам не выйти вновь замуж? – вяло поинтересовался я.

– Давайте еще немножко нальем, – предложила хозяйка, в очередной раз, поправляя волосы на голове и прихорашиваясь. – Я расскажу.

Мы выпили. Бутылка катастрофически пустела. Видимо фужеры были обманчивы. Она так хотела исповедаться, что, вяло, махнув рукой, не стала закусывать, и торопливо продолжила:

– Тут все дело в его маме. И эта дача, и дом в Петербурге, и акции пароходной кампании «Лапшина и Сироткина», и еще много чего – все записано на ней. Мой муж, Афанасий, изначально был ей всем обязан и не придавал значения формальностям. Даже когда он работал на Сестрорецком заводе, что совсем в его положении было не обязательно, он докупал акции, и отдавал их матери. Я в эту бухгалтерию не лезла, а вот так случилось, что я осталось вдовой с двумя детьми, и реально у меня нет на руках – ничего. Отношения у меня со свекровью были натянутые. Ну, кто любит бесприданниц. Нет! Она, конечно, она не выставила меня за порог, все-таки ее родные внуки, кровинушка, но сказала мне, что такое положение будет продолжаться, только до того момента – пока я вновь не выйду замуж. Что будет после этого, она не уточняла, но, судя по всему, ничего хорошего меня не ждет.

– Да! Судьба, – искренне посочувствовал я. «Несчастных женщин в России наверно больше чем женщин!» – пронеслось у меня в голове. Наверно коньяк давал о себе знать. Мне ее стало, по настоящему жаль.

Она придвинулась ко мне на близкое расстояние. Есть зона безопасности между мужчиной и женщиной. Если ваши лица оказываются слишком близко, тем более по инициативе слабого пола – это не спроста.

– А я же поверьте живая. Меня еще можно отогреть. И этой дури, у меня ведь раньше не было, не было совсем. Мне порой так стыдно становится! Вы верите мне?

Она взяла мою руку в свои ладони, как бы доверяя сокровенное. Я чуть отодвинулся, но руку освобождать не стал.

– Верю. Да конечно. Отчего нет, – сказал я скороговоркой, и все-таки освободив руку, встал, поправить фитиль в лампе. Она вспыхнула ярче. Когда я вернулся, она вновь подвинулась ко мне ближе.

– Давайте выпьем на брудершафт! – огорошила она вдруг меня, и я почувствовал, как язык у нее уже слегка заплетается.

– Это ни чему! – возмутился я.

– Один поцелуй для дамы это разве много? Наверно свою возлюбленную – так не обижаете?

Она разлила остатки коньяка.

– Вы лучше не пейте. Закусывайте Аида. Вам не много?

– Много? И что?

– Ничего.

– Я за все лето – не брала толики в рот! Я же тупая и глупая моралистка и трезвенница!!! Вы разве не заметили? Но не сегодня. Сегодня, все будет по-другому. Будет?

Она посмотрела на меня долгим вопрошающим взглядом.

– Не знаю, что вы имеете в виду? – отстраненно бросил я, украдкой посматривая на укрытие, где спряталась Маша.

– Да это я так. Ну, короче вы будете допивать коньяк или мне прикажете это делать самой.

– Вы сама себе хозяйка. А мне достаточно.

– Я, конечно, могу, но разве вы хотите видеть нетрезвую женщину? Нет? Тогда поддержите меня. – Аделаида встала и подошла к окну, поглядывая на двор. Луна мертвенно бледным светом озаряла ограду и постройки. Удостоверившись, что все тихо и спокойно, она вернулась назад и продолжила:

– Я одна пить? Ни за что! Вот с вами Михаил, непременно! Какой вы сударь право – не решительный.

Я не уступал ее просьбам. Она подумала и тоже отставила бокал.

– Ладно. Подождем! А почему вы не купаетесь, – поинтересовалась она вдруг.– У нас тут все купаются. Пляж хороший. Жара. Или это из-за шрама? – вновь огорошила меня Аделаида, видимо потеряв контроль.

– Откуда вы про него знаете? – опешил я.

Она осеклась. Почувствовала, что проболталась и сказала лишнего.

– Нет. Мне все равно. Это я так предположила, – неуклюже попыталась оправдаться она.

– Подглядываете! – возмутился я, с легким презрением вглядываясь в лицо женщины.

– Это случайно получилось, – заверила хозяйка, слегка зарозовев. – Извините.

– Н-да… Нехорошо! – я помотал головой, отворачиваясь.

– Почему же? Нехорошо-с? Не совсем, – Аделаида помолчала. – Да. Понимаю. … Ну не настолько. Вы прямо скажу – Аполлон! Красавец!

Она поднялась и, держа в руках бокал, совершенно неожиданно присела ко мне на колени. Я почувствовал запах ее французских духов. Волосы ее коснулись моего лица. Я инстинктивно дернулся, но она ласково и настойчиво успокоила меня:

– Выпейте из моих рук.

– Зачем! Вы не слишком увлеклись Ада?

– Выпейте, – настаивала женщина.

– И что дальше будет?

– Я вас поцелую, – безапелляционно и решительно заявила хозяйка, хищно облизывая губы кончиком языка.

– Мне тяжело, – сухо сказал я.

– Вы упорный мальчишка! Я вам совсем не нравлюсь?

– У меня есть барышня.

– Вы не ответили на мой вопрос?

– Ну, если вы хотите, то да, – отмел я ее домогательства.

– Это горько слышать! Никогда не говорите даме такие слова, что вы сейчас произнесли. Слышите никогда! Это сильно обижает. – Она погладила мое ухо и, укусив за мочку, ласково прошептала. – Но я вас прощаю.

Она встала с моих колен и, подойдя к стене, примыкавшей к дому, постучала в нее. Скоро на пороге появилась светловолосая девочка, одетая в легкое льняное платье из дешевого муслина.

– Даша! Принесите граммофон и пластинки. Вы там еще не спите?

– Я нет. А Варя прилегла.

– Буди. Смотрите там у меня! Еще одну лампу захватите из гостиной, а то тут темно.

Когда девушка ушла, я поинтересовался, зачем все это.

– Обиженная женщина хочет послушать музыку! Я у себя дома. Что нельзя? – промолвила она жеманно, посматривая на меня. Хмель все сильнее действовал на нее. – У меня есть записи, которые вы точно не слышали.

– Вроде как хозяйка сдала эту половину! – уточнил я, говоря о ней в третьем лице.

– Деньги меня не интересуют, – обрезала Аделаида, и с поволокой посмотрела на меня, – вы в этом убедитесь.

Через минуту появились две девушки. Одна несла аппарат, другая, что поменьше и которую очевидно звали Варя, рупор, пластинки и лампу. Я почему-то сразу обратил на нее внимание.

Варя была хороша, но не красавица. В таком возрасте девушка еще часто не зацветает, и как нераскрытый бутон: мила именно своей скрытой красотой, внутренним содержанием, не потраченной непосредственностью. Заостренный нос, голубые глаза, по-детски чуть припухшие губы с пенкой, и особенно маленькая самодельная диадема на голове – заставляли на нее смотреть с улыбкой. Каждой маленькой девушке, да и взрослой женщине хочется носить корону! Приковывать к себе восхищенные взгляды. Более утонченным вариантом такого украшения и была диадема: сделанная из бисера, стекляруса, плетеного конского волоса и бумажных цветов.

– Не ставьте, не ставьте. Заводите сразу, – распорядилась Аида пьяным и командным тоном.