Собрание сочинений. Том 3 - Варлам Шаламов

* * *

Пред нами русская телега,Наш пресловутый примитив,Поэтов альфа и омега,Известный пушкинский мотив.

Запряжка нынче необычна.В оглобли, пятясь, входит бык.И равнодушье видно бычьеИ что к телеге он привык.

Вздувая розовые ноздри,Ременным сжатые кольцом,Храпит и втягивает воздух —Не распрощается с крыльцом.

И наконец вздохнет глубоко,Скосит по-конски бычий глаз,Чтоб, начиная путь далекий,В последний раз взглянуть на нас.

А впереди, взамен каюра,Якут шагает налегке,Иль, подстелив оленью шкуру,Верхом он едет на быке.

Ну что ж! Куда нам мчаться рысью,Какой отыскивать уют.Плетутся медленно и мысли,Но от быков не отстают.

* * *

Нет, тебе не стать весноюСинеокою, лесною,Ни за что не стать.

Не припомнить то, что было,Только горько и унылоКалендарь листать.

Торопить движенье сутокХриплым смехом прибауток,Грубою божбой.

И среди природы спящейБыть не только настоящей,Но самой собой.

* * *[18]

Я, как рыба, плыву по ночам,Поднимаясь в верховье ключа.С моего каменистого днаМне небес синева не видна.

Я не смею и двинуться дномРазговорчивым сумрачным днемИ, засыпанный донным песком,Не могу шевельнуть плавником.

Пусть пугает меня глубина.Я, пока пролетает волна,Постою, притаившись в кустах,Пережду набегающий страх.

Так, течению наперерезПоднимаюсь почти до небес,Доплыву до истоков реки,До истоков моей тоски.

* * *

Изменился давно фарватер,И опасности великиБесноватой и вороватойРазливающейся реки.

Я простой путевой запискойИзвещаю тебя, мечта.Небо низко, и скалы близко,И трещат от волны борта.

По глубинным судить приметам,По кипению пузырьковМогут лоцманы — и поэты,Если слушаться их стихов.

* * *

Мне одежда ГулливераВсе равно не по плечу,И с судьбою АгасфераЯ встречаться не хочу.

Из окошка общих спаленСквозь цветной рассветный дымЯ лицом повернут к далямИ доверюсь только им.

В этом нервном потрясенье,В дрожи пальцев, рук и векЯ найду свое спасенье,Избавление навек.

Это — мизерная платаЗа сокровище во льду,Острие штыка солдатаИ заветную руду.

ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО

В староверском дому я читаю Шекспира,Толкованье улыбок, угрозы судьбе.И стиху откликается эхо ПсалтыриВ почерневшей, продымленной темной избе.

Я читаю стихи нараспев, как молитвы.Дочь хозяина слушает, молча крестясьНа английские страсти, что еще не забытыИ в избе беспоповца гостят.

Гонерилье осталась изба на Кубани.Незамужняя дочь разожгла камелек.Тут же сушат белье и готовится баня.На дворе леденеют туши кабаньи…

Облака, как верблюды, качают горбамиНад спокойной, над датской землей.

* * *

Луна свисает, как тяжелыйОгромный золоченый плод,С ветвей моих деревьев голых,Хрустальных лиственниц — и вот

Мне кажется — протянешь руку,Доверясь детству лишний раз,Сорвешь луну — и кончишь муку,Которой жизнь пугает нас.

ПРОЩАНИЕ

Вечор стояла у крылечка,Одета пылью золотой,Вертела медное колечкоНад потемневшею водой.

И было нужно так немного:Ударить ветру мне в лицо,Вернуть хотя бы с полдорогиНа это черное крыльцо.

УТРО

По стенке шарит желтый луч,Раздвинувший портьеры,Как будто солнце ищет ключ,Забытый ключ от двери.

И ветер двери распахнет,И впустит птичье пенье,Всех перепутавшихся нотВосторг и нетерпенье.

Уже, взобравшись на скамьюИль просто на подклетье,Петух, как дьякон ектенью,Заводит многолетье.

И сквозь его «кукареку»,Арпеджио и трелиМне видно дымную реку,Хоть я лежу в постели.

Ко мне, скользка и холодна,Едва я скину платье,Покорно кинется волнаВ горячие объятья.

Но это — лишь в полубреду,Еще до пробужденья.И я купаться не пойду,Чтобы не встретились в садуНочные привиденья.

А ветер покидает дом,Пересчитав посуду,Уже пронесся над прудом,Уже свистит повсюду.

Перебирает воду он,Как клавиши рояля,Как будто он открыл сезонВ моем концертном зале.

И нынче летом — на часахТы, верно, до рассвета,Ты молча ходишь в небесах,Подобная планете.

Облокотившись на балкон,Как будто на свиданье,Протягивает лапы кленК любимому созданью.

И ты стоишь, сама лучасьВ резной его оправе.Но даже дерево сейчасТебя задеть не вправе.

Всю силу ревности моейИ к дереву и к ветруСвоим безмолвием залей,Своим блаженным светом.

И ветер рвет твои чулкиС веревки возле дома.И, как на свадьбе, потолкиНа нас крошат солому.

* * *

Неосторожный югВлезает нам в тетрадиИ солнцем, как утюг,Траву сырую гладит…

Свет птичьего пера,Отмытого до блеска,И дятла — столяраЗнакомая стамеска.

Проснувшихся стиховИ тополей неспящих,Зеленых языков,Шуршащих и дразнящих,

Мой заоконный мир,Являйся на бумагу,Ходи в тиши квартирСвоим звериным шагом.

Иль лебедем склонись,Как ледяная скрипка,С небес спускаясь внизРазмеренно и гибко.

Вся комната полнаТаким преображеньем,И ночи не до снаОт слез и напряженья.

Но в мире место есть,Где можно спозаранкуРаскинуть эту смесь,Как скатерть-самобранку.

* * *

Какой заслоню я книгойОранжевый небосвод,Свеченье зеленое игол,Хвои заблестевший пот,

Двух зорь огневое сближенье,Режущее глаза.И в капле росы отраженьеТвоей чистоты, слеза.

* * *

Я разорву кустов кольцо,Уйду с поляны.Слепые ветки бьют в лицо,Наносят раны.

Роса холодная течетПо жаркой коже,Но остудить горячий ротОна не может.

Всю жизнь шагал я без троны,Почти без света.В лесу пути мои слепыИ неприметны.

Заплакать? Но такой вопросРешать же надо.Текут потоком горьких слезВсе реки ада.

* * *

Ведь только длинный ряд могил —Мое воспоминанье,Куда и я бы лег нагим,Когда б не обещанье

Допеть, доплакать до концаВо что бы то ни стало,Как будто в жизни мертвецаБывало и начало.

* * *