Московский упырь - Андрей Посняков

– А и прокачусь! – Парня, видно, заело. – На спор?

– На спор! – Иван азартно протянул руку. – Что ставим?

– Алтын!

– Алтын? Согласен… Ну, что стоишь? Иди, прокатись.

Прохор замялся – к церкви как раз подошли какие-то девушки в беличьих шубках, и ему не очень хотелось выглядеть глупо. Вот, скажут, несется на санках этакая орясина – в детство впал, что ли? Девки, как назло, не уходили, наоборот, во все глаза смотрели на горку, шушукались. И Прохор наконец решился.

Сдвинув набекрень шапку, подошел ближе:

– А что, девушки, прокатимся?

Девчонки оглянулись и засмеялись:

– А у тебя санки есть?

– Так вон, спросим у ребятишек!

Иван даже позавидовал – вот ведь повезло черту!

И в самом деле, Прохор живо отыскал санки, длинные, с полозьями, усадил девок и, присвистнув, помчался под гору. Эх, и здорово же они неслись… правда, недолго – налетев на какую-то коряжину, кубарем покатились в сугроб, поднимая снежную, золотящуюся на палевом солнышке пыль.

С хохотом выбрались из сугроба.

– Ну что, девчонки? Еще разок?

Те опасливо оглянулись:

– У нас тут маменька посейчас выйдет… Боимся! Нет, мы лучше пойдем. А за катанье благодарствуем – уж больно весело!

Девчонки, стряхнув друг с дружки снег, быстренько побежали к церкви.

А к Прохору пристал плачущий мальчишка – тот, чьи санки.

– У-у-у, – заныл. – Полозье-то мне сломали-и‑и…

– Какое еще полозье? – обернулся Прохор.

– Какое-какое… Вот это! Железом, про между прочим, оббитое… у-у-у-у…

– Да не реви ты, ровно корова, сделаю я тебе полоз – сам кузнец. Лучше скажи: где тут ближайшая кузня?

– Эвон, – парнишка показал рукой. – Тимофея Анкудинова кузницы… У него самолучшие кузнецы.

– Тимофея Анкудинова? – переспросил Прохор. – Кузницы… Так он, стало быть, богат, твой Тимофей?

Мальчишка шмыгнул носом:

– Да уж, не беден.

– Кузницы, говоришь, у него… А дочки на выданье, случайно, нет?

– Как же нет? Есть… Марьюшка.

Митрий явился в приказ к вечеру. Сбросил однорядку на лавку, кинул шапку на стол.

– У всех, – сказал. – У всех убиенных чего-то не хватало – про сердце-печень не знаю, а жир срезан!

– Ну, я же говорил – ворожеи! – хлопнул в ладоши Иван. – Чего Ртищев-то мыслит?

– Ворожей велит пощипать осторожненько… Да ведь ты и сам его слова слышал.

– Да слышал… Ну, теперь хоть ясно, где искать.

– Ясно? – перебил обоих Прохор. – А, между прочим, остоженские на ошкуя думать горазды!

– Ошкуй, ошкуй, – Иван задумчиво провел рукой по столу. – А может, ошкуй-то – прикормленный?! Теми же ворожеями-колдунами!

– А может, колдуны просто за этим медведем следом ходят, – предположил Митька. – И как тот кого задерет, так и они тут как тут – и жир берут, и внутренности. А знатных выбирают, потому что ведь с кого еще-то жир можно срезать? Простой-то народ, чай, до сих пор голодает. Не такой, конечно, голод, как два лета назад, но все ж не сытно.

Иван с Прохором переглянулись:

– Молодец, Митрий! Смотри-ка, ловкая у тебя придумка вышла. И впрямь – вот, оказывается, чего богатеев-то режут. А мы – народ небогатый – ночами можем запросто по Чертолью ходить.

Митрий покривился:

– Ага, иди-ка пройдись. Живо по башке кистенем получишь! Жира у нас, конечно, нет… Зато на кафтаны да зипуны любой тать польстится.

Снаружи послышались шаги и надсадный кашель, и в приказную горницу вошел Ртищев. На думном дворянине поверх кафтана был накинут длинный испанский плащ из плотной черной ткани с серебряной вышивкой, острая – на европейский манер – бородка победно топорщилась.

– Был у Семена Никитича, – взмахом руки велев подчиненным сесть, объявил Ртищев. – С думами нашими насчет ворожеев он согласился, велел искать. Про ошкуя тоже не забывать наказывал, боле того… – Андрей Петрович вытащил из-за пазухи бумажный свиток. – Вот списки бояр, кои медведей ручных держат.

– Ничего себе! – удивленно воскликнул Митрий. – Это как же узнали? Неужто по боярским усадьбам ходили, а?

– То не наше дело, – Ртищев помрачнел. – Сами знаете, в сыскном нынче людей – мнози. Все Семена Никитича радением.

– Угу, – скептически усмехнулся Иван. – Только, сдается мне, эти люди в основном крамолу ищут, а не за ворами да татями следят. Одни мы…

Ртищев стукнул ладонью по столу:

– Язык-то попридержи, Иване! Не то дождешься – отрежут. Думаешь, у нас в сыскном соглядатаев нет?

Иван послушно замолк.

– Андрей Петрович, а нам кузнеца-то разрабатывать? – неожиданно поинтересовался Прохор.

– Кузнеца? Какого еще кузнеца?

– Ну, того, к чьей дочке Ефим Куракин хаживал.

Думный дворянин пожал плечами:

– Ну конечно же, разрабатывать! В нашем положении любая мелочь – важная. Ты ведь, Прохор, помнится, и сам кузнец?

Прохор улыбнулся:

– Да бывало когда-то, махал кувалдою…

– У тихвинского оглоеда Узкоглазова, – засмеялся Ртищев. – Знаю, знаю твое прошлое, парень. Тебе и кости в стакан – иди-ка завтра с утречка к тому кузнецу, вызнавай что надо. Дочку его заодно расспросишь, может, и она ошкуя видала… или того лучше – колдуна-ворожея!

Прохор важно кивнул:

– Да уж, что смогу, вызнаю.

– Ну и славно. А вы… – Андрей Петрович посмотрел на Митьку с Иваном. – А вы, парни, отчеты пишите!

– Как, опять? – возмущенно воскликнули оба. – Вчера ведь только писали.

Ртищев с усмешкой пожал плечами:

– То не мое желанье – Семена Никитича.

– Вот, ей-богу, утонем скоро в бумагах! – в сердцах заругался Митька.

Ртищев взглянул на него, вздохнул и ничего не сказал, лишь закашлялся.

– Ой, Андрей Петрович, – покачал головой Прохор. – Вам бы самому к этим ворожеям – да полечиться.

– Не верю я им, – откашлявшись, отмахнулся начальник. – Никому что-то в последнее время не верю, окромя себя и вот, наверное, вас. Что смотрите? Отчеты пишите, да побыстрее. Завтра боярину отнесу.

– Андрей Петрович, а может, мы отчет един на всех напишем? Ведь боярину-то все равно.

Ртищев почесал бородку:

– Наверное, все равно… Инда, пес с вами – пишите един. Только быстрее!

Накинув на плечи плащ, Андрей Петрович покинул приказ. За окном темнело.

Митька потер руки:

– Пожалуй, пора и нам. Отчет, думаю, и дома напишем.

– Ага, как же! – Иван сдул с кончика пера бурую чернильную каплю. – Раз уж начал… Да и немного тут… Сейчас вот о Митькиных ворожеях напишу… О кузнеце и дочке его, как ее?

– Марье, – подсказал Прохор и, немного подумав, добавил: – Только не рано ли про нее писать? Еще ведь ничего не ясно.

Иван задумчиво почесал за ухом и заново обмакнул в чернильницу перо:

– Правильно, рано. А то в следующем отчете не о ком писать будет. – Он скорописью набросал последнюю фразу и вывел подпись – заковыристую и непонятную, как у всех приказных. – Ну, вот и все, парни.

На следующий день, прямо с утра, Прохор направился на Кузнецкую. Шагалось легко, радостно. Стоял небольшой морозец, и яркое солнце весело слепило глаза, отражаясь в замерзших лужах. Над избами Замоскворечья поднимались в бирюзовое небо многочисленные дымы – с утра топились печи, пахло кислыми щами, свежим, только что испеченным хлебом, навозом и парным молоком – не всех еще коров переели в голодную пору, а точнее, чуть оправившись, завели новых. Не все, правда, далеко не все, много было недовольных, обиженных, сирых…

А вот владелец нескольких кузниц Тимофей Анкудинов к таковым явно не относился. Уверенный в себе был мужик, коренастый, сильный.

– Так ты, стало быть, кузнец, парень? – Сидя в горнице, он внимательно осматривал гостя.

– Молотобоец, – усмехнулся тот.

– Пусть так… А кто тебе сказал, что мне кузнецы надобны?

Прохор хохотнул:

– Так об том вся Кузнецкая толкует!

– Гм… – Тимофей прищурил глаза и вдруг, схватив лежавшую на лавке шапку, вскочил на ноги. – Идем!

– Куда? – удивился Прохор.

– В кузню. – Теперь уж пришла очередь Тимофея смеяться. – Ужо, покажешь свое умение.

– А и покажу! – Парень задорно тряхнул чубом. – Эх, раззудись плечо! Давай, хозяин, кувалдочку.

Тимофей без лишних слов показал пальцем на стоявшую во дворе кузницу, на кузнеца у наковальни, на подмастерьев, раздувавших мехами горн.

– Молотобоец, говоришь? – Анкудинов с усмешкой кивнул кузнецу. – А ну, дядько Михай, спытай парня!

Кузнец взял в руку щипцы и показал рукой в угол:

– Ну, что стоишь? Бери кувалду.

– Посейчас… Кафтан скину только.

Подумав, Прохор скинул и рубаху – жаль прожечь, новая, – прикрыл богатырскую грудь узеньким кожаным фартуком, подмигнул кузнецу:

– Показывай, куда бить.

Взяв в руки небольшой молот, кузнец вытащил из горнила раскаленную до красноты заготовку… ударил молотком – дзинь.

Бухх – ухнул кувалдой Прохор, с первого удара угодив в нужное место.

Кузнец довольно кивнул, снова пристукнул молоточком – дзинь.