Московский упырь - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будем! – Парни еще больше захохотали. – Только после бани, Василисушка!
А дед Ферапонт уже старался вовсю! Плеснул на раскаленные камни воды, запарил венички: Митька вошел первым – едва на четвереньки не встал, до чего жарко!
– Ну, ты, старик, того… Как бы не угореть!
Дед ухмыльнулся:
– Угорают, Митьша, от плохого пару, а у меня завсегда пар знатный! Веничком-то попотчевать?
– Погоди, – Митрий уселся на лавку. – Дай отдышаться.
Сбросив одежку в предбаннике, вошли и Прохор с Иваном, оба крепкие, стройные, не чета тощему Митьке.
– А ну, дед, давай сюда веники! Эх, хорошо! Митька, ложись на полок. Ты, кажется, на кашель жаловался?
– Нет, нет, – опасливо отмахнулся Митрий. – Это не я жаловался, это Ртищев…
– Ты на начальника-то не кивай! Ложись, кому говорю?!
– А может, не надо? Я и сам как-нибудь попарюсь…
– Ложись, не то хуже будет!
Прохор показал отроку свой здоровенный кулак, натренированный еще в былые годы, когда дрался стенка на стенку за Большой Тихвинский посад.
– Иване, Митька, вишь, хочет, чтоб мы его силком затянули…
– Не-не, не надо силком… – Передернув плечами, Митрий со вздохом полез на полок. Ух и жарко же… Прямо уши в трубочку заворачиваются! А доски, доски-то как жгут!
– Ну, улегся?
– Угу… – Юноша обреченно вытянулся.
Взяв в руки два веника, Прохор несколькими энергичными взмахами разогнал жар и приступил к Митьке. Сначала легонько прошелся вениками по всему телу, словно пощекотал, затем начал бить – одним, вторым, потом обоими вениками вместе…
– Как, Митька?
– Ох… Хорошо! Славно!
– Ну-ка, поддай-ка еще, Иване!
Ух-х!!! Ивана-то не надо было упрашивать – выскочил в предбанник, плеснул в корец с водой чуток квасу для запаху и – на камни! Ух-х!!!
– Эх, и славно же! – неутомимо работая вениками, довольно оглянулся Прохор. – Как, Мить?
– Сла-а-авно…
– Ну, еще разок… Йэх!
Вкусно пахло запаренными вениками, житом, деревом и распаренными телами. Иван тоже схватил веник, примостился рядом с Митькой, охаживая себя по плечам…
– Хорошо! Эх! Славно!
С каждым взмахом словно улетали куда-то далеко-далеко все накопившиеся за долгую неделю – вот уж поистине долгую! – проблемы.
Йэх!
– А ну-ка поддай! Митька, как – в сугроб?
– А и в сугроб! Запросто!
Довольный Митрий спустился с полка.
– Митька, погодь, я с тобой!
Они выскочили из предбанника вместе – сначала Митька, за ним Иван, затем Прохор. С хохотом повалились в сугроб, взметая сверкающую пыльцу снега…
– Эх, хорошо! Вот славно-то!
А потом снова – в жаркую баню, и снова веничком…
– Славно!
Жаль только вот темновато было, зато в предбаннике, шипя, горели две сальные свечки. Там и уселись, напарившись, потягивая холодный квас из больших деревянных кружек.
– Хозяйка спрашивает: подавать ли на стол? – заглянул с улицы дед Ферапонт.
Иван улыбнулся:
– Пущай подает. Сейчас идем уже…
Парни, не торопясь, оделись.
– Слышь, Митрий, – вспомнил вдруг Иван. – Ты ведь так нам и не сказал: что там у Ефима Куракина украли? Может, цепь при нем была золотая или еще что?
– Цепь – это само собой, унесли. – Митрий вдруг помрачнел. – Но цепь не главная пропажа…
– Не главная? А что ж еще?
– Печень.
– Что-о?!
– Печень, селезенка, сердце… – добросовестно перечислил Митрий. – Жир с бедер и живота тоже срезали.
– Вот те раз, – сипло прошептал Прохор. – Вот те раз… Наверное, и у остальных тоже все повырезали… А мы-то гадаем…
– Да-а-а… – Иван зябко поежился и с силой ударил кулаком в дверь. – Вот вам и жертвы. Вот вам и ошкуй!
Глава 3
Марья
Любви, любви хочу я…
Василий Жуковский. ПесняФевраль 1605 г. МоскваПечень, сердце, жир! Кому все это нужно? Ясно кому – ворожеям да колдунам, коих водилось на Москве не сказать чтоб во множестве, но все же в довольно большом количестве. По кабакам да торжищам шептались даже, будто сам государь ворожеям-волшебницам благоволит. Ежели так, опасно было их трогать – хватать, тащить в пыточную на допрос. Да и кого хватать-то? Пока ничего конкретного. Сразу появилась версия о том, что ворожеи изъяли внутренности уж после того, как неведомый убивец расправился со своей жертвой. Однако все прочие истерзанные трупы свидетельствовали против этого – тогда получалось бы, что ворожеи или колдуны специально таскались следом за кровавым Чертольским упырем – так уже стали именовать убивца на Остоженке и Черторые. Значит, ворожеи…
– Я тоже думаю, что среди них и нужно искать, – выслушав ребят, заметил Ртищев. – Только сперва по новой проверить надобно – точно ли и у всех прочих внутренности пропали.
– Да ведь как проверишь-то, господине?! – вскинулся Митька. – Коли их же всех, прости господи, давно на погост увезли?
– Вот ты и займись. – Думный дворянин улыбнулся и надсадно закашлялся. – Хоть самому к ворожеям идти… А и займусь! А вы двое, – он посмотрел на Ивана и Прохора, – покойным Ефимом Куракиным. Установите точнейшим образом: что он делал на постоялом дворе, часто ли там бывал, с кем общался, ну и все прочее. Задачи ясны? Тогда что сидите?
Холодно было на улице, морозно, зато небо лучилось синью, зато весело сияло солнце! Славно было скакать по заснеженным улицам, славно, хоть и холодновато, признаться; по пути Прохор с Иваном пару раз останавливались, заглядывали в корчмы, не выпить – согреться. Вот и Остоженка. Иван наклонился в седле:
– Эй, парень! Где тут постоялый двор?
– Вам постоялый двор или кабак?
– Двор, говорю же!
– Эвон за той церквушкой.
Поскакали. Миновали деревянную церковь с колокольнею, перекрестились на маковку и, посмотрев вперед, увидали обширный забор с призывно распахнутыми воротами, в которые как раз въезжали крытые рогожами возы. За воротами виднелись приземистые бревенчатые строения – избы, амбары, конюшня…
Переглянувшись, парни, обогнув возы, въехали на обширный двор.
– Кажется, здесь, – Прохор кивнул на крыльцо самой большой избы.
Тут же, откуда ни возьмись, подбежал служка:
– Изволите остановиться у нас?
Иван спешился, кинул поводья:
– Может быть, коли понравится.
Служка изогнулся в поклоне:
– Сейчас доложу хозяину. Проходьте в избу.
– На вот тебе медяху. Лошадей не забудь покормить.
– Само собой, господа мои, само собой.
Толкнув тяжелую дверь, друзья прошли через длинные сени и оказались в обширной горнице с низким потолком и изразцовой печью. Над большим, тянувшимся через всю горницу столом, свисая с потолка на деревянных подставах-светцах, потрескивая, горели свечи. Сняв шапки, парни перекрестились на иконы.
– Рад видеть столь приятных молодых людей! – приглаживая пятерней расчесанную надвое бороду, поклонился гостям невысокий кругленький человечек в темно-коричневом зипуне с деревянными пуговицами, надетом поверх красной шелковой рубахи. Пояс тоже был красный, с желтыми кистями.
Иван усмехнулся – экий щеголь, – спросил:
– А ты, верно, хозяин?
– Он самый, Ондреев сын, Флегонтий. А вы кто ж такие будете?
– Дети боярские из-под Коломны. Думаем в войско наняться, к воеводе князю Милославскому… Ну, или – к Шуйским.
– Хорошее дело! – Флегонтий заулыбался. – Без вас, уж ясно, никак не разбить Самозванца.
– Шутишь?
– Шучу, шучу, господа мои! Сами знаете, жисть сейчас такая, что без веселой шутки – никак. Надолго к нам? – Хозяин постоялого двора улыбался, но глаза его оставались серьезными.
– Как с воеводами сговоримся. Может, и сегодня съедем, а может, всю седмицу проживем. Да мы заплатим, не сомневайся.
– Да я и не сомневаюсь… Желаете отдохнуть с дороги?
Парни переглянулись:
– Да, пожалуй, для начала перекусим.
Флегонтий улыбнулся:
– Хорошее дело. Чего изволите? Есть студень, жареные свиные уши, щи мясные и мясопустные, пироги-рыбники, квас…
– Вот пирогов нам и подавай. И не забудь квасу.
Друзья уселись за стол примерно посередке и в ожидании пирогов исподволь рассматривали постояльцев – судя по одежке, средней руки купцов. С одним – уминавшим щи по соседству – разговорились:
– Давненько здесь?
– Да с Рождества…
– От славно… Может, подскажешь, стоит ли здесь останавливаться?
– А чего? – Не переставая работать ложкой, купчина поднял глаза. С рыжеватой окладистой бороды его свисала капуста. – Тут ничего, жить можно. Правда, дороговато, да что поделать? Дешевле-то вряд ли найдешь.
– А говорят, тут убили кого-то?
– Убили?! – Купец чуть не подавился щами. Положил ложку на стол, замахал руками. – Окстись, окстись, господине! Никаких тут убивств не было, вот те крест!
– Ну как же? – гнул свое Иван. – А на той неделе? Эвон, на торжище говорили… никак, в пятницу парнищу какого-то убили… да и, – юноша оглянулся и понизил голос, – истерзали всего!