Сергей Капица - Алла Юрьевна Мостинская

на Николиной Горе. Он любил работать именно там и туда же обычно приглашал своих гостей. Только вместо английских тополей за окнами шумели могучие ветви старых подмосковных сосен, в которых вместо крикливых соек прятались белки.

Нам предстоял рабочий разговор, но он не торопился его начать. Мы молча слушали звонкие удары упругого теннисного мяча и приглушенные реплики игроков. Обычные для московского лета дачники. Возможно, они заставили его вспомнить, как раньше легко и непринужденно ему давалось все самое трудное в спорте: подводные погружения с нырянием в пещеры, управление самолетом… да, и теннис, конечно. Испытать себя, попробовать свои силы, а главное, получить от этого радость — вот в чем заключался его жизненный принцип.

— А вы играете в теннис? — как бы невзначай спросил он меня.

— Пробовала, но быстро устаю.

— Тогда и не начинайте.

— Почему?

— Когда заканчиваешь играть в теннис, то понимаешь, что его нечем заменить.

До самых последних дней своей жизни он сохранил азарт и кураж. И его воспоминания о прошлых годах всегда носили позитивный характер. Он любил повторять: «Самый лучший день — завтрашний!» «Tomorrow will be another day», — может, и так он говорил себе. Ведь часто он и думал на английском, особенно после общения с англичанами. Многие спрашивали его: «На каком языке вы думаете?» — настолько безупречен был его английский. На что каждый раз он отвечал по-разному — и улыбался. Наверное, в этот момент умудренный опытом профессор Капица снова был Питером…

Глава вторая

«BACK IN THE USSR»

Переезд

В январе 1936 года Анна Алексеевна вместе с детьми добралась на пароходе из Англии в голландский порт Хук-ван-Холланд. Легкое снотворное помогло детям перенести неизбежную качку и невольные тяготы, связанные с переездом. Затем поезд доставил их в Берлин, где Сереже запомнился Лертский вокзал[16] с длинным навесом над путями.

Интересно, что в Берлине на встречу с ними приехал сотрудник научных издательств и ученый-журналист Пауль Росбауд, давний знакомый Петра Леонидовича, не раз бывавший у него в Кембридже — и в лаборатории, и дома. Перед самой войной Росбауд был назначен главным редактором главного немецкого научно-информационного журнала «Натурвиесеншафтен». Весной 1939 года именно в этом журнале впервые была опубликована статья об открытии деления ядер урана!

После войны стало известно, что этот человек был глубоко законспирированным английским разведчиком-нелегалом, резким противником нацизма, работавшим под кличкой Грифон. Именно он сообщил английскому правительству о создании немцами ракет Фау-1 и Фау-2, о проводящейся разработке атомной супербомбы…

Хотя Сергею было в то время лишь восемь лет, он навсегда запомнил этого необычного человека, посвятил ему несколько страниц в своих воспоминаниях, рассказывал о попытках перевода и издания книги о нем, сетовал на то, что его «единственная фотография Росбауда, которая есть в музее Капицы, смазана».

В Москве их уже ожидал Петр Леонидович. Спустя полтора года семья, наконец, воссоединилась.

Возвращение сложилось благополучно. Дети безболезненно пережили переезд в Россию. У них не возникло ощущения, что они попали в какую-то враждебную среду, им было все интересно.

Семья получила большую квартиру на Пятницкой улице, 12, в старом доме с колоннами, в котором также располагалась Всесоюзная академия внешней торговли. Квартира находилась на втором этаже и, к сожалению, была достаточно темной, а одна комната вообще оказалась без окон.

Совет народных комиссаров СССР предоставил П. Л. Капице дачу в Крыму, но тот отказался от нее и попросил первого заместителя председателя Совнаркома В. И. Межлаука предоставить ему дачу поблизости от Москвы. Вскоре дача была получена.

Строительство Института физических проблем, который должен был возглавить Петр Леонидович, шло полным ходом.

«Дорогой профессор Ласки, — пишет Анна Алексеевна одному из кембриджских профессоров 26 апреля 1936 года. — Почти три месяца прошло с тех пор, как я приехала с детьми в Москву, и должна сказать, что все становится лучше и движется в правильном направлении. Когда я говорю «в правильном направлении», то имею в виду, что Капица может работать. Конечно, по-прежнему в Институте много надо сделать, все приборы надо еще устроить на своих местах, не все они еще приехали из Англии, но все это лишь вопрос времени. Самое неприятное время строительства Института уже позади, и действительно здание прочно стоит на земле. Электрическая проводка для всех лабораторных машин тоже сделана, сооружены и фундаменты, способные выдержать все прибывающие большие компрессоры и всякую всячину.

Капица очень доволен, что ему удалось получить очень умелого и умного помощника директора, она (О. А. Стецкая[17]) старый член партии и имеет два образования — математическое и инженера-электрика, очень подходящий человек для такой работы. В то же время она знает, как заставить людей работать, а это здесь очень важно.

Самая безнадежная сторона в организации русской науки — это полное отсутствие каких-либо мест, где можно было бы получить материалы и приборы, если они потребовались срочно и неожиданно, так как, по существующему здесь забавному правилу, вы должны заказать в начале года все то, что вам, возможно, понадобится в дальнейшем. Если этого не сделано, то позднее вам придется даже за малейшим пустяком обращаться в самые высокие инстанции. Капица изо всех своих сил пытается изменить эту нелепую систему. Все остальные ученые согласны, что это было бы великим благом, однако не желают и пальцем пошевелить, чтобы поддержать его.

Самое неприятное в здешней научной жизни — это всеобщая инертность: они уверены, что уже сделали всё возможное и без толку пробовать снова. Мне кажется, что это абсолютно ошибочный образ мыслей, так как сейчас в России очень важно проявить характер и настойчивость. Вы должны абсолютно точно знать, чего вы хотите, и этого добиваться. Я полностью уверена, что для этого есть большие возможности. Однако в то же время вам следует быть готовым к хорошей драке, и самое плохое в здешних ученых — это то, что они давно отказались от мысли сражаться за свои идеи и просто плывут по течению, а их протест ограничивается ворчанием по поводу того, что они слишком заняты посторонними делами и у них не остается времени на научные исследования, словно это не их собственная вина.

Меня и вправду забавляет, когда я слышу, как некоторые из них говорят Капице: «Вам повезло, для вас все делают», как будто удача сама свалилась ему на голову. Хотела бы я видеть, как бы они повели