Старчество на Руси - Монахиня Игнатия

Эти два собрата попали в ссылку на север, и было чрезвычайное событие: жительнице одного из сел на далекой северной Пинеге был сон, что к ней придут двое странников, которых она должна принять, дать им кров и упокоить. Женщина приготовилась встретить дорогих гостей, а вечером в их деревню пришел этап ссыльных; двое из них, изможденные переходом отцы Никита и Зосима были определены на ночлег в ее дом. Отец Никита тогда уже был в сане архимандрита, а отец Зосима получил его от Владыки, находясь в ссылке. Духовные братья вернулись в Москву, но уже не могли часто участвовать в богослужении Высоко-Петровского монастыря, так как получили прописку под городом Волоколамском, там и служили в сельской церкви. Своих духовных чад в Москве они, конечно, видали и со временем, после ареста отца Агафона, поочередно приняли его духовных детей, которыми и руководили недолгое время.

Отец Никита был руководителем бережным, но твердым, во всем сочетался со взглядами батюшки отца Агафона, с которым они тоже были в большой духовной дружбе и взаимном доверии. Владыка Варфоломей именовал отца НикитуПиргом(ό πύργοθ – по-гречески ‘столп’), и батюшка Агафон в лагере остро переживал его скоропостижную смерть от кровоизлияния в мозг. «О, Пирже, Пирже», – восклицал он в своих письмах, точно предчувствуя и свою близкую кончину. Отец Зосима только на два коротких года пережил своего собрата и друга, он скончался от распространенного рака брюшины.

Как светло служили они вместе последование Страстной седмицы в церкви под Волоколамском, как значителен был крестный ход с Плащаницей вокруг замершего храма под покровом молчащей ночи и притихшей природы, и как светла и осязаема была служба Светлой ночи Воскресения! И была эта радость на исходе их общего жития, потому что отец Никита, заболев на Святой, очень скоро скончался.

Отец Зосима по-сыновнему относился к батюшке отцу Агафону, и потому очень серьезно принял его просьбу из лагеря после смерти отца Никиты: «Зосимушка, попаси». Он старался сохранить все, что было в руководстве батюшки, принял откровение помыслов, принял подробное писание их и сам с любовью и ответственностью построчно отвечал на них. Было это не так, как у батюшки Агафона, но делалось с большой готовностью и любовью. На многие вопросы общежития, отношений между сестрами отец Зосима смотрел по-своему, но трогательно, осторожно руководил душами доверившихся ему батюшкиных сирот. «Часть души моея», – писал он на строчках помыслов некоторым из них... Но болезнь подкралась, много сделать он не успел. После кончины батюшки Агафона, – по которому он совершил отпевание и Литургию на квартире близких духовных детей, – он прожил менее полугода и отошел ко Господу. Могилка его – на Пятницком кладбище, рядом с могильными холмами его семейных, отца, сестры.

Ко гробу отца Зосимы пришел последний из оставшихся монахов Зосимовой пустыни, иеромонах Исидор121. Ему и пришлось взять на себя руководство сохранившимся стадом батюшки Агафона. Духовный сын старца иеросхимонаха Алексия, старинный монах Зосимовой пустыни, он был в последнее время близок к отцу Митрофану и ему открывал свои помыслы. От него же отец Исидор воспринял и установки в руководстве душ. Но принимал он и учение батюшки Агафона, даже следил за тем, чтоб сохранялись и исполнялись все его заветы; для некоторых он стал основным старцем и духовным отцом. Из уважения к традиции отец Исидор принимал и писание помыслов, но несомненно он был монах-самородок. Все в нем было строго, определенно; все вопросы духовной жизни очевидны и непререкаемы. Его вера в Бога была цельной, крепкой и непоколебимой. Так же он относился и ко всем заветам старчества, так как всю жизнь был под руководством великих старцев.

Он много пережил в войну, спасался от немцев, затем служил под Москвой и в Петушках, болел сердцем тяжело и долго и всегда оставался строгим монахом, трогательно любящим Православие и все духовное, был тщателен в исполнении служения, тщателен и строг к себе и другим. Скончался он на покое в Петушках и похоронен на кладбище в склепе. Духовные дети со слезами провожали его и, подобно тому, как в свое время его духовный сын, профессор Духовной академии, выходил из его келлии после откровения, обливались слезами.

Сказать ли о последнем отпрыске обители Зосимовой, духовном сыне схиигумена Германа, епископе Варфоломее, том самом, который и приютил разрозненное зосимовское братство во вверенном ему Высоко-Петровском монастыре в Москве? Его руководство мы могли наблюдать только со стороны, так как не были духовными детьми Владыки. Личные наставления от него мы получали только тогда, когда, по благословению нашего старца, шли к нему как к епископу просить молитв о себе и о своих близких, когда в том была нужда. Зосимовские старцы высоко ставили епископскую власть и молитву122.

Но Владыка, великомученик и исповедник, был и прозорливцем, определял путь людей, нарекал их дорогу, говорил и о своей судьбе. Когда он был с близкими духовными детьми на Пятницком кладбище, где были могилы его родных, он вдруг неожиданно сказал: «А моей могилы здесь не будет»123.

В своем руководстве он мог подражать древним старцам Египта и вдруг взять с головы своей духовной дочери шапку, бросить ее на землю, затоптать ногами и сказать: «Если так не истопчешь себя, не можешь быть монах». Любил в разговоре о пути духовном употреблять выражение: «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат»124. Пишущей эти строки однажды сильно досталось от Владыки. Не сознавая своей вины и оправдываясь, я указывала на одного из иподиаконов Владыки. «Ах, ты оправдываешься!», – воскликнул он, охваченный справедливым гневом, и несколько раз сильно ударил меня четками125. Наказание было принято с благодарностью. Чувство глубокого уважения по отношению к владыке Варфоломею никогда не оставляло меня.

Нашего духовного отца, батюшку схиархимандрита Игнатия, он глубоко чтил, приводил о нем свидетельства его старца, схиигумена Германа, очень скоро возвысил его в Петровском монастыре, поставив архимандритом, и всегда видимо благоговел перед ним. Примечательно, что то имя, которое при постриге в схиму по жребию получил наш отец в память священномученика Игнатия Богоносца, было предложено владыкой Варфоломеем и ради глубокой любви нашего старца к личности и писаниям святителя Игнатия Брянчанинова. Ныне исполнилась радость наших старцев, и приснопамятный епископ Игнатий – новопрославленный святой нашей Церкви, ее святитель, молитвенник и покровитель.

Дополнение от составителя

К сказанному монахиней Игнатией об архиепископе Варфоломее необходимо добавить несколько слов. Будущий архипастырь родился 3 октября 1888 г. в семье священника храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне Феодора Ремова. Еще в детстве праведный Иоанн Кронштадтский предсказал маленькому Николаю путь «исповедника Церкви»126. Ранний религиозный опыт, связанный с исцелением четырехлетнего Коли от крупа после молитвы перед Иверской иконой Божией Матери, обусловил интенсивность его духовной жизни и работы над собой, что со временем органично привело его к монашеству127.

В 1911 г. студент Московской Духовной академии Николай Федорович Ремов, духовный сын схиигумена Германа, был пострижен в Зосимовой пустыни епископом Феодором (Поздеевским) с именем апостола Варфоломея. В предреволюционные десятилетия обращение учащихся духовных школ, призванных составить интеллектуальные и административные силы Церкви, к носителям благодати старчества было заметным явлением. Рукоположенный в 1912 г. во иеромонаха отец Варфоломей занимает в Академии различные административные посты. Будучи благочинным Покровского храма, он налаживает в нем уставное богослужение, которое производило глубокое впечатление на современников. В эти годы отец Варфоломей был близок к владыке Феодору (Поздеевскому), занимавшему пост ректора Академии, и к будущему архиепископу Илариону (Троицкому), которого в 1920 г. сменил на посту инспектора Академии. В 1919 г. отец Варфоломей произнес по поводу предстоявшего вскрытия мощей преподобного Сергия проповедь, которая стала поводом для его первого ареста в 1920 г. Крайне истощенный физически, он был освобожден в начале 1921 г.

10 августа 1921 г., в день престольного праздника Зосимовой пустыни – Смоленской иконы Божией Матери, архимандрит Варфоломей был рукоположен во епископа Сергиевского, викария Московской епархии. Хиротонию возглавлял святитель Тихон128. По воспоминаниям современников, при вручении архиерейского жезла Патриарх-исповедник сказал новопоставленному епископу: «Тебе Господь дал женское сердце, умеющее сострадать, быть милостивым и брать на себя чужое горе... Твой путь – нести скорби народа Божиего». Примерно с 1922 г. епископ Варфоломей становится настоятелем московского Высоко-Петровского монастыря, где осенью 1923 г. он принимает часть братии закрытой в начале года Зосимовой пустыни, вводит богослужение по образцу зосимовского, учреждает старчество. В монастыре нелегально действует церковное учебное заведение, продолжавшее традиции переставшей существовать МДА и дававшее православным священнослужителям богословское образование129.