Радость и страх - Джойс Кэри

Эдит тоже изменилась, в еще худшую сторону, чем Гарри. Табиту она встретила словами: "Опять явилась на нашу голову? Куда ты девала ключ от сейфа?" А потом почти перестала с ней разговаривать. И характер ее испортился, и красота исчезла. У нее опять новое, уже третье, лицо и фигура. Она толстая, красная; щеки налились, а нос все равно большой и тоже какой-то красноватый. Погрубела она страшно, и Табита только диву дается - как может Гарри любить эту вульгарную бабу.

Ребенок - мальчик, и, когда Гарри жалуется, что завтрак остыл или обед запаздывает, Эдит невозмутимо обрывает его: "Зато у тебя есть сын", и Гарри, морщась от бессильного отчаяния, убегает из дому.

Табита с ужасом замечает, какой он стал старый, измученный. Она думает: "Эта женщина сведет его в могилу". Но сострадания своего не высказывает, чувствуя, что он почему-то на нее сердится.

Оглядываясь на все то страшное и удивительное, что произошло с ней за последние пять месяцев, она возмущается: "Ему и не интересно, как я жила. А я ведь признала, что поступила по-свински".

Она старается держаться в стороне от этих недобрых, непонимающих людей. Дает им понять, что скоро уедет - вот только договорится о концертах. Черпает утешение в высокомерии, этом прибежище иждивенцев. И по восемь часов в день играет на рояле с остервенением глубоко разобиженного человека.

Не однажды, когда после утреннего завтрака ее вырвало и она прилегла с головной болью, Эдит приводит к ней Гарри, и он, осмотрев ее, спрашивает своим усталым, словно обессиленным заботами голосом: - Ты сама-то понимаешь, что с тобой?

- Я же сказала, я сейчас же уеду.

- А дальше что? Кто будет за тебя платить?

- Сама, конечно.

Эдит, встретив ее в коридоре, говорит:

- Я бы на твоем месте либо выбросилась из окна, либо приняла розовую пилюлю.

И в тот же день на камине в комнате у Табиты появляется коробочка с розовыми пилюлями. Табита не верит своим глазам: "Как будто я дурная женщина, как будто я на это способна".

Поставлена под сомнение ее нравственность - вот что ее бесит. Схватив коробочку, она бежит к Гарри в его приемную. - Смотри, что мне дала Эдит.

Гарри смахивает коробочку в ящик стола. - А ты приняла их?

- Разумеется, нет. Гарри, ты ведь не знал, что Эдит мне их подбросила?

Он, словно негодуя, идет к двери, но на пороге оборачивается. - Эдит хотела сделать как лучше. Она желает добра тебе - и мне. Ты не имеешь права говорить о ней в таком тоне.

- Так ты, значит, знал?

- Пожалуй, лучше нам оставить этот разговор. Я вижу, ты решительно не хочешь прислушаться к голосу благоразумия.

- Благоразумия? - В этом возгласе изумление, отчаяние. - Это потому, что я не хочу идти на преступление?

- А-а, вздор. - И он уходит, хлопнув дверью.

В тот же день Табита, у которой осталось еще немного денег от музыкальных вечеров в Хитленде, перебирается в пансион в Пимлико. Она решила, что готовиться к концертной деятельности у нее нет времени. Она будет давать уроки, даже играть в кафе - лишь бы не оставаться в Кедрах незваной гостьей.

А дней десять спустя Мэнклоу, все еще промышляющий в хитлендских кабаках скверными копиями с шедевров Доби, получает коротенькое письмо с вложением десяти шиллингов: "Дорогой мистер Мэнклоу, это только часть долга, больше вернуть сейчас не могу. Надеюсь, Вы здоровы. Я живу по этому адресу временно, пока не устроилась с работой. Искренне Ваша, Табита".

Мэнклоу решает: "Образумилась". Однако видит он перед собой женщину, которую едва может узнать. Очень худая, нервная, она встречает его возгласом: "Мистер Мэнклоу, какой приятный сюрприз!"

- Вы меня не ждали? - спрашивает он, неприятно озадаченный.

- Я вам так рада!

- А братец, значит, не возликовал?

- О, брат отнесся ко мне очень хорошо, все неприятности от невестки. Вы не поверите, мистер Мэнклоу... - И она рассказывает ему, что случилось, вкладывая все слова Гарри в уста Эдит. - А еще представляется такой респектабельной, такой набожной.

- Ну понятно, как же иначе. Но послушайте, Тибби...

- Вы еще в Хитленде это говорили - такие люди думают только о себе, о своем так называемом положении в обществе.

- А что им остается. Но, Тибби...

- До чего же это все мерзко. - И Табита еще долго, пылая негодованием, поносит респектабельных людей. Мало того что англичане неумные, ограниченные, заявляет она, они еще самые ужасные на свете лицемеры. Теперь она понимает, как прав был мистер Стордж. В Англии никому нет дела до искусства. Стоит вспомнить, как обошлись с Уистлером, как ругают импрессионистов. Что касается музыки, так им даже преподаватели не нужны. В агентствах только смеются над тобой, когда справляешься о работе.

Мэнклоу кряхтит и ерзает на месте, но, услышав имя Сторджа, оживляется.

- Правильно, Тибби, кто нам нужен, так это Стордж.

- И главное, такое везде ханжество...

- Минутку, Тибби, вы к чему, собственно, ведете? Хотите повидать Сторджа или мне связаться с его доверенным липом?

- А кто его доверенное лицо?

- Джобсон.

- Недолюбливаю я мистера Джобсона. Вы представляете себе, мистер Мэнклоу... Роджер... эта женщина даже вздумала читать мне мораль. Себя-то она, конечно, считает безгрешной.

- Да, да. Ну, время позднее, пора мне бежать. Завтра вы когда будете дома?

- О, я буду дома все утро. Делать мне, в сущности, нечего. Но стоит ли вам зря тратить на меня время?

- Думаю, что оно будет потрачено не зря. Покойной ночи, Тибби, не забудьте помолиться.

- О, с этим я покончила.

И на следующий же день он приводит к ней Джобсона. Происходит деловой разговор, на диво короткий и дружеский, с уточнением многих деталей, но несколько туманный по общему смыслу.

Табита теперь же получит аванс, который позволит ей уехать в Париж и не менее девяти месяцев заниматься музыкой. Джобсон подыщет ей там квартиру с помощью одной знакомой, которая, как он говорит, все ходы и выходы знает. Закончив учение, она вернется в Лондон, где тот же Джобсон от имени Сторджа найдет ей квартиру на какой-нибудь тихой улице в Мэйфэре, в доме, где не будут возражать против рояля. Тогда она с легкостью найдет ангажемент.

- И разумеется, я верну эти деньги мистеру Сторджу.

- Разумеется. - Джобсон полностью с нею согласен. - Разумеется, вернете, миссис Бонсер. Вы ведь знаете, какого высокого мнения он о ваших талантах. Он будет счастлив, если вы найдете им самое лучшее применение.

Затем все трое отправляются ужинать в ближайший ресторан, где Мэнклоу, к удивлению и недовольству Табиты, быстро напивается и раз за разом, наклоняясь к ней через столик, торжественно провозглашает тост: - За таланты, музыкальный и прочие.

Она облегченно вздыхает, когда Джобсон, бесцеремонно заявив: - Вид у вас неважный, мистер Мэнклоу, вам бы на воздух выйти, - поднимается с места.

Джобсон очень зол на Мэнклоу. - Вы что, рехнулись? - ворчит он. - Ну вас с вашими милыми шуточками, из-за вас у меня чуть все не сорвалось.

Но и Мэнклоу кипит от злости. Он огрызается: - Она уже второй день недотрогу из себя корчит. Глупость одна. Да еще должна мне три фунта десять шиллингов.

- Ладно, вы внакладе не останетесь. А что вы называете глупостью, так это чувства. Я не бог весть какой знаток женщин, но одно я знаю, мистер Мэнклоу: у них имеются чувства. Так что отвяжитесь от Тибби, я сам ею займусь.

Джобсон и правда усердствует. Он провожает Табиту в Париж и устраивает ее на новом месте. Он даже соглашается нанять ей учителя и взять напрокат рояль, хотя, на его взгляд, хватило бы и пианино. Но ему хочется угодить Табите, потому что она, по его словам, проявила большое благоразумие.

Из равновесия он вышел всего один раз - когда выяснилось, что Табита твердо намерена родить.

- Но зачем она тогда поехала в Париж? - недоумевает Стордж.

- А господь ее ведает, - отвечает Джобсон. - Разве женщин разберешь? Они сами не знают, чем руководствуются. Но вы не огорчайтесь, дружище, мы обеспечим ей хороший уход. Тут важны последующие меры, корсет и все такое. А в общем-то, это неплохо: младенец ее укротит.

- Укротит?

- Ну да, с младенцем она попритихнет, это как пить дать.

И предсказание его сбывается. Через полгода у Табиты рождается сын; и на том все разговоры о концертных ангажементах кончаются или откладываются на неопределенное время. А пока решено: она вернется в Лондон и будет жить в квартире, которую предоставит ей Стордж.

Квартира уже готова. Мало того, снять ее, тоже по превосходной идее Джобсона, удалось, дав отступного прежнему съемщику, прямо над квартирой самого Джобсона на Вест-стрит, возле парка.

- Сможете там бывать, когда скажете, что идете ко мне, - говорит Джобсон, - а кроме того, я смогу приглядеть за малюткой на случай, если она вздумает выкинуть какой-нибудь фортель. Впрочем, такой опасности, по-моему, нет.

И пока они в назначенный день ждут Табиту, он подбадривает Сторджа: Девочка она хорошая. Вы сами подумайте - не захотела отделаться от ребенка. Все дело в том, Фред, что она получила строгое воспитание. Она, можно сказать, из благородных, а это в конечном счете всегда к лучшему. Поначалу обходится дороже, но на поверку надежнее. В таких случаях важен характер, да, вот именно, характер.