Рабыня Малуша и другие истории - Борис Кокушкин

Князь Святослав время от времени присылал какого-нибудь гридня, чтобы проведать, как поживают Малуша с сыном. Гридень обычно привозил то небольшой деревянный меч со щитом для Владимира, то красивое портно из адамашки[89] или альтабаса[90] и непременный дар для Коржа.

Каждый раз гридень сажал маленького Владимира на коня впереди себя, и они мчались по полям и лугам так, что ветер выбивал слезы из глаз. Мальчишка хохотал от удовольствия и кричал:

– Еще! Быстрей!..

А потом, ссаженный на землю возле переживавшей за него матерью, восхищенно смотрел на коня и гридня и спрашивал:

– А когда я поеду один?

– Попроси деда научить тебя управлять конем, – отвечал гридень. – Он был одним из лучших комонников у князя.

В то время, когда их навестил Вогул, Малуша узнала от него, что половецкая княжна родила Святославу сына Ярополка, а вторая жена, младшая дочь боярина Крыжа, родила еще одного сына – Олега. Вогул, как мог, успокаивал погрустневшую девушку:

– Что тут поделаешь? Он – властитель, ему многое позволено, не то что нам, его подданным. Важно, что он не забывает тебя и Владимира.

Перед отъездом он отвел Коржа в сторону и под большим секретом сообщил:

– В княжьем тереме поговаривают, что Святослав в беседе со своей матерью, княгиней Ольгой, толковали о том, что пора бы взять к себе Владимира, чтобы воспитывать в нем будущего князя…

– Как это – забрать дитя от родной матери? – воскликнул Корж. – Он же робичич…

– А кто нас спросит? – вздохнул Вогул.

– Что же делать-то? – почти простонал старый комонник.

– Остается смириться. Хорошо, что его забирают в княжий терем, будут готовить княжича, а не обельного холопа. Держись, вой. Такая уж у нас судьба – быть подневольными…

С этими словами Вогул сел на коня и уехал.

– Что же я скажу Малуше? – обхватив седую голову, стонал старейшина рода. – Забрать единственного внука, кровиночку…

Вогул уехал, а Корж еще долго сидел на обрубке бревна, боясь, что по его виду дочь может догадаться о неминучей беде.

Вышедшая из избы Праскева спросила:

– Что-то стряслось?

– Позови-ка сюда Владимира, – вместо ответа попросил он.

Когда мальчик подошел, дед оседлал своего старого коня, на котором он ходил в походы на вятичей, половцев, хазар и печенегов. После этого старик посадил внука в седло, взял в руки повод и, придерживая мальчонку за платно, сказал:

– Ну, привыкай управлять конем. Бери повод…

– Не расшибется? – забеспокоилась Праскева. – Вдруг конь понесет.

– Куда уж ему, – только и ответил Корж.

А потом, вернувшись с прогулки, он отправил мальца к матери, а сам, присев рядом с Праскевой на бревно, признался:

– Беда у нас, Праскева. Князь хочет забрать сына себе. Надо как-то подготовить Малушу.

– Батюшки-светы! – всплеснула руками женщина. – Что же теперь будет? Горе-то какое…

– Что будет, то будет, – вздохнул он. – Тут мы ничем не можем помочь. Ладно, пошли в избу. Пока помалкивай.

В доме Малуша возилась возле печи, маленький Владимир скакал на деревянном коне, выструганном дедом…

То ли от горя, то ли от времени, то ли от повседневных забот засеребрилась голова Малуши. Это была уже не та бойкая и смышленая унотка, которая давным-давно вскружила голову князю Святославу.

Кожема и Стан, изредка наезжавшие в Киев торговать своими поделками, рассказывали, что Владимир живет вместе с братьями в княжьем тереме, что и Святослав, и сама Ольга относятся к нему, как к равному с другими княжичами, но княгиня все-таки больше благоволит к сыну Малуши.

Одно только плохо: сын половецкой княжны Ярополк растет кичливым и вздорным и особенно задирается к Владимиру, называя его робичичем.

Другой же княжич Олег, боярский сын, растет тихим и добрым, и ему достается от Ярополка не менее, чем Владимиру.

Рассказывали, что Святослав без конца находится в походах – то идет на болгар, то на наглых печенегов, без конца наскакивающих на южные рубежи государства. И каждый раз его поход оказывается удачным.

Говорили, что Святославу так понравилась болгарская земля, что он хотел было перенести столицу из Киева в Доростол, но этому воспротивилась княгиня Ольга, и ему пришлось отступить.

Однажды в селище нагрянули гридни и стали забирать здоровых мужей в комонники, – Святослав готовился в очередной поход. На этот раз, по просьбе Византийского императора Никифора, он решил пойти на усмирение дунайских болгар.

Без ушедших мужей селище словно осиротело. Все реже стал слышен смех, даже ребятишки присмирели и грудились около старых мужей, вроде Коржа, слушая их рассказы о былых походах.

Уход основных работников ухудшил благосостояние людей. Сильных коней забрали, поэтому весной волочить рало приходилось женщинам и старикам, впрягаясь по трое-четверо. Да только много ли они могли вспахать? Большинство полей так и осталось нетронутыми. Немного помогала рыбная ловля, да только на одной рыбе телесной крепости не прибавится. Хорошо, что от каждой семьи брали только по одному человеку, оставляя дома уношей.

В семействе Коржа работали все – он, Малуша, невестки Праскева и Рада и оба обельных холопа. И это помогало не только кормить себя, но и помогать тем, кто не сводил концы с концами. Кожема, по наказу князя, был постоянно занят в корчайнице изготовлением мечей.

В эту тяжкую пору надорвался на пашне старейшина рода Корж.

В один из дней, когда Праскева, Рада и Малуша волокли за собой рало, они почувствовали, что неожиданно плуг выскочил из земли, а отсутствие упора едва не кинуло их на пашню.

Обернувшись, они увидели, что старик лежит на земле, жадно хватая ртом воздух.

– Батюшка, что с тобой? – вскричала Малуша, но старик только что-то мычал, понять его было невозможно.

Испуганная Праскева побежала в селище звать родичей, но когда те прибежали, Корж был уже мертв.

Похоронили старого воя рядом с его отцом Виртом и дедом Антом. Старшинство в роду принял на себя Кожема.

В ночь после похорон, оставшись одни в просторной избе, Праскева и Малуша горевали возле лежанки покойного Коржа. Слабо потрескивала лучина в поставце, бросая слабые отблески на стенах.

– Как же теперь жить-то без кормильца? – всхлипывала Праскева.

– Надеялась на сына – вырастет, станет кормить и обиходить старую мать, – причитала Малуша. – Разумела, что стану няньчить внуков… Ан вон как вышло: ни отца, ни матушки, ни любого, ни сынишки…

Как бы ни велико было горе, только человек постепенно преодолевает его и продолжает жить, время от времени с грустью поминая прошлое и близких, ушедших из бренного мира.

Немалый груз забот осиротевших Праскевы и Малуши приняли на себя подросший сын Кожемы и Рады Прок и обельные холопы со своими семействами, ставшими по сути членами старинного рода.

Малуше казалось, что жизненный родник, источающий несчастья, исчерпан ею до самого донышка, несмотря на то, что она обильно поддерживала его силы слезами горя.

Но оказалось, что в этом роднике сохранились еще силы и он способен выбросить из себя еще толику неприятностей.

Пролетело три лета с тех пор, как похоронили старого Коржа, жизнь, казалось, вошла в новое русло, Малуша жила только памятью о сыне, который время от времени напоминал о себе, присылая с оказией небольшие подарки, а то и небольшую денежку от дряхлеющей княгини Ольги.

В один из мрачных осенних дней, когда серые облака, словно пуховой периной, укрыли землю от солнца, в селище въехал одинокий всадник. Он неспешно проехал вдоль изб и остановился у избы Малуши.

Тяжело сойдя с коня, он какое-то время стоял перед дверью, а потом негромко постучался. Дверь ему открыла Праскева, которая подслеповатыми глазами смотрела на чужака.

– Не признаешь меня, Праскева? – глухо спросил тот.

И скорее по голосу, чем по виду, женщина узнала в нем заметно постаревшего гридня.

– Вогул, никак ты? – удивленно спросила она.

– Я, Праскева, я, – кивнул тот. – Малуша-то где?

– Заходи, заходи, мы сейчас как раз снедаем, – пригласила она. – Поснедай с нами.

Сидевшая за столом Малуша в полумраке тоже не сразу признала гостя. И только когда тот оказался возле окна, узнала его.

– Вогулушка, какими судьбами? – всплеснула она руками. – Где ты пропадал до сих пор? Где тебя носило?

Мужчина подошел к ней и слегка приобнял. После недолгой паузы он с грустной улыбкой сказал:

– Так ведь в один момент все не расскажешь.

– С горем или радостью? – прошептала Малуша.

– Долго рассказывать, – вздохнул Вогул. – Примите ли странника?

– Садись с нами снедать, – пригласила Праскева, уставляя перед ним плоскву с кашей. – Отдохни, охолонь с дороги.

– Ну, рассказывай, что да как, – заторопила его Малуша. – Как ты, как княгиня Ольга, как Святослав, как Владимир? Все ли ладно у них?

– Да не тараторь ты, словно сорока, – остановила ее Праскева. – Дай человеку в себя прийти. Пусть поест для начала…