Пещера многоногов - Владимир Михайлов

Она полезла вверх, словно Седой решил таранить носом каменный потолок пещеры. Эдик поднял брови, не произнося ни слова; непрерывно обегая взглядом все приборы и успевая смотреть и вперед, прямо по курсу, он все еще не понимал замысел Седого. Он видел и чувствовал только, что лодка почти от самого дна – где она только что находилась – устремилась вверх, запрокидываясь все круче. Людей плотнее прижимало к спинкам кресел; вдруг оказалось, что океанисты уже не сидят, а лежат на спине, подняв согнутые в коленях ноги, а пульт управления навис над ними, оказавшись вверху. Еще выше была прозрачная стенка купола, за ней – вода и потолок пещеры, и это означало, что лодка встала вертикально.

Эдик почувствовал, как убыстряется движение. Это было понятно: находиться в таком неестественном положении, повинуясь вертикальным рулям, лодка могла только при определенной скорости – не меньше той, при которой корабль переставал слушаться рулей, становился неуправляемым. Но это ведь означало, что через несколько секунд, буквально через несколько секунд…

Эдик не додумал, что будет через несколько секунд. Потолок пещеры стремительно приближался. Не только локатор показывал расстояние до него – теперь потолок был виден простым глазом. И оба сидящих в рубке не сводили с него взгляда. А потолок надвигался неумолимо, он становился все ближе, ближе, казалось, произошел обвал, потолок пещеры рухнул, и теперь летит навстречу задравшей нос лодке, и катастрофа неотвратима… И все же Эдик не произнес ни слова; он только разрешил себе на миг отвести глаза от грозного зрелища и взглянуть на Седого.

Наверное, командир почувствовал этот взгляд. Он не оглянулся – он не имел сейчас права; только подобие улыбки перекосило его лицо, и губы шевельнулись.

– Ну, держись! – сказал он тихо. – Держись, чем можешь… – И рука его медленно повернула головку управления.

В следующую минуту Эдик почувствовал, что начинает сползать с кресла – с его спинки, на которой он лежал все эти секунды, нелепо задрав ноги. Лодка, казалось, хотела задрать нос еще больше, но больше было некуда, и вот она стала отклоняться от вертикали, ложась на спину. Такую кривую описывает самолет, делая мертвую петлю, но самолет же не подводный корабль… – «Сейчас вылечу, головой о подволок, и все…», – мелькнуло в мозгу Эдика, и он судорожно вцепился руками в подлокотники, обвив ногами ножки кресла и все же чувствуя, как неумолимая тяжесть тащит и тащит его вниз – к куполу…

Но лодка уже ложилась набок. Выходя в каком-то десятке метров от губительного потолка пещеры в горизонтальное положение рубкой вниз, носом к выходу, она одновременно все больше кренилась на правый борт. И вот Эдик почувствовал, что мягкая сила укладывает его набок, а затем ноги потихоньку пошли вниз, туда, где им и полагалось быть. Он облегченно вздохнул, кровь отливала от головы.

– Ты лихой водитель, – сказал он чуть громче, чем говорил обычно, и повернул голову к Седому, все еще держась руками за подлокотники; не потому, что боялся выпасть, а потому, что руки дрожали. – Такие фигуры делают самолеты и аграпланы, но чтобы подводная лодка, да еще в таком узком месте…

– Да… – невнятно пробормотал Седой. – Летал когда-то и я… – Он сидел, склонившись головой на руки, выключив двигатель, и Эдик с изумлением увидел, что и у Седого дрожат руки. – Самое трудное – рассчитать скорость и расстояние. И не бояться… – Седой сделал паузу и повторил: – Не бояться… Не бояться… Не…

– Тебе нехорошо? – встревоженно спросил Эдик.

– Похоже на то, – с усилием ответил командир. – Такие эксперименты, наверное, не для моего возраста… Но никто из вас не сделал бы этого.

«В первый раз он говорит о возрасте», – подумал Эдик и сказал:

– Пойдем, уложу тебя. Отдохни. Дальше я справлюсь.

– Справишься, – равнодушно согласился Седой. – Быстрее, Эдик, быстрее. Я же говорил… В пещере ненормально высокий уровень радиации. Вызывай остальных, и быстро – на базу. Протискивайся. Не бойся, это водоросли, только водоросли… Рули не перекладывай, пока будешь проходить через заросли. Отведи меня вниз, хочу прилечь…

«Так вот про какую «цию» он семафорил», – подумал Эдик.

7

Корабль быстро скользил на высоте двухсот метров над дном. Пещера с ее странными обитателями осталась позади, и теперь, когда непосредственная опасность более не угрожала ни кораблю, ни людям, уже начинало казаться странным, что такое разбойничье гнездо могло существовать в самой непосредственной близости от цивилизованного индустриального морского дна – такого, каким оно было уже давно и к какому привыкли все люди, а океанисты – в особенности.

Тугие лучи прожектора лодки скользили по все более редеющим зарослям красной порфиры. Между отдельными массивами этой водоросли, лишь только корабль пересек ничем не обозначенную и все же ясно ощутимую границу заповедного района, сразу возникли широкие просеки. По ним, отмеченным лишь слабыми опознавательными огоньками, скользили подводные комбайны. Легкий гул их моторов доносился до разведчика; транспортеры, похожие на огромных бескрылых насекомых с маленькой головкой и длинным, вытянутым и все более раздувающимся брюхом, тянулись за комбайнами, прильнув к ним длинными хоботами сосущих рукавов. Наевшись досыта, они отрывались и лениво уплывали туда, где виднелось зеленоватое зарево шестнадцатого витаминного завода. Завод служил как бы маяком, и Эдик по привычке взял пеленг и сверил курс, хотя эта часть глубинного пространства была давно изучена, здесь можно было бы идти совершенно вслепую.

В рубке кораблика было тихо. Половина экипажа во главе с командиром лежала внизу в своих койках. Оставшиеся в куполе океанисты задумчиво молчали, и лишь отсчитывали про себя минуты и километры, еще отделявшие их от базы океанического отряда. Они не смотрели вниз, потому что этот пейзаж был видан десятки раз и успел даже порядком надоесть, так как в нем не было ничего необычного.

Сейчас внизу еще проплывали ровные квадраты водорослей, а слева уже открылись просторные шестиугольники радиоляриевого питомника. Там крохотные животные, заботливо опекаемые автоматами и нередко посещаемые даже людьми, безмятежно жрали в свое удовольствие и копили, копили, копили в своих щуплых тельцах атомы стронция, необходимого людям для каких-то совершенно чуждым радиоляриям целей. Здесь тоже суетились автоматические сборщики, заглатывали урожай, чтобы затем перевезти его к металлургическому комбинату, который находился за десятки километров отсюда, в самом центре своих плантаций – не только радиоляриевых, но и питомников медуз, копивших олово и свинец, и других медуз, накапливавших цинк, и похожих на кувшинчики асцидий (в этих кувшинчиках по атому откладывался необходимый людям ванадий), и других животных, водорослей и даже бактерий, поглощавших из моря – громадной ванны с чудесным раствором – и медь, и йод, и серу, и алюминий. Туда же, на металлургический комбинат, гнали свою продукцию массивные, тяжелые даже с виду глубоководные драги, день и ночь сгребавшие с морского дна – с тех глубин, где уже не росли водоросли, – конкреции, содержавшие кобальт, марганец, никель и переходящее уже в категорию редких металлов железо. Потребность человечества во всем этом непрерывно росла, а запасы не росли, запасам, когда они все уже разведаны, остается только уменьшаться, и металлы приходится доставать хоть со дна морского, вначале в переносном, а затем и в буквальном смысле.