Шаги Командора или 141-й Дон Жуан - Эльчин Гусейнбейли

– Тогда пусть жеребцы сбросят кобылу с обрыва…

– Перейму печали твои, – вступил в разговор Шахрух-хан, – времена смутные, нельзя на кого-то положиться…

Шах теперь подумал, что речь идет о мятеже Алигулу-хана.

– Я направил туда надежного человека. Не верю, чтобы над головой Аббаса Мирзы нависла какая-либо угроза.

Под «надежным человеком» шах подразумевал Султанали-бека.

Видя, что разговор крутится вокруг да около, Горхмаз-хан Шамлы решил рубануть напрямик:

– Короче говоря, Хейранниса-бейим третирует нас, государь, вмешивается в дела суда, канцелярии, сажает мазандаранцев во главе присутственных мест… И ее мать потворствует ей…

Мохаммед Худабенде не ожидал такого поворота. Потому призадумался. Поерзав, устроился поудобнее.

– Хейранниса-бейим – мать шахзаде Хамзы и занята его воспитанием и попечением. И в ратных делах не покидает его… Никто не может оспорить доблесть, выказанную Хамзой в Карабахе. Но… женщина есть женщина и не вправе вмешиваться в державные дела. Я велю, чтобы впредь ни она, ни ее мать не лезли в дела диванханы[25]. Если вам угодно, я могу отправить ее со своим сыном Абуталыбом Мирзой в Кум или Мазандаран, чтобы оставить там навсегда.

Кызылбашские ханы, услышав это заверение шаха, в один голос подхватили:

– Вот и ладно, вот и прекрасно! – И, пожелав его величеству долгих лет и счастливого правления, изъявив готовность служить ему до конца жизни, удалились с поклоном. Но… в коридоре неожиданно столкнулись с шахиней Мехди Улья… Вероятно, она подслушала происшедший разговор, потому, глядя вслед визитерам, прошипела:

– Я не стану ждать, пока остынет труп Мирза-хана!..

Это была неприкрытая угроза. Пришельцам стало ясно, что обещание шаха останется пустым звуком. Ибо он давно отпустил поводья «кобылы». Кызылбаши прекрасно знали, что Мехди Улья постарается отомстить им. И надо было опередить ее. Но как столковаться с бесхребетным и мягкотелым монархом? Он и любил, и боялся жены.

Тогда эмиры прибегли к хитрости. Жены кызыл-башских правителей были их «ахиллесовой пятой». От жен-полукровок можно было ожидать любой каверзы. Надо было довести до сведения шаха, что шахиня… завела шашни с пленным Адиль-Гиреем. Как доказать это – другой вопрос. Но слух об амурных связях супруги венценосца с пленником явился бы сокрушительным ударом по престижу верховной власти.

Дело в том, что Адиль-Гирей, попавший в плен, остался при дворе и постепенно снискал благорасположение шаха. Высокий, черноволосый, с короткой бородкой и тонкими усами, он держался с гордым достоинством. И шах подумывал выдать за него замуж одну из своих дочерей. Тем самым можно было наладить отношения с крымским ханом Довлет-Гиреем. Это намерение шаха пришлось не по душе кызылбашским эмирам. Хотя бы потому, что их не устраивало восхождение чужеземного принца. И эмиры вознамерились одним выстрелом убить двух зайцев.

Короче, они донесли шаху, что его «кобыла снюхалась с чужеземным жеребцом». И если его величество сомневается в этом, пусть расспросит гаремных жен. Причем эмиры заранее подкупили гаремных стражников и евнухов, чтобы последние подтвердили их слова.

Слух стремительно распространился среди придворных. Шах пребывал в таком физическом состоянии, что редко навещал обитательниц гарема; потому его нетрудно было убедить в том, что шахине приглянулся стройный красавец-пленник.

Мехди Улья была единственной из жен, которая, вела себя во дворце совершено свободно. В последнее время она резко охладела к своему коронованному мужу. Причиной послужила уступчивость шаха в отношении кызылбашских эмиров к обещанию услать ее с сыном в придачу в Мазандаран.

Гаремные соперницы сообщили шаху, что несколько раз видели главную жену-шахиню в обществе Адиль-Гирея и, кто знает, может быть, и вправду между ними заварились амурные дела. Но истина состояла в том, что Хейранниса-бейим намеревалась воспользоваться Адиль-Гиреем и его охранниками в борьбе против кызылбашских эмиров. И в этих целях она несколько раз конфиденциально встречалась с крымчаком.

Но, как говорится, и стены имеют уши.

Адиль-Гирея охраняли люди из его сонародников. Шахиня помышляла в одну из ночей «убрать» Мохаммеда Худабенду и объявить шахом своего сына Хамзу Мирзу. А последний, мечтавший о короне, никак не мог очухаться от кутежей и оргий.

Кызылбашские эмиры прознали об этих планах и поспешили действовать.

Они подговорили одного из нукеров выкрасть исподнее белье Адиль-Гирея. Это белье было доставлено во дворец Горхмаз-ханом Шамлы аккурат тогда, когда у его величества совещались эмиры. Горхмаз-хан предложил всем подряд обнюхать белье крымского принца и тем самым выяснить его виновность или невиновность. Все вожди племен принюхались к этой «улике» и стал утверждать, что белье пахнет… шахиней Мехди Улья.

Шах вскричал:

– О, Аллах! Откуда вам знать запах Мехди Ульи?!

Все пришли в замешательство. Не растерялся один Шахрух-хан-Мохрдар Зульгардар. Он объяснил:

– Это благоухание исходит от вас, ваше величество, и от шахзаде Хамзы Мирзы. Мы это почувствовали, целуя руку вам и вашему наследнику.

Этого простого и примитивного довода оказалось достаточно, чтобы шах заколебался и поверил. Благо еще, что белье Адиль-Гирея не пахло шахом. А то бы в Казвине это истолковали на иной лад…

Мохаммед Худабенда никак не хотел бы, чтобы его любимая жена оказалась на плахе, с другой стороны, он боялся кызылбащских эмиров, огласки дела и неминуемого позора. И во избежание этого, скрепя сердце, он велел втайне умертвить и Адиль-Гирея, и Хейраннису.

Адиль-Гирей не ведал об этих зловещих кознях, продолжая жить в придворных покоях, отведенных ему.

Ночью кызылбаши проникли в его опочивальню. Крымчак и охранники спали. Но стоило им сделать несколько шагов, как татары вскочили с диким криком и ринулись в схватку. Сын Мохрдара Зульгадара дважды нанес удар кинжалом Адиль-Гирею, который бился отчаянно. Но силы были неравны. И крымский принц пал жертвой дворцовых козней. Трупы двенадцати татар в ту же ночь тайком вынесли из дворца и сожгли.

Эта ночь оказалась последней и для Махди Ульи…

Правда, добраться до нее заговорщикам было нелегко. Шахиня, предчувствуя недоброе, редко появлялась во дворце, чаще оставалась в гареме, а туда, как известно, вход посторонним заказан. Но, увы, кызылбаши не посчитались с этим, пошли на бесславное дело; проникнув в гарем, вторглись в опочивальню Мехди Ульи и задушили ее спящую… Та же участь постигла и мать персиянки, всполошившейся от шума и смотревшей из-за дверей на происходящее…

Спустя два дня после этой расправы эмиры явились во дворец и держались как ни в чем не бывало. Шах, убитый горем и проливавший слезы, узнав о визитерах, съежился, вытер слезы, попытался взять себя в руки. Но так и не смог выпрямиться и принять подобающий шаху вид.

Горхмаз-хан от имени эмиров сообщил их решение: они, их племена, как и прежде, признают власть