Шаги Командора или 141-й Дон Жуан - Эльчин Гусейнбейли

А я поднялся в дом, где жила моя тебризская коллега с семьей. Двухэтажный домик. Опрятный и светлый. Четверо детей, свекр, свекровь ожидали нас. Муж отсутствовал. Оказалось, он служит на судне, часто приходится отправляться в море. После настояний хозяина я поужинал. Плов, компот, салат из зелени. Сидел как на иголках, потому быстро покончил с едой, выпил предложенный чай и ушел в отведенную мне комнату. Постель была приготовлена на полу.

Примостившись на ковре, я раскрыл узелок, врученный мне профессором. Записки на арабском алфавите. Я, собственно говоря, не рассчитывал узнать нечто новое. Как дал понять профессор, дальше докапываться придется мне самому. Поворошив бумаги, вложил их в саквояж, под самый низ дорожной экипировки.

Утро начали со знакомства с тебризскими мечетями. Меня интересовала мечеть Шейха Гейдара, где, по сведениям, находилось изображение отца моего героя – Султанали-бея.

Увы, среди двухсот мечетей мы так и не доискались ее; набрели на «теля» – молельню Гейдара, но там не было ничего, напоминавшего о Султанали-бее. Стены были расписаны религиозными сюжетами, относящимися к последним двум столетиям. Захра-ханум сообщила, что в средние века в этой молельне радели суфии.

– А мечеть, которую вы ищете, вероятно, была разрушена во времена османских набегов.

Захра-ханум поинтересовалась моими сведениями о портрете, и я вкратце изложил его историю:

– В сентябре 1585 года, после взятия Тебриза Осман-пашой, на месте дворца «Хашт-Бехишт» возвели цитадель и, завоеватель, оставив там семитысячное воинство под началом Джафар-паши, отбыл в Турцию. Город из этой крепости подвергался обстрелу из пушек. Тебризские ополченцы предпринимали эпизодические вылазки против аскеров османской армии. В тебризской бане месть постигла одного османского офицера; и тогда население подверглось жестокой расправе.

Принц Хамза Мирза искал подходы и пути для проникновения в крепость. Кызылбаши из подпола мечети «Хасан-падишах» начали подземный лаз к крепости. Намеревались подорвать одну из башен, ворваться в твердыню и перебить османцев. Но, когда уже оставалось прорыть немного, начальник гвардии стражников Гулу-бей Афшар, предав своих, переметнулся на сторону турок и выдал план. Причиной измены стало то, что Гулу-бей участвовал в убийстве матери Хамзы Мирзы, и преступник опасался возмездия.

Османцы засыпали прорытый потайной ход. План кызылбашей рухнул.

В ту пору Султанали-бей состоял на службе вместе с Алигулу-ханом Шамлы при Аббасе Мирзе и участвовал в составе трехсот отборных воинов из рода Баят в сражении.

Когда затея с подкопом провалилась, Хамза Мирза решил пойти на открытый бой. Он двинул свой отряд на приступ твердыни, призвав в это дело и Султанали-бея.

Нападавшие использовали и дощатые щиты-башни на колесах. Движущаяся башня была изнутри набита мешками с землей, а колеса обмотали льняным полотном во избежание шума. Высота передвижной башни достигала высоты крепостных стен. Кызылбаши хотели незаметно приблизится к стенам и через них ворваться в стан врага. Но османцы успели обнаружить их и обрушили огонь из мушкетов и пушек; одновременно из крепости вышли до 700 аскеров и ринулись на кызылбашей. Султанали-бей, несмотря на неравенство сил и отчаянное положение, бился отважно и пал смертью храбрых. А юный Орудж-бей вышел из боя живым, правда, получив ранение. Его доставили к шаху Мохаммеду Худабенде. Монарх погладил по голове раненого воина, сказал утешительно:

– Да упокоит Аллах душу Султанали, верного брата и храброго мюрида моего! Вечная память ему! Дух его будет осенять всегда сограждан державы моей. И отныне тебе суждено стать опорой нашей…

И шах призвал рисовальщиков и велел запечатлеть образ Султанали-бея. И на созданной картине Солтанали-бей был изображен стоящим над семью поверженными османскими офицерами.

Теперь не было ни старинного портрета, ни мечети, где он хранился.

Все было стерто из памяти истории.

IV

Трагедия Адиль-Гирея и Мехди Ульи

Когда я прогуливался по древним улицам Казвина, города исторических героев, интриг и трагедий, мне чудилось эхо давних событий, слышался гром битв, топот конских копыт, звон мечей, свист летящих копий, стоны раненых воинов… Эта память пропахла кровью.

Мы перекусили в одном из попутных кафе. Меня почему-то клонило ко сну. Показалось, что здесь к еде примешивают нечто снотворное, может быть, это в интересах режима мулл, и их устраивает, чтобы люди пребывали в беспробудной дреме; может быть, какие-то злонамеренные силы желали усыпить вашего покорного слугу, Аллах их знает. Но я убежден, что деспотические режимы не любят бодрствующих и трезвомыслящих. Сейчас я был в положении сказочного Меликмамеда, посыпавшего рану солью, чтобы не забыться сном…

В Казвин мы доехали, когда уже смеркалось. Долгое время не могли найти место для парковки машины. Дорожная полиция, похоже, искала предлога, чтобы оштрафовать нас. Наконец, удалось найти пятачок неподалеку от центра. Припарковались и сели в такси.

На одной из центральных площадей нам предстал бассейн с фонтаном, подсвеченный лампионией, посредине возвышалась красивая бело-мраморная статуя. Это было изваяние каллиграфа-хаттата, убиенного в 16-м веке людьми визиря Шаха Аббаса – Аббаса Рзы.

Наш шофер Мохаммед прочел имя. Имадеддин Эльчини. Надо же! Какое совпадение: тезка мой, значит. Не приведи Аллах, чтобы и участь наша была сходной… Времена-то разные, а «место действия» – то же самое, к тому же я пустился в путь-дорогу с претензией сблизить эпохи, состыковать и как бы соединить их, и нет ли в этом побуждении коварного умысла фортуны, решившей испытать меня и наглядно продемонстрировать чью-то плачевную участь?..

А вот и дворец Джехель-сютун! Шахский чертог, столь же благолепный, сколь и зловещий.

Увековеченное воспоминание о сотнях отсеченных голов, искалеченных судеб, дворцовых кознях…

Колоннады двухэтажного здания отреставрированы. Мне показалось, что два застекленных проема встарь были воротами. Именно отсюда, через этот проем стражники и воины шаха Аббаса ворвались внутрь дворца, чтоб расправиться с заговорщиками-вельможами, совершившими убийство престолонаследника, и двадцать две отсеченные головы были водружены на шпили казвинских городских ворот.

Но тех ворот, где торчали головы оных заговорщиков, а также голова Перихан-ханум, умерщвленной по велению Мехди Ульи[22], нет в помине. Теперь у входа в город – не ворота, скотобойня и хашные[23].

Не будь дождей, наверно, в Казвине пахло бы говядиной, бараниной или собачатиной.

О, прекрасная и амбициозная Перихан-ханум! Дрогнула ли рука палача, занесшего топор над тонкой нежной, беломраморной шеей этой властолюбивой особы! Закралось ли в его грубую душу минутная вожделенная мысль переспать с этой красавицей… или его красным глазам все виделось лишь в цвете крови?.. Палачи, наверно, дальтоники…

Фобия жены и золовки – что это, пережиток прошлого или порочное явление современности?

Да, Перихан-ханум поплатилась головой по велению ее