Пьета из Азии - Светлана Геннадьевна Леонтьева

упругая, к нему подходит мать, её голова замотана в платок, она горбоносая, сухонькая, морщинистая: Деньги принёс? Да! В её ладонь перетекает горсть бумажек. Мать расправляет мятые купюры, горсть сухих кленовых, финских бумажек. Рядом возле деревянной кровати стоит сестра: Принеси, дочь сумку! Зачем? Надо сбегать в маркет, чтобы купить риса, рыбы и сахар. Арви сидит, свесив вниз тяжёлый локоть. Дурачок ласковый. Подходит младший брат. Льнёт к спине Арви, который напоминает тряпичную куклу, в узкой чёрной рубахе с разорванным воротом, откуда видна грудь — вся в засосах от мужских губ, вся истисканная, заласканная. Надо всё забыть! Оставить лишь мысль о Турье. Лишь о том, как она вытирает розовые ягодицы, поднимаясь из-за кустов, как надевает кружево, как бежит к ручью, как моет ручки. Она — ребёнок! Поэтому нежная. Надо забыть ватагу ребят, роющихся в её теле. Надо забыть себя — осмеянного, униженного. Лишь надо помнить — голубые, разнокалиберные глаза. Один прищуренный карий. Второй открытый синий. И смотрит, смотрит Турья с благодарностью на Арви. Отец её, узнавший о поступке ребят, пошёл к учительнице — толстой и уставшей, ибо конец года, а инспектор вышестоящего заведения требовательный и по-чиновьичьи строг. Надо что-то говорить, но отец не может от наступающих рыданий, отцу жаль дочь. Надо это забыть тоже. Но чтобы забыть, надо родиться заново. А отец не может родиться. У него дальние поездки через всю Финляндию, где вповалку лежат в баках замороженные языки северных оленей. И наступает пустота. Телесная. Словно Арви истерзан в тихом переулке. И лежит на сбитых каменных ступенях. Его чёрная рубаха распорота сбоку. Его ремешок разорван в клочья. Его танец нескончаем.

А ведь скоро меренге!

Было шумно. Гомон растекался в воздухе.

Музыка остановилась. Наступил перерыв.

Арви пошёл к себе. Он не знал рад ли он, или печален. От нахлынувших воспоминаний его трясло. А слёзы словно были вытерты насухо. Милая молоденькая официантка услужливо принесла в закуток бутылку холодной со льдом лимонной воды.

— Пейте!

Немец пришёл следом:

— Не знал, что ты так можешь! На марки! Возьми.

— Это аванс? — Арви положил всю сумму в карман кожаной куртки. Застегнул молнию.

— Нет, это вся сумма. Считай! На сегодня ты свободен.

— Вы сказали — три часа мой рабочий день.

— Уже прошло четыре. Если придёшь в следующие выходные, то получишь вдвое больше. Эти похотливые самцы влюбилась в тебя.

— Я нормальный. У меня есть девушка. И ещё одна — любимая!

— Здесь все не нормальные. Не говори этого. Пьяный мужчина всегда хочет большего, чем трезвый. Мы — Европа. У нас так. И всегда так было. Викинг любил викинга. Скандинав скандинава и ещё одного викинга. Женщины нужны в мирное время. А мужчины на войне. Так ты придёшь?

— Вряд ли…я повторяю, что люблю женщин.

— Подумай. Вот тебе мой номер сотового телефона! + 358-9, затем 8-гудок-10-358-9.

Арви не хотел к Оливе. До тошноты не хотел. Но сегодня должна к ней приехать Турья с мужем и ребёнком. Поэтому он решил, что зайдёт к матери, даст ей денег и затем отправиться к Оливе, которая со страстью перебирала слова в памяти: Илона и Алексей. Алексей и Илона, как заклинание. Обычно после этих слов приходил Арви.

И он пришёл уставший и нервный. И сказал:

— Ложись!

— Хорошо!

Он обладал ей грубо. Просто. Без излишеств. Молча. Как животное.

Он ждал Турью.

Ждал неистово. Но Турья не приехала. Ни днём. Ни вечером.

— Где твоя сестра? Заблудились?

— Не знаю. Мне сегодня на дежурство…

— Возьми деньги. Купи еды по дороге! — попросил Арви лёжа в кровати. — Там в куртке, сколько тебе надо, бери!

— Может, ты сам купишь всё необходимое? Я опаздываю! — Олива подошла и прижалась к его спине, как младший брат. Тело Арви было тряпичным, усталым. Он был, как кукла. Чужая кукла. Им играли все, кто хотел.

Дверь захлопнулась. Наступила тишина.

И Турья не приехала. Совсем не приехала.

Через три дня позвонили. Незнакомый строгий голос. Спросили Оливу.

— Её нет.

— Передайте ей, чтобы она пришла по адресу Ysitie 9, Doorplat 15.

— Зачем?

— У неё осталась племянница Ноя.

Сердце Арви тревожно забилось, как малец в люльке. Спрашивать что-то ещё было бесполезно. Арви знал, что мир грёз и мир реальности очень отличаются друг от друга. Некая Пустыня Реальности и оазис Мечты. Голая степь и лес. Выжженный простор и чаща, где бродят олени.

Олени…

Много оленей.

Стада.

Олива — это слабая замена Турье.

Ноя — дочь Турьи.

А сама Турья так и осталась лежать в тени дерева. Обгаженная чужими прикосновеньями. И лишь один Арви защитил её. Защитил тогда. Но кроме одного раза у него ничего не получилось.

* * *

Ноя плакала. Хочу пить…

Олива с трудом подняла голову от подушки. Арви всё-таки её бросил. Ушёл к матери. Теперь, когда у Арви появилась работа, мать разрешила ему жить у неё с сестрой и братом.

Олива подошла к холодильнику:

— Полбутылки молока. Йогурт. Яйца.

Не любила Олива готовить. Не любила варить кашу. Кипятить молоко. Заваривать чай.

Вчера она жутко напилась. Звонили с работы. Не взяла трубку. Звонил начальник и стал орать?

— Что с тобой? Прекращай. А-то уволю!

— Увольняй!

— Понял. Трудовой договор расторгнут. Напиши, что согласна.

— Я согласна…

Смысла жить просто не было. Арви грубо сказал: «Я Турью люблю. Живу с тобой из-за неё!» «Но Турьи нет. И её мужа больше нет. Есть только два холмика на кладбище ближе к пляжу Хиетаниеми». «Я знаю». «Мне больно, Арви! Я лишилась сестры и любимого! В один день!» «У тебя осталась Ноя! Живи ради неё!» «Я не могу так! Не могу без тебя! Как ты можешь любить потаскуху Турью?»

Арви пришёл днём. Ноя спала. Олива была мертвецки пьяна.

Так дело не пойдёт!

Арви, скрипя зубами, прибрал комнату, приготовил оленину в соусе. Открыл окно, проветрил, выстирал в машинке вещи, сваленные в углу.

— Тебя лишат ребёнка! Ноя твоя племянница.

— И пусть! Мне нет смысла жить! — Олива с трудом поднялась и пошла в ванную комнату.

— Жаль…

— Ничего тебе не жаль! Врёшь. — Олива запахнула халат, морщась. Она даже не стала закрывать дверь, опорожняясь.

— Не кричи. Разбудишь девочку.

— Возьми её себе.

— Слушай…успокойся. Что ты хочешь?

— Женись на мне. И Ноя будет твоя! Ты же любишь говорить — частица Турьи. Капля Турьи.

Бери. Удочеряй. Пипец какой-то…мне плохо…

Олива села возле окна и закурила.

— Тогда бери себя в руки.

— Зачем? — Олива посмотрела на Арви с удивлением.

— Завтра пойдём к моей маме.