Бульварное чтиво. Повести и рассказы - Александр Казимиров

Месяц Гаврила Силантьевич Зырянов жил в холодильнике морга. Это доставляло ему массу неудобств. Но на улице журчали ручьи, а солнце припекало так, что горожане ходили нараспашку и без головных уборов. Подобная погода для Зырянова представляла смертельную опасность. Что с ним делать дальше, Добролюбов не знал. «Будь что будет!» – подумал он и дал срочную телеграмму министру здравоохранения.

За Добролюбовым приехали ночью. Ничего не объясняя, люди в штатском попросили показать, в каких условиях содержится заинтересовавший их объект. Убедившись в достоверности фактов, изложенных в телеграмме, они взяли с Добролюбова подписку о неразглашении тайны, подогнали к моргу рефрижератор и увезли Зырянова. О дальнейшей судьбе реанимированного им пациента патологоанатом ничего не знал.

Опьяненный весною город томился в ожидании зрелища. Всюду пестрели плакаты «Не упусти свой шанс, стань свидетелем воскрешения!» Под надписью сверкала огромная сосулька, из которой выглядывала улыбающаяся голова с нимбом из снежинок.

Приближался судный день. По сути говоря, он не сулил ничего хорошего. Если Зырянова обнаружат мертвым, то атеисты поднимут шум из-за того, что его не похоронили сразу, а глумились целую зиму, сея религиозный бред. Если же… Даже трудно представить, что случилось бы, если!..

Безымянный переулок, измотанный бесконечными митингами и драками оппонентов, надеялся на скорое разрешение ситуации.

Многие горожане стремились заработать на зрелище. Недалеко от саркофага предприимчивые кавказцы открыли уличное кафе «Святые мощи», поставили столики под тентами и рассчитывали озолотиться за один день. Со стороны помойки аппетитно пахло шашлыками и чебуреками. Местные жители тоже не ударили в грязь лицом и продавали всем желающим места на балконах. Жильцы первых этажей сдавали в аренду крышу, предварительно поделив ее на секторы. Такой деловой активности в Самаре не было сроду.

Наконец, долгожданный день настал! С раннего утра вереницы людей потянулись в Безымянный переулок. Среди них были журналисты, фотографы и не знающие, чем себя развлечь, граждане.

В десятом часу приехал подъемный кран, из кабины которого выкатился отец Эммануил с оплывшим за время Великого поста волнообразным затылком.

– Христос воскресе, братья и сестры! – нараспев произнес он и окропил собравшихся святой водой.

Двое рабочих в оранжевых жилетках копошились с тросами. Словно пауки, они ползали по скрывающему великую тайну ящику, цепляя к нему стальные тросы.

– Вира! – крикнул один из них.

Тысячи глаз с ожиданием уставились на саркофаг. Многие из присутствующих воспользовались биноклями. Деревянный короб дернулся, затрещал и поплыл вверх. Толпа ахнула. Сминая друг друга, люди бросились туда, где должен был находиться Зырянов. Ни трупа, ни воскресшего мессии – ничего, кроме зияющей пасти канализационного колодца, там не оказалось. Возглас разочарования повис в воздухе.

Отец Эммануил пробрался к отверстию в асфальтовой лепешке и стал теребить бороду. Стоявшая рядом с ним старушка пропела:

– И в ад спустившись, вознесся в царствие небесное!

Голос ее дрожал, усиливая торжественность происходящего.

Шею старухи украшало миниатюрное серебряное ведерко. Оно висело на тонкой веревочке и, кажется, светилось!

Об этом случае долго говорили, спорили, выдвигали различные версии исчезновения Зырянова. На стене дома, в котором он жил, хотели повесить мраморную доску, но передумали, не зная, какие заслуги ему приписать. Церковь объявила Зырянова великомучеником и тут же о нем забыла. Секта ведроносцев построила на окраине Самары молельный дом, открестилась от христианства и пошла своим путем.

В Антарктиде поселился необычный человек. В лютые морозы он ходил в одной футболке, плавал с пингвинами и следил за показаниями метеорологических приборов. Компанию ему составляла женщина, в свое время согрешившая с ледяным изваянием. Раньше, будучи еще непорочной, как и многие девушки, она мечтала о семейной жизни, о ласковом и непьющем муже, о детях, которые будут учиться на пятерки, а потом устроятся на интересную, высокооплачиваемую работу. Мечтала о домике с видом на вишневый сад и колокольню, и о прочем, о чем принято мечтать обыкновенной женщине. Похоронив грезы о тихом провинциальном счастье, она рожала полярнику детей, с тоской смотрела на вечные снега и засохшую бабочку, неизвестно каким образом очутившуюся между оконных рам. Стоит добавить, что рожденные на самом южном материке детишки не реагировали на холод и представляли огромный интерес для оборонного ведомства.

Лоскотуха

I

Клава Рыбина долго любовалась отражением в зеркале, поворачивалась то одним боком, то другим. Выглядела она безупречно: нижняя губа замерла в пренебрежительном изгибе, из-за чего казалось, будто Клава высокомерно относится ко всему окружающему. Зеленые глаза утопали в зарослях ресниц и дерзко искрились. Не лицо, а портрет кокетки эпохи ренессанса! Под стать лицу была и фигура. Чего стоили одни груди! Похожие на пудовые гири, они производили неизгладимое впечатление. Про остальные женские прелести и говорить не имеет смысла. Трудилась Клава на ферме, где выжимала из коров все до последней капли. Однажды она надоила столько, что руководство всерьез перепугалось за скотину. Рыбиной дали путевку в пансионат, а коровам – передышку.

Клава готовилась в дорогу, потрошила шкаф и принимала заказы от односельчан. Вокруг нее крутился пожилой забойщик скота.

– Ракушки не забудь для аквариума. Запиши куда-нибудь! – напутствовал он, переводя взгляд с чемодана на бутыль самогона.

– Почерк у меня хреновый, могу не прочесть. Так запомню! – ответила Рыбина, утрамбовывая шерстяную кофту. – Вот думаю, шаль брать или не надо? Вдруг там прохладно?

Подобно старому мерину, конюх заржал.

– Это ж юг! Там жара, как в Африке! Ты еще валенки с калошами возьми, деревня!

Под ногами путалась соседская девочка. Теребя крысиные хвостики с вплетенными бантами, она канючила тонким голоском:

– Теть Клав, привези моему братику медузу в банке. Он хочет в Персея поиграть и отрубить ей голову!

Просьбы измотали Рыбину.

– Нет у нее головы! Она, как лепешка, только склизкая!

– Все равно привези! Мы ее потрогаем и в пруд отпустим! – не унималась любительница зоологии и истории.

Братик сидел в углу на сундуке и старательно выковыривал из носа материал для лепки шариков.

– Ладно, привезу! – Клава задумалась, вытянула губы трубочкой; еще раз проверила содержимое чемодана. – Вроде ничего не забыла. Плесни-ка самогонки, живодер, – уморилась!

Торопясь за ускользающим солнцем, стучал босыми колесами паровоз. Беседа между спутниками не клеилась, в купе царило уныние. Доярка развалилась на верхней полке, шуршала газетой и грызла карандаш.

– Вот гад! – злилась она на составителя кроссворда.

Пустое занятие утомило, и Клава достала пакет с едой.

– Вопросы такие, что не всякий академик ответит! – сетовала доярка, обгладывая куриную ногу. – Город с падающей башней?! Это в любом населенном пункте что-нибудь да падает. У нас в селе, год назад, элеватор обвалился. Так что же теперь людям голову морочить?

– Пиза! – буркнул мужчина в годах и в полосатых брюках.

Клава поперхнулась. Неблагозвучное слово возмутило ее.

– Как вам не стыдно? Вроде порядочный человек, с тросточкой ходите! – отвернулась она, выставив на всеобщее обозрение здоровенный как у лошади зад.

– Это город такой, в Италии! – смутился попутчик.

Клава развернулась, сверху посмотрела на соседа по купе.

– Похабники в этой Италии живут. Другого названия не могли придумать?! – благородно простила она посрамленного эрудита.

Бледная звезда за окном становилась все ярче и ярче. От скуки Клава задремала. Ей снился покосившийся элеватор, вокруг которого бродили иностранные фотографы.

Автобус в изнеможении ворчал и петлял по горному серпантину. От сказочного вида за окном рот Клавы не закрывался до конца поездки. Наконец драндулет устало вздохнул и затормозил около широкой гранитной лестницы, ведущей к пансионату.

– Красотища-то какая! – Рыбина сошла на землю, потянулась и побежала в кусты.

– Девушка, вон там уборная! – неслось ей в спину.

– Ничего, я по-простому!

Лазурная гладь шипела, облизывала гальку пенными бурунами. В пропахшем гнилыми водорослями воздухе резвились чайки. Они ныряли в море, выхватывали из него серебристую мелюзгу и заходили на очередной вираж.

– Благодать! Как на колхозном пруду, только камышей нет, и лягушки не квакают! – Клава накрыла лицо журналом и приняла позу морской звезды.

– Лягушек нет, а Иван-царевичей – хоть отбавляй. Того и гляди, стрелу между ног воткнут! Ух, самцы похотливые, так зенками и стреляют! – ответила женщина, загорающая по соседству.