Тасмин - Александр Операй

class="p1">Маленькая глупая птичка.

Отец говорил, что так ее назвала мать, когда в первый и последний раз увидела дочь. Роды были долгими и тяжелыми. Аннека умерла на следующий день от заражения крови. Все боялись, что таже участь постигнет и дочь. По замку прошел слух, что ребенок родился мертвым, но потом Михаил принес маленькую Даутцен в общий зал. Она кричала и плакала пока многочисленные родственники спешили найти в ней черты Аннеки. Но от матери ей ничего не досталось. Только могила в семейном склепе под церковью.

Трудно любить или испытывать отвращение к каменной плите, под которой покоится прах.

Но Даутцен смогла.

Она ненавидела мать.

И была рада что ни капли на нее не похожа. На портрете в кабинете отца Аннека оказалась невысокой темноволосой женщиной с круглым лицом. Вздернутый нос — вот и вся ее гордость.

Даутцен росла и тянулась все выше и выше. В четырнадцать лет она уже догнала Михаила. И скоро могла бы смотреть на отца с высока. Худая. Белая как вода в реке Лета.

Со временем Даутцен поняла. Она не похожа на мать. Кто бы спорил. Но в ней нет ничего и от Михаила. Она часами разглядывала себя в зеркале, пытаясь обнаружить хоть какое-то сходство с отцом. Пересмотрела портреты всех родственников. И ничего не нашла.

И голубые глаза.

Вот что смущало всех больше всего.

Во всем замке. Да что там. В землях на сотни верст не было ни одного человека с таким цветом радужной оболочки.

— Он как твои глаза, — сказала Тасмин, глядя на океан.

Слова запали Даутцен в душу.

Никто никогда не говорил о них так красиво. С восхищением в голосе. И с такой милой грустью.

Ее глаза всегда были лишь доказательством постыдной правды. Каждый вассал отца, друг, родственник и слуга видел в них то, что хотел. Позор. Оскорбление. Даутцен не была дочерью Михаила. Аннека ему изменяла.

Девочка лежала под одеялом и слушала волны. Они набегали и сползали обратно. Все страсти и боль на берегу. Океан знает об этом. Когда-нибудь он смоет всю печаль этого мира. Сотрет в песок города и селенья. Шепот прилива баюкал Даутцен. Она не заметила, как уснула.

Кто-то мял одеяло.

Незваный гость прошелся по ногам Даутцен, перебираясь на другую сторону кровати и снова принялся мять одеяло.

Девушка открыла глаза и едва не умерла во второй раз за сутки. Огромный черный кот сидел на подушке и вылизывал шерсть. Его хвост стучал по одеялу, как палка.

Исмат отвлекся от дел с задними лапами и сказал:

— Дурная примета тащить в дом мертвеца.

И в подтверждение своих слов кот чихнул.

Даутцен открыла рот. Передумала. И натянула одеяло до самых глаз.

Исмат посмотрел на нее как на дуру и принялся грызть себе шерсть с удвоенной силой. Нет более важных дел, чем избавиться от грязи из Затонувшего леса. Не хватало еще носить эту мерзость с собой сквозь миры. Случится чего, потом не докажешь, что во всем виноват кусок мусора из параллельной вселенной.

Любопытство снедало Даутцен.

Страх прошел. Она никогда не встречала говорящих животных.

Девушка медленно вынула из-под одеяла руку и потянулась к коту.

Исмат выгнулся на кровати дугой.

Даутцен нежно провела по шерсти ладонью. Она оказалась твердой как камень, но приятной на ощупь. От нее шел запах травы и земли.

— Не чеши ему уши, — сказала Тасмин, — он будет пукать.

Черноволосая ведьма стоит в дверях комнаты. Она выглядит смешно. Широкие мужские штаны странного покроя явно ей велики. Они вот-вот упадут. Дурацкая сорочка с надписью «БОГИНЯ», которую Тасмин кое-как заткнула за пояс, висит на ней словно мешок. Довершает картину полной безвкусицы и понимания моды красные галоши на ногах.

— Хорошо выглядишь.

— Это вещи Деворы.

Даутцен хочет спросить, но Исмат нежно кусает девушку за руку и отвлекает внимание на себя.

Тасмин заходит в комнату. Она несет в руках поднос с едой. Тарелка бульона. Два ломтя свежего хлеба. Апельсин. Чашка чаю с имбирем. Маленькая пиала с медом.

Кот подмигивает Даутцен:

— Она хочет тебя отравить.

Даутцен смеется.

Звонкий смех заглушает шум океана.

Тасмин какое-то время глядит на девочку потом переводит взгляд на кота.

— Не обращай внимание. Исмат всегда так громко урчит, когда выпьет.

Тасмин делает паузу, а потом добавляет чуть громче:

— Человеческой крови.

Рука Даутцен замирает у кота на голове. Она вот-вот могла дотянуться до правого уха. Девочке интересно услышать, как пукает кот. Любое утверждение нужно проверить на собственном опыте, но слова Тасмин заставляют Даутцен усомниться в невинности происходящего.

Исмат строит ей глазки и злобно шипит в сторону Тасмин.

— Тебе нужно поесть.

— Нет.

— Что это значит?

— Я поем, если ответишь.

Тасмин ставит поднос на край кровати.

— Не хмурь лоб. Будут морщины.

— Спрашивай.

Даутцен берет тарелку супа, ложку и ломоть хлеба.

— Ты ведьма из Затонувшего леса?

Тасмин пожимает плечами.

Ложка замирает на половине пути от тарелки к губам Даутцен.

— Нет. Все ведьмы старые и некрасивые. По-твоему, я уродина?

Даутцен внимательно смотрит на девушку. Ее взгляд скользит от головы до ног и обратно несколько раз.

— Мне трудно решить.

— Тогда ешь.

Даутцен пьет суп. Поначалу неохотно и с опаской. Но в животе урчит. Горячая еда такая вкусная и сытная. Сила растекается по всему телу. Даутцен съедает еще пару ложек варева со вкусом курицы и овощей, прежде чем задать следующий вопрос.

— Как я здесь оказалась?

— Ты умерла.

Ложка вновь повисает в воздухе. И остается там какое-то время.

Дом скрипит. Стены трясутся. Огромная волна поднимается из глубины океана и со всей силы бьется о берег. Грохот такой, словно разрушился мир. По стеклам в окнах ползут трещины. Шерсть Исмата поднимается дыбом.

Даутцен смотрит Тасмин в глаза.

Ложка падает на кровать.

По щекам бегут слезы. Такие горячие. В два ручья. Даутцен не может их удержать. Они слишком соленые. Слишком несчастные. Все вытекает наружу. Боль. Страх. Одиночество.

Тасмин тянет к девушке руку.

— Нет!

Черноглазая подскакивает на месте, как ужаленная ядовитой змеей.

— Не смей больше проделывать со мной этот фокус! Только если я сама тебя попрошу.

Даутцен прячет лицо в ладони.

— Ты должна мне все рассказать.

— Съешь весь суп. Выпей чаю. Попробуй на вкус апельсин.

— Убирайся.

Тасмин отступает к двери.

— И забери эту стряпню бедняков!

Но Даутцен одна.

В комнате нет никого.

Даже кот куда-то пропал.

Даутцен падает на подушку и плачет.

Она глупая девочка на дне оврага в Затонувшем лесу.

В комнате темно.

Ветер приносит с побережья