Золотая крыса. Новые похождения Остапа - Алексей Козлов

Так как Антона постоянно кидали все кому не лень, он постоянно имел дело с бандитами, которые должны были по его мудрому плану выручать его деньги. Для этого он постоянно, по нескольку раз в неделю встречался с ними то в одном, то в другом кафе, и заговорчески излагал им свои проблемы, после чего давал деньги. Кидал в его жизни, таким образом, было столь же много, сколько оплаченных бандитов, но результата таких сходок – ни одного.

Именно через Антона и его друга Костю, торговавшего картинами на вернисаже Шура нашёл для Остапа надёжного прораба – того самого усатого ублюдка Кешу, который сейчас вёл их машину. Антон согласился поработать на него, и они уехали в Павловск, где в поте лица тягали кабеля под землёй целую неделю, а потом вернулись в город своим ходом. Как ни Странно, Кеша отдал всем действующим лицам этого шоу деньги, по тысячу рублей в день работы, и Антон в отместку сделал ему такую горячую, такую хвалебную рекламу, что Кеше бы впору конкурс объявить на замещение вакансий чернорабочих – так стремились попасть к нему многочисленные друзья Антона. Через две недели Кеша назначил стрелку на какой-то тёмной улице на Левом Берегу и Антон раззвонил об этом всей честной компании. Встреча была вечером, явилось довольно много людей. Там они впервые увидели Кешу во всей красе, распинающегося о перспективах своей новой фирмы, которую он уже на днях регистрирует в Старобыдлове, поэтому-де ему нужны хорошие работники. Тут-то и возникла тема Бучурлиговки.

Потом вся окрыленная перспективами невиданного обогащения отправилась к Антону, хотя дело это было не из приятных – все знали Антона как очень капризного хозяина, следящего за тем, чтобы гости не пачкали стол, не сидели на стульях, и в итоге любой визит к Антону превращался в подлинное мучение – он буквально замучивал всех замечаниями и придирками. По пути они горячо обсуждали встречу на далёком меридиане, и пришли к единогласному мнению, что хоть работа у Кешу и тяжёлая, но всё-таки нехило зарабатывать тысячу рублей в день. Предавшись романтическим мечтам о возвращении вольготной жизни, друзья стали мечтать, что можно купить на тридцать тысяч рублей, и сошлись в едином мнении, что это будут только японские музыкальные колонки. Антон, которому в свете его страшного положения всвязи с кредитом Алёши, грозили серьёзные финансовые неприятности, тоже рвался в бой. Но потом Антону позвонил Алёша, и стал изводить того требованием срочно оторвать жопу от кресла и отправляться в Сочи выручать заблокированную врагами квартиру. Мол, не всё ещё потеряно, у нас есть кое-какие документы, и наняв хорошего адвоката, можно будет легко отсудить спорную недвижимость. Задачу найти хорошего адвоката Алёша, разумеется, возложил тоже на Антона. Лёша, честно говоря, всё это выдумал, чтобы не лишать товарища надежды получить назад свой миллион, подвесив перед его носом кусок несуществующей собственности в Сочи. Он уже и сам не верил, что квартиру удастся вернуть. Он сообщил Антону, что после оформления бумаг тут же продаст свою квартиру в Сочи и рассчитается за долг. Он сообщил, что квартира, купленная им шесть лет назад и умыкнутая ушлым риелтором, будет возвращена им, продана, после чего он рассчитается с долгами. Антон склонился и сел у моря ждать погоды… Приезд его в Сочи совпал с тем днём, когда машина въезжала в Бучургиновку.

Вообще этой странной компанией чокнутых романтиков руководила великая мечта, которая возможно и свела их с ума, погрузив в счастливое зазеркалье, и об этой мечте автору следовало бы сказать раньше всего остального, потому что в ней было главное. Друзья давно мечтали поселиться на Кубе. Мрачная Сан-Репа и тяжёлые жизненные обстоятельства убили веру в будущее. Надо было уезжать. Кто заронил в них зёрна столь дерзкого предприятия – бог знает, да только вот уже лет семь все они: и Сёма, и безумный Алёша, бледный, истероидный и похожий на какого-то зазеркального персонажа Фёдора Михайлыча Достоевского, и Кирилл с ними – страстно мечтали попасть на Кубу. Жизнь на Кубе рисовалась им лёгким, как крылья бабочки, бесконечным праздником под банановыми листьями, с шумными застольями у моря, фиестой и разумеется, кубинскими девушками, сло Улица Комбрига Тушонкина. Губернатора звали Павел Петрович Окунь, а мэра – Николай Иваныч Шмель, и оба они были маленькие толстенькие, не по-русски чёрные и язый старались придерживать подальше от тайных намерений.

Надо сказать, что наши знакомцы были величайшими романтиками в мире. Они свято верили в юных девушек, присягнувших беспрерывно исполнять танец живота на потребу путешествующих художников. Никто бы уже не вспомнил, кто зародил, кто бросил первое зерно великого проекта, не это главное, а главное – то, что с тех пор зерно проросло, оперилось листьями и теперь неудержимо стремило свою крону к сияющему голубому небу и Солнцу. Встретившись, они неминуемо возвращались к основной теме своей жизни – Кубе. Тема Кирилла была шире – Куба и Ром. К тому времени он пил много и неразборчиво и считал, что пить много и неразборчиво в Сан-Репы – просто неряшливость, а делать то же самое на Кубе – шик высшего света.

Он узнавал, как живут девушки на Кубе, и чем живут, и был восхищён. Девушки на Кубе жили танцами и ромом. То, о чём он мечтал, было давным-давно реализовано в одном отдельно взятом государстве.

Воспоминания так контрастировали с ликующей природой за окном машины, что Шура встряхнулся.

На коленях Остапа меж тем оказалась большая потёртая карта Старобыловской губернии с нанесёнными на ней городами и сёлами. Её то он и рассматривал, вращая в разные стороны, пока не убедился как далеко занесло сокола в геену огненную.-Хватит болтать! Внесите наконец свою лепту! – сказал Остап и стал посматривать, какое впечатление производят его слова, – Где мы находимся?

По инерции только рука Воробьянинова потянулась к карману. Но остановилась на полпути около подбородка, который Воробьянинов стал тереть так, как будто хотел пробуравить там дырку. Воробьянинову вспоминалась его былая жизнь. Тётка у Ипполита Матвеевича жила в Старобыдлове, и череда невесть откуда взявшихся и крайне неудачных разменов квартиры в конце концов прописали её в очень удалённой части коминтерновского района, на улице Солнечной. Дом стоял в плотном окружении заводов и трамвайных путей. Там проходила самая спокойная часть его жизни.

– Козла назначили стеречь капусту! Вы в своём уме?

– Нет, ну лягушки же как-то осушали болото?

– Волк-вететарианец! Сидит на капусте, е..ло развесил, плачет!

– Что выбудете делать на масленицу?

– На масленицу я буду дрочить!

– Млодежь! Млодежь!

Глава 4. Злой гном Кеша

Ландшафт изменился. Теперь за окнами мелькали одиночные домики с покосившимися крышами, древние водонапорные башни и остовы неведомых производств. На горизонте громоздился элеватор с маленькими зелёными окошками, заклеенными по-блокадному, крест-накрест. Людей почти не было, а те, которые попадались на пути, были похожи на гномов из сказки братьев Гримм. Потом промелькнули длинные деревянные сараи, и в салон густой волной ударил непередаваемый запах общественного туалета. В бараках страдали и томились свиньи.

Кеша впервые решил пошутить и, открыв окно, дабы впустить амбрэ из окружающей среды, обратился к пассажирам:

– Чуете, а?

– Ну да!

– Как? Храшо! Аммиак! Живой аммиак!

– Ну да! – хором ответили Шура и Киса, тщательно затыкая носы.

Вонь на самом деле была нестерпимой.

– Ну, что, может, вернёмся?! Я тут люблю отдохнуть на природе! Шашлычки развесим! То да сё! Хотите понюхать ещё раз! Всё – бесплатно! Ешь – не хочу! Место такое! Брюхатино!

– Нет-нет! – в один голос закричала троица, включая на сей раз и Остапа, – Давайте вперёд! Только поскорее!

Брюхатино вместе с незабываемым ароматом осталось позади, и пошли один за другим старые, покинутые домики без стёкол. По виду домиков было видно, что они покинуты довольно давно.

– И как они тут живут? – огорчился Шура, – Бляха-муха! Всё время воняет?

Кеша не ответил. Он не любил отвечать на глупые вопросы. Положив пухлые лапы на руль, он смотрел прямо перед собой как умалишённый, перед глазами которого вьётся осиный рой..

Остапа понесло. Его язык поворачивался с невиданной скоростью.

– Шура! Как бы ты не вертелся, пытаясь уцелеть, всяк в этом мире получает то, что заслуживает. Это не всегда так на самом деле, но многие уверены, что дело обстоит именно так. Так ли это, или не так, бог знает! Это очень тяжёлая мысль. У меня мысли путаются, когда я пытаюсь оседлать эту мысль. Я когда её удумал, то от напряжения у меня очки даже соскочили. Извилины с рельсов сходят от таких мыслей! Перекосились, точнее. Это второй раз, когда у меня так перекашиваются очки. Вернее – третий!