Золотая крыса. Новые похождения Остапа - Алексей Козлов

В хозяине собаки, кроме аккуратно постриженной бородки и интеллигентских очочков под густыми седыми бровями не было ровным счётом ничего интересного. Он был попросту незаметен на фоне величественно-жлобоватого водилы.

Руки водилы были так грубы, и столь напоминали надутые воздухом подушки, что баранка с трудом давалась его усилиям. Мозоли, порезы, следы давно и надёжно въевшейся краски создавали ландшафт, сходный с лунным, и хозяин рук несколько раз с гордостью демонстрировал их подельникам – вот, мол, как мы работали, вот как. В основном он молчал, лишь изредка поддакивая и поглядывая на своего соседа – тоже крепыша с невероятно наглым и глупым лицом. А почувствовав толику внимания, разражался апокрифической тирадой или бородатым анекдотом из кочевой жизни шабашника. И всегда в конце такой истории воздымал свои трудовые ручищи – вот, мол, какие мы. Свои руки во время вождения он клал поверх руля. На среднем пальце водителя красовался огромный золотой перстень с печаткой в форме Во время движения он почти не говорил, а то, что вылетало из его обычно плотно захлопнутого рта, сплошь было грязным, нечеловеческим матом и фразами, в которых склонения воевали со спряжениями, а слова с предлогами. Голос его был хриплым, как у вороны.

На среднем пальце водителя красовался огромный золотой перстень с печаткой в форме паука..

Его сосед имел лицо тоже наглое, но это была наглость другого рода. Пальцы его имели вид вареных сосисок и свидетельствовали о крестьянском происхождении владельца. Наглолицый сосед, впрочем, на руки своенравного, трудолюбивого шофёра смотрел скорее с презрением и сам имел руки холёные. Ему не нравились ладони крестьянские ладони соседа, как будто надутые, да ещё с рыжими противными волосками. Грязные панцирные ногти шофёра производили на него отпугивающее впечатление

– Когда я в последний раз потерял работу, – говорил один из пассажиров машины, то после хотел заниматься декорированием!

– Он планировал заниматься декорированием! – отвечал ему другой, чей грубый голос наполнял всю машину! – Что это такое? Хватит тебе! Это всё отмаз, который прикрывает намеренье человека ничего не делать, лежать на диване целыми днями, бить баклуши и уверять старых женщин в своей состоятельности. Это удел несчастных придурков, живущих в бардаке, посреди живописно разбросанных по квартире носков и пакетов от молока, среди неоплаченных счетов за электроэнергию. Я тебе говорю – стань человеком! Иди воровать! Стань пиратом, грабь банки, отправься на запад захватывать индейские земли. Научись наконец идеально снимать скальпы! И-де-аль-но! Продай их в коллекции богатых свидомитских меценатов! Нельзя же быть в двадцать первом веке маменькиным сынком! Ты – кормилец! Столп семьи, нах!

– Тогда у меня должна быть огромная грудь! – пошутил обвиняемый, но его шутку никто не понял. Чуя ущербность своей позиции, обвиняемый продолжил: «Ничего! Я элегантный! Денег бы только побольше! У Чижова – распродажа. Саквояжи продают! Вот тут заработаю, хорошие времена настанут поеду куплю хороший саквояж! Не всю же жизнь с мешками за спиной ходить!

– Денег хочешь?! – со смехом отвечал наглый шофёр с дёргающимся усом, – Бодливой корове бог рогов не даёт! Денег нельзя желать! Они сами должны тебя желать и бегать за тобой! Вот это кайф! Когда деньги сами за тобой насаются, как бешеные! Кайф!

– А бес… му быку бог вообще ничего не даёт! – отвечал обиженный.

– Даже яиц?

– Даже!

Шофёр помрачнел и на время перестал улыбаться. Все знали, что у него была серьёзная операция, его порезали вдоль и поперёк, он бросил пить, курить и ещё не ясно, чем это всё кончится.

– Ничтяк! Хорош! Пойдёт! – вдруг сказал Кеша, следуя своим тайным мыслям и хмуро оглянувшись на троих попутчиков – одного на переднем сиденье и троих на заднем.

Тут все присутствовавшие, сами не зная отчего, как по команде повернули головы и обратили внимание на водителя машины. Дневной свет на секунду преобразил его.

На секунду его облик затмился, и глаза зрителей предстал изъеденный гнилью пират с чёрной повязкой через левый глаз. В ярком солнечном освещении рельефно выступила его шкафовидная фигура и большой, почти женский таз, чудовищно вдавленный в сгнившее от пота и морской соли сиденье. Лицо пирата, словно вырубленное в соседнем лесу случайным железным дровосеком, было испещрено следами юношеской оспы, какими-то ужасными шрамами и страшными последствиями недавнего алкоголизма. Тяжёлый сизый нос нависал над бесформенными усами, топорщившимися в разные стороны. И одна сторона рта этого грубого человека подёргивалась. Дышал он прерывисто и тяжело. Также было видно, что после болезни и больничной койки он уже года два ничего не пьёт и вообще-то если курит, то курит очень редко. Причём, как правило, такие люди не просто, сами по себе бросают пить и курить, потому что помогает им в этом только страшная беда – смертельная болезнь. Под влияние ужасного удара судьбы они не только прекращают пить, но ещё и становятся ярыми, фанатическими поклонниками здорового образа жизни.

Все на секунду отвели глаза от пламенного, дикого взгляда и когда снова взглянули, перед ними был их старый приятель – водила Кеша, тип неприятный, но вида в общем —то терпимого.

Меж тем водила выключил афганскую занудь, и тут же включил радио. Оттуда понеслись стихи, прочитанные с нечеловеческим выражением:

«С любимыми не расставайтесь!

С любимыми не расставайтесь,

С любимыми не расставайтесь…» – кричал надсадный голос, педалируя эмоции.

Стихотворение было хорошим, трогательным и не очень длинным. Таким, каким должно быть хорошее стихотворение. Его очень внимательно прослушал импозантный мужчина в дорогом клетчатом костюме и белой капитанской фуражке, всю дорогу молча сидевший рядом с хмурым матершинником. Он то и дело поправлял кипельный белый шарф, непокорно сползавший на грудь. В разговорах он не участвовал никак, и так ровно держал голову, что могло показаться, что она вообще утратила способность вращаться на толстой шее. Медальный профиль его горел на фоне холодного осеннего неба. Хотя он молчал, было видно, что перед нами очень неглупый и очень весёлый человек себе на уме.

Второй пассажир на заднем сиденье – невнятного возраста парень с фигурой увальня и глупым лицом посматривал на соседа, а потом переводил отсутствующий взгляд в пыльное окно.

– Новостей хороших побольше бы! – таков был его первый мессидж.

При этом он стал тереть лапой лоб, испещрённый морщинами.

– Петя! Каких тебе новостей надо? – грубо проскрипел матершинник, почти улыбнувшись. Видно было, что он запанибрата с Петей, сто тон соли, похоже, съели, но при том он понимает разницу субстанций и в глубине души подплинтусно презирает Петю, как не ровню себе, лоха и простофана.

– Денежных… по преимуществу! – ответил Петя, разводя огромные рабоче-крестьянские руки и чуть не зацепив соседей.

У Пети были большие глупые, воловьи глаза и африканские потресканные губы.

– Это как работать будете, б…! – почти злорадно прошипел Юрок, впиваясь в руль на повороте и налегая на него грудью, – … мою черешню! Будете работать, всё ничтяк, в беде не оставлю, не будете, …. – пеняйте на себя! Раз… у вчистую! Рас… рю!

Он сказал это с такой нечеловеческой яростью и так при этом ударил по баранке, что сердца всех пассажиров похолодели и ушли в пятки.

– А в чём будет заключаться работа? – взвизгнул рыжий, вихрастый молодой парень с заднего сиденья, сидевший с краю. Это были также первые слова, сказанные им в машине за весь долгий, петляющий путь.

– Как тебя зовут, малыш? – спросил Кеша, дёргая приклеенным аля-Михалков усом.

– Шура! – просто ответил парень, – Вернее меня мама Сашей звала, но она умерла! А вам Остап Ибрагимович, что, о нас не рассказывал?

– Не рассказывал! Так вот, малыш Шура, о котором нечего рассказывать! Если будешь плохо работать, то тоже умрёшь! Все умрут, и те, кто пашет, как вол, и кто шлангует, как лох! Но если что не так, ты умрёшь не своей смертью! Я просто тебя убью! Возьму кол и зарублю! Мама и у меня умерла, и мы все умрём! Но лучше если мы умрём от старости! А не от безделья и тупости! Ты понял?

– А как вы нам платить будете, если не секрет? – нагло поинтересовался Шура, хотя сосед дёргал его за рукав, чтобы он попусту не высовывался.

– Как я заплачу? Ты ещё не знаешь, как я вам заплачу! – презрительно-уклончиво сказал Кеша, скосив глаз на говорившего, – Если будешь задавать слишком много глупых вопросов, умрёшь гораздо раньше!

– Как это? – только и смог ответить Шура, не вполне оценивший новый вид шутки.

– Всё! Там узнаешь! – брезгливо отреагировал нагломордый водила, почёсывая выпиравшее..де, – Я хочу, чтоб сразу все поняли! И переспрашивать меня не надо! Не будете работать хорошо, ничего не дам! Это, б…, что получается? Я должен платить всяким …плётам и бездельникам! Вы пока только языками болтаете! Мне не нужны …дила стоеросовые! Мне работники и профессионалы нужны! Вот такие! Крепкие, простые, работящие! Такие, чтоб в руках звенело! Вот такие! Что делать, Петя, тебе там объяснят! Мы с ним уже как-то работали, в Тырятине, помнишь, тонну соли съели! Он всё знает! Правда, Петюнь?