Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян

— А с чего начинать ее, торговлю-то? — и вздохнул так тяжко, что мой отец, присутствовавший при этом разговоре, потом часто повторял: «Эх, бедняга! Погас огонь в его очаге…»

Парон Рапаэл стал частым гостем в кофейне черного Арута, где подолгу беседовал с бывшим генералом Алагязовым, лысым Пионом и с нашим соседом Хаджи. Черный Арут теперь еще больше лебезил перед пароном Рапаэлом. Стоило тому войти в кофейню, как Арут вскакивал с места, а Рапаэл с видом убитого горем человека проходил в тот угол, где обычно сидел генерал Алагязов.

Для меня с Чко парон Рапаэл стал настоящей загадкой. Мы, конечно, помнили подслушанный на Кантаре разговор и особенно странное прозвище «артист», которое дал Рапаэлу продавец дынь. С тех пор мы ни разу не возвращались к этому разговору, но, не знаю почему, для нас обоих Рапаэл был таким таинственным, что мы, как тени, следовали за ним повсюду, стараясь остаться незамеченными.

Дни шли, а с Рапаэлом ничего странного не происходило. Ну что удивительного в том, что безработный человек часами просиживает в кофейне за стаканом пива или вполголоса беседует с посетителями?

Понемногу нам все это начало надоедать, мы уже стали искать занятия поинтереснее и с нетерпением ожидали Погоса и Амо, которые через несколько дней должны были вернуться из лагеря.

И вот тогда-то произошел еще один случай.

Уже несколько лет по городу бродил полуголый и босой человек, которого звали «сумасшедший Смбат». Рассказывали, что Смбат когда-то был очень богат. Теперь никто не знал, где он живет, днем он бродил по улицам с бубном в руке, пел и плясал и на заработанные медяки вечером ужинал в кофейне черного Арута.

К Смбату мы уже так привыкли, что даже не дразнили его. Разве что, когда с бубном в руках он проходил мимо, кто-нибудь из нас тихонько говорил:

— Гоп!

Сумасшедший подскакивал и громко кричал:

— Гоп! — и, подпрыгивая, удалялся.

Как-то вечером я и Чко шли из соседнего квартала. Было поздно, и мы притихли — собак боялись.

Когда мы проходили мимо церкви, мне показалось, что во дворе под деревом стоят двое.

— Чко, — прошептал я.

— Что?

— Там, во дворе, кто-то есть.

— Наверное, отец Остолоп.

— Погляди-ка, двое их.

В это время послышался какой-то звук, очень похожий на звон бубна сумасшедшего Смбата. Я и Чко приостановились у церковной ограды.

Что Смбат бродил тут ночью, нас не удивило, но кто же был второй?

В тишине двора мы различили шепот: несомненно, кто-то разговаривал с Смбатом, но о чем можно было говорить с сумасшедшим?

Мы прильнули к ограде и навострили уши. Вначале разговаривали так тихо, что невозможно было что-либо разобрать, но вскоре мы уже различали отдельные слова, обрывки фраз. Мы застыли от удивления — разговаривал сумасшедший Смбат, причем совершенно спокойно и, казалось, убеждая в чем-то собеседника.

— Подумай хорошенько, — услышали мы его шепот.

— Боюсь, — ответил другой.

— Бояться нечего, скоро все будет хорошо…

После этого они зашептались тише. Еще несколько минут мы не отрывались от ограды. Мы смутно сознавали, что присутствуем при необыкновенном разговоре Смбата с кем-то, того самого Смбата, который днем и двух слов связать не мог.

На церковном дворе еще разговаривали, когда Чко неожиданно и довольно громко выпалил:

— Гоп!

— Гоп! — в ту же секунду отозвался Смбат.

В ужасе мы помчались домой.

Мы добежали до наших ворот и только тогда остановились, задыхаясь.

— Чко?..

— А?

— Что это было?

— Тише! Откуда я знаю?

Чко, как и меня, била дрожь.

Мы еще не пришли в себя, когда, не заметив нас, мимо прошел Брам.

Он тоже сопел и тяжело дышал. Спустя мгновение послышался скрип его двери. Врам вошел в дом.

— А этот откуда взялся? — сказал я.

— Почем я знаю? — со слезами в голосе ответил Чко. — Что я теперь буду делать, как я домой пойду?

Действительно, от нас до дома Чко было порядком далеко.

— Останься ночевать у нас, — предложил я.

— А наши?

Я растерянно огляделся. Вокруг стояла непроглядная тьма, и лишь слабо желтело маленькое окошко товарища Сурена. Будто сговорившись, мы направились к нему.

Он отворил дверь и сказал удивленно:

— Да на вас лица нет! Что случилось?

— Мы… — замялся я.

Через несколько минут товарищ Сурен отвел домой перепуганного Чко, а я потихоньку пробрался в дом, нырнул в постель, но не смог уснуть до самого утра.

ЛЮДИ МЕНЯЮТСЯ

Настал день, когда Погос и Амо должны были вернуться из лагеря. Об их приезде мы знали накануне вечером и утром вместе со всеми пошли их встречать.

Те же два автобуса, урча, въехали на школьный двор и, усталые, пуская струйки пара, остановились.

Из машин высыпали юнкомовцы. Они загорели и вроде бы повзрослели за месяц. Поднялся веселый гомон; родители обнимали и целовали своих детей. Мать Погоса радостно повторяла:

— Родной ты мой, родной ты мой!..

А Погос, видимо, стыдился материнских нежностей. По-моему, его чувства разделял и керосинщик Торгом. Слабо улыбаясь, он мягко укорял жену:

— Ну ладно, довольно, не из Сибири же сын возвратился.

Вожатый, товарищ Аршо, построил юнкомовцев в шеренгу и произнес короткую речь. Сказал, что скоро начнется учебный год и что каждый юный коммунар обязан хорошо учиться и быть достойным гражданином своей родины. Когда он кончил говорить, все разошлись, я и Чко получили наконец возможность подойти к нашим друзьям.

Мко