Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян

По дороге я рассказал Чко, о чем говорил лавочник с незнакомцем.

— Ну, и что из этого? — спросил Чко.

— Не знаю, — ответил я.

Смысл этой беседы для нас обоих оставался неясным.

ПОСЛЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

Для посетителей кофейни черного Арута ограбление магазина парона Рапаэла служило темой споров и бесед почти целую неделю. После происшествия в кофейне царило необыкновенное оживление; сюда хлынула такая толпа бездельников, падких на споры и пересуды, что, по-моему, черный Арут отныне должен был мечтать о набегах на все лавки в Кантаре.

Даже Газар, который, несмотря на соседство «конторы» зурначей с кофейной черного Арута, обычно не бывал там, даже Газар два вечера подряд не вылезал из кофейни. После этого неделю лежал больной, и я уверен, что он отравился смрадным дымом и зловониями кофейни «Наргиле».

Каких только историй не плели вокруг парона Рапаэла и его магазина! Историй, которые рождались в кофейне «Наргиле» и расползались по кварталу с легкой руки Газара, Врама, а иногда и через меня с Чко.

После происшествия мы целыми днями пропадали возле кофейни и не упускали случая уловить и запомнить долетающие до нас из открытых дверей и окон вместе с дымом и зловониями обрывки разговоров. Однажды нам даже удалось подслушать начало целой истории, которую рассказал в кофейне самый солидный посетитель, бывший генерал Алагязов, лысому Пиону, нашему соседу Хаджи и еще двум-трем персам.

— Теперь кругом воры, — начал бывший генерал и, обернувшись к лысому Пиону, добавил: — Потрудитесь, пожалуйста, заказать кофе.

Немного погодя на столе появился жестяной поднос сомнительной чистоты, на котором, подобно солдатикам, выстроились двенадцать маленьких фаянсовых чашечек, а перед ними высился длинноносый кофейник-командир. Лысый Пион услужливо разлил кофе по чашечкам, наш сосед Хаджи и сидящие с ним незнакомые персы стали по очереди потягивать кальян, а бывший генерал продолжал:

— Лично я не придерживаюсь того мнения, что это происшествие так и останется покрыто мраком неизвестности. Правда, между нами говоря, я не слишком уверен в опытности следователя, но думаю… и прочее… А ведь в эту ночь произошли и другие события. Например, известно, что в Разданском, или, как теперь говорят, в Зангинском ущелье, там, где раньше находилось заведение господина Шустова (покойного ювелира), слышались выстрелы, в Даваятаге[18] кричала какая-то женщина, которая… и прочее… Кроме того… Простите, — бывший генерал маленькими глоточками отпил кофе. — Кроме того, уважаемые, этому нашему Рапаэлу Зарзандовичу почти известно, кто его ограбил…

Его собеседники, которые с шумом отхлебывали кофе и лишь краешком уха слушали многословного наирянского[19] Клаузевица, вдруг насторожились.

— Почти, да-с, и прочее… — подтвердил Алагязов.

— Ну-ка, скажи поясней, по-человечески… — сказал наш сосед Хаджи.

Головы сидящих за столом сблизились. Поэтому мы, притаившись у окна, могли разобрать только отдельные слова.

— Финский нож.

— Ну и что?

— …

— Ну так бы и говорил, что кинжал…

— Бумага?

— Бабик сделает, Бабик…

Вскоре нас прогнал черный Арут. Мы ушли, так и не дослушав самого интересного.

Но в тот же день об этом судачили уже все. Хаджи рассказал своей жене Србун, а если что-нибудь знает Србун, об этом становится известно всему околотку.

Никто не знал, кто сложил окончательную версию, но о случившемся рассказывали так.

Еще за десять дней до кражи к Рапаэлу на улице подошел какой-то парень и передал ему запечатанный конверт, содержащий послание к Рапаэлу от известного бандита Бабика.

— А там написано: «Или ты даешь нам тысячу туманов, или мы возьмем твой магазин», — говорила Србун таким уверенным тоном, будто сама писала письмо.

Парон Рапаэл денег не дал, а Бабик сдержал свое слово.

Вечером все взрослые нашего двора обступили Рапаэла:

— Братец Рапаэл, верно, что Бабик прислал тебе письмо? — сразу же спросил мой отец.

— Нет.

— А говорят… — вмешалась жена Газара, Вергуш.

— Послушай, сестрица, — непривычно любезно обратился к ней парон Рапаэл, — вы что же, хотите, чтобы не только мой магазин, но и я совсем пропал?.. Невинное дитя свое чтоб сиротой оставил?..

— Это почему же сиротой? — удивились окружающие.

— А если Бабик узнает?

— То есть как?..

— Нет, нет, братцы, никакого письма я от Бабика не получал.

И ушел, оставив нас в сомнении.

— Боится, видно, — сказал отец.

— А то как же! — поддержали со всех сторон.

С того дня многие уверовали, что кража была делом рук Вабика, которого никто из наших и в лицо не видал.

А на парона Рапаэла смотрели теперь как на жертву. В квартале возрос его авторитет, как будто это событие вменялось ему в достоинство.

— Не повезло бедняге, — сказал мой отец и, желая помочь горю Рапаэла, одолжил где-то денег и отнес ему пятнадцать рублей — квартирную плату за три месяца, которую парон Рапаэл и не требовал, поскольку мой отец бесплатно чинил обувь на все его семейство.

Но не все думали так, как мой отец. Некоторые продолжали относиться к парону Рапаэлу по-прежнему. В их числе был, конечно, товарищ Сурен, который вообще ничего не говорил о случившейся краже. Что же касается Газара, то он заявил во всеуслышание:

— Да ну, никакого Вабика и письма никакого…

ВЕЧЕРОМ НА ЦЕРКОВНОМ ДВОРЕ

Происшествие на Кантаре постепенно предавалось забвению, жизнь, казалось, входила в прежнее русло, с той лишь разницей, что теперь парон Рапаэл больше бывал дома. На вопрос Газара, не намерен ли он вновь открыть торговлю, Рапаэл категорически ответил:

— Нет.

— Почему?