Неподвижная земля - Алексей Семенович Белянинов

бровях темно-русые, глаза темно-серые, нос обыкновенный, а происхождение оного, по получению полных сведений, неизвестно. По высочайшему повелению за политические преступления в службу поступил рядовым 23 июня 1847 года, в сей батальон 8 октября 1850 года. Во время службы своей в походах и делах против неприятеля не был. Грамоте читать и писать умеет. В домовых отпусках не был. По высочайшему повелению, изъясненному в предписании господина командующего 23 пехотной дивизией от 10 июня 1847 года за № 25, за сочинение возмутительных стихов он определен на службу в отдельный оренбургский корпус рядовым с правом выслуги, под строжайший надзор, с воспрещением писать и рисовать и чтобы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений. Холост. Состоит в комплекте».

Прочитав эту бумагу, можно было понять и много лет спустя разделить безысходную тоску большого поэта и живописца, которого оторвали от жизни, лишили бумаги и красок… Для него Мангышлак был могилой, в которой его похоронили заживо и даже не поставили приметного каменного креста.

А для казахов, для туркменов — Мангышлак был родной землей, которую они знали до последнего бугорка, которую они прошли по всем дорогам и тропам, которую любили именно за отдаленность, что давало им чувство независимости.

Вечером у себя дома Есеке показывал мне книги и свои рукописи. В пишущую машинку на столе у окна был заложен лист бумаги. Есеке заканчивал книгу о Шевченко для одного издательства в Киеве.

Разговаривать было интересно, потому что он тщательно собирал и хранил в памяти события той самой живой, нигде не записанной истории, которая интересовала и меня.

Я спросил, знает ли он книгу Карутца.

— Знаю, — сказал Есеке.

— А кто был у него проводником? Он не называет его имени.

— Проводником был Ораз Унгалбаев, из рода бектемис, бектемисы относятся к большому племени жары́. А когда в пещеру ездили, провожатым был сын Ораза — Нурсултан.

Несколько позднее — уже около 1910 года — Нурсултана с волчьим билетом исключили из асхабадской гимназии за вольнодумство и участие в революционных кружках. О нем написано в истории Компартии Казахстана. Умер он не старым человеком — в 1927 году.

Память у Есеке была отличная — хорошо тренированная память историка по призванию. А кроме того, он принадлежал к тем щедрым и широким людям, которым доставляет удовольствие делиться знанием.

Русские беглецы?.. Да, такие люди действительно были. Попадали сюда по разным причинам. Бежали крепостные — от лютых несправедливостей своих господ. Солдаты — от тягот царской службы. Адаевцы принимали их. Кто хотел остаться насовсем, мог жениться. При этом требовалось выполнить два условия: он должен научиться говорить по-казахски, хотя бы мало-мало, и совершить обряд обрезания.

Не все, но некоторые роды повелись от этих русских. Так, когда-то на Каспии произошло кораблекрушение, неподалеку от мангышлакских берегов потонула шхуна. Должно быть, все погибли, но одного матроса выбросило волнами в этих местах. Он остался, и остался его род — т у я к (туяк — копыто; но иногда это слово употреблялось применительно к человеку, который запечатлел свой след на земле). Есть еще  л е с к е й; какой-то Алексей, мой тезка, пристал к ним, поставил юрту… И туяк, и лескей — оба рода примерно 250-летней давности или чуть больше.

А еще одна девушка — это было где-то возле Гурьева, давно, — встретилась с русским джигитом. Религиозные запреты религиозными запретами… А молодая горячая кровь — во все времена молодая горячая кровь. Их сын положил впоследствии начало роду кунанорыс.

Я высказал предположение: тот самый Алексей свободно мог быть беглым солдатом из отряда Бековича, чей путь на Хиву отмечался трупами русских солдат и расстрелянных проводников — казахов и туркменов… Мог же кто-то не пожелать себе подобной участи. И — раствориться в мареве.

— Этого я не знаю, — сказал Есеке.

В чем он был тверд, так это в точности своих историй. Знает — скажет. Не знает — не станет напускать на себя всезнающего вида. Он, конечно, помнил многое и о многих, но когда я спросил, а что он слышал о спасении заключенных с острова Кара-Ада, о Кульдуре, сыне Алибая, Есеке ответил: подробности ему неизвестны. Жаль, но ничего не поделаешь.

Мое предположение об Алексее, беглом солдате петровских времен, хоть и не подтвердившееся, все же натолкнуло меня спросить:

— Есеке, а еще я хотел бы узнать, что вы думаете о Ходжанепесе?..

Он поднял руку, сделал глоток чаю.

— Но я начну сам, — остановил я его. — А потом вы, Есеке, внесете поправки… И дополните.

Мне пришлось повторить общеизвестные вещи — о том, как в 1713 году мангышлакский туркмен по имени Ходжанепес обратился к Петру с жалобой, что узбеки возле урочища Харакай перекрыли реку и Амударья свернула с пути, предначертанного ей аллахом, и течет не в Каспий, а в Арал. Люди песков терпят от этого неисчислимые беды. Многим даже пришлось покинуть землю отцов и уйти вслед за водой. При встрече в Петербурге Ходжанепес просил русского царя вернуть реку в Каспий, обещал показать в песках ее старое русло.

Петр проявил к этому делу большой интерес. Он давно подумывал о пути в Индию. На этом пути не миновать было Хивы. И, если верно говорит трухменец, то можно было бы большую часть идти водой, а не снаряжать трудную экспедицию через пустыню. (В указе, данном капитану гвардии Бековичу, Петр обращал внимание: «Над гаваном, где бывало устье Аму-Дарьи реки, построить крепость человек на тысячю… Ехать к хану Хивинскому послом, а путь иметь подле той реки, и осмотреть прилежно течение оной реки, тако же и плотины, ежели возможно, оную воду паки обратить в старый ток, к тому же протчие устья запереть, которые идут в Аральское море».)

Была первая экспедиция… Весной 1715 года. Потом — вторая, когда, уже в 1717 году Ходжанепес повел через пески отряд все того же Бековича-Черкасского — родом из черкесских князей на русской службе. По бытующей версии, уже позднее, в глубине песков, когда стало определенно ясно, что дело — плохо, Ходжанепес ночью исчез из лагеря, и больше никто никогда о нем не слыхал…

Поступить так у него были все основания. Вскоре хивинцы заманили отряд Бековича, хитростью разделив его на пять частей, внезапно напали на него во время приветственного пира в честь посланца могущественного ак-падишаха — и потом люди хивинского хана долго возили обритую голову Бековича по хорезмским кишлакам и аулам. Полтора века спустя — в 1874 году — Хива уже была взята и в этих краях побывал отряд полковника Иванова, выступивший на усмирение непокоренных жителей пустыни. В своем донесении полковник сообщал, что посетил Старое Порсу — здесь по преданию