Охота на льва. Русская сова против британского льва! - Дарья Плещеева

Дальнейшая вербовка Феофана как осведомителя заняла у Андрея не более десяти минут. Он умел нагнать холода на жертву, особенно если совесть у жертвы была крепко нечиста. И с той поры, вот уже полгода управляющий регулярно докладывал Голицыну обо всех встречах и переговорах хозяина, которые Рейли проводил в задних комнатах магазина. Правда, не всегда мог назвать имена, особенно если речь шла о дамах, которые поверх шляп обматывались длинными полупрозрачными шарфами, прикрывавшими личики чуть не полностью. Это считалось необходимым при езде в открытом автомобиле, чтобы не попортить цвет лица, потому что кружевной зонтик на скорости в тридцать верст страх как неудобен.

Нынче Андрей снова получил от осведомителя «писанку», что, мол, хозяин договаривался о некоем свидании с кем-то по телефону, сильно при этом ругался и грозился. Номера, который Рейли назвал телефонной барышне, Булкин не расслышал.

Ровно без четверти пять пополудни Голицын отпустил извозчика за квартал от дома, где располагался антикварный магазин Лембовски, и направился вдоль улицы походкой праздно шатающегося человека. Он и одет был соответственно — в клетчатый костюм, коричневый с бежевым и в желтые ботинки, казавшиеся огромными из-за широких рантов. Так может выглядеть человек, у которого есть кое-какие необязательные дела, ставшие поводом для приятной прогулки. Голицын и тросточкой помахивал, как опытный в своем ремесле столичный бездельник, и даже, войдя в роль, обгонял молодых дам и девиц, чтобы заглянуть им под шляпки.

Пройдя мимо магазина, Андрей присел на открытой веранде небольшой кофейни напротив, заказал себе слоеные пирожки с мясом и шампиньонами, чаю с чабрецом и стал ждать.

Ожидание не было бы таким мучительным, если бы не приходилось все время глядеть в одну точку. Была и другая беда — Андрей привык есть быстро, а тут следовало растянуть провиант хотя бы на полчаса, чтобы не выглядеть по-дурацки и не нарушить конспирации.

Бог весть из каких глубин памяти выкарабкался и запросился на волю куплет.

— «Пускай погибну безвозвратно, навек друзья, навек друзья. Но все ж покамест аккуратно пить буду я, пить буду я», — чуть слышно забормотал Андрей, сперва почти без мелодии, а потом с ужасом осознав, что готов запеть по-настоящему.

Эта александрийская песня была хуже всякой холеры и чумы! Она прилипала, как банный лист к голой заднице, и средства от нее избавиться никто не знал. Однако песня хоть не давала скучать.

Пирожки — еда несерьезная, так, перекусить. Но заказывать еще пару Андрей не стал — в половине шестого в дверях магазина появился сам мистер Рейли, одетый по последней моде — в элегантном темно-синем пиджачном костюме, из-под которого виднелся удачно подобранный по тону малиновый жилет, лакированных черных штиблетах и с котелком на голове. Дополняла образ типичного питерского буржуа трость черного дерева с костяным набалдашником. Британский шпион остановился на пороге своего заведения, огляделся вдоль улицы, щурясь от непривычно яркого солнца, и буквально уперся взглядом в Голицына.

Андрей едва не поперхнулся чаем — показалось, что Рейли улыбнулся ему и даже подмигнул, как старому знакомому. «Не может быть! — против воли мелькнула в голове капитана паническая мыслишка. — Он не может меня знать!.. Откуда бы?.. Тогда почему он так на меня посмотрел?.. Вычислил?! Тоже невероятно. Здесь кроме меня еще десять человек сидят, и все на улицу уставились…» Кое-как успокоив себя, Голицын едва не пропустил момент, когда Рейли довольно шустрой походочкой достиг угла дома и исчез. Тут уж капитану стало не до церемоний.

Опыта уличной слежки у Голицына было мало, на филеров он обычно смотрел свысока: работники низшего ранга, исполнители. И вот Бог наказал — самому пришлось спешно влезать в шкуру топтуна.

Торопливо кинув на стол ассигнацию, достоинством почти вдвое превысившую счет за заказ, Андрей, как мог, напустил на себя озабоченный вид и деловым шагом устремился вслед за британцем. За угол он заворачивал, будто в Неву решил прыгнуть, ожидая самой подлой пакости, вплоть до выстрела. Так и примерещилось за секунду: поворот, а из густой тени ближней подворотни навстречу — тусклая вспышка вместе со звуком рвущейся жести, тупой удар в грудь и…

Ничего подобного не случилось, зато Голицын успел заметить знакомую спину почти в конце проулка. «Грамотно уходит, гад! Подстраховывается. Сейчас выйдет на соседнюю улицу, вскочит в пролетку и…» Пришлось капитану перейти на бег, и то едва не опоздал. Увидел, как британец остановил извозчика и покатил в сторону Каменноостровского проспекта.

Андрей метнулся туда-сюда — ни одной свободной пролетки. Неужели все сорвалось? Он так бездарно завалил дело?.. Причем простейшее! Любой полицейский филер бы справился… Осталось только воззвать к небесам: Господи, ну почему же ты помогаешь мерзавцам, а не честным людям?! Единственное, что успел запомнить невезучий сыщик, — сложенный верх пролетки был непривычно зеленого цвета, в то время как обычно их красили в серо-коричневые тона.

И тут, похоже, Бог услышал вопль голицынской души. Со стороны Большой Невки показалась неспешно катившая пустая пролетка. Извозчик высматривал среди пешеходов седока. Андрей ринулся за ней, как за спасательным кругом.

— Гони, брат! Целковый дам, если вон за тем шустрилой поспеешь!..

— Что вы себе позволяете, молодой человек?! — Визгливый альт ударил Голицына точно в левое ухо. Андрей оглянулся. Перед ним, подбоченясь, стояла дородная дама в старомодном летнем пальто, сидевшем на ней, как седло на корове, к тому же обшитое какими-то шнурами и кошмарной бахромой, и огромной безвкусной шляпе — вылитая провинциальная барыня из-под Тамбова. Рядом топталась некая юная особа лет пятнадцати, тоже одетая как пугало, и бросала по сторонам пугливые взгляды. «Мамаша с дочкой в столицу вырвались из своей тмутаракани», — автоматически определил Голицын, все еще не понимая причины женского гнева.

— В чем дело, сударыня? — поморщившись, спросил он, краем глаза следя за удаляющейся пролеткой с британцем. — Я тороплюсь.

— Видали?! Торопится он!.. — Барыня, похоже, была не прочь поразвлечься после многомесячного квасного затворничества в мужнином имении. — Все вы тут такие, хлыщи столичные! Торопятся они… А приличных дам, значит, уже можно локтями толкать?!

Мамаша распалялась все больше, напротив на тротуаре остановились несколько зевак и заинтересованно уставились на сценку. Пролетка с Рейли маячила почти в самом конце квартала. Голицын понял, что еще немного, и окончательно провалит дело. И тут — о, подарок Фортуны! — среди зрителей разглядел знакомую усатую физиономию.

— Долматовский, дружище! — радостно возопил Андрей и призывно замахал руками. Скандалистка из Тамбова невольно обернулась, и вдруг, как по волшебству, вся спесь с нее слетела в одно мгновение. Барыня расцвела восторженно-умильной улыбкой и даже попыталась сделать что-то типа полупоклона, успев дернуть за руку свое чадо. Девица торопливо сотворила неуклюжий книксен.

Давид Долматовский, известный в столице исполнитель романсов и арий, любимец и желанный гость многих питерских музыкальных салонов и объект постоянных воздыханий женского общества от пятнадцати до пятидесяти лет, был давним знакомым капитана Голицына и частым участником бурных кадетских вечеринок. А ныне родной брат Давида, Арон Долматовский, стал модным и авторитетным московским адвокатом.

Братья были по-своему великолепны: огромные, кудрявые, черноглазые. К тому же они отлично умели носить одежду — качество, по которому прежде определяли аристократов. Оно, как видно, у Долматовских было врожденным, и у Арона в Москве насчитывалось не меньше яростных поклонниц, приходивших в суд на все его выступления, чем у Давида в Питере.

Не обращая никакого внимания на суету, возникшую вокруг его персоны, и широко раскрыв объятия, Давид направился к Андрею.

— Дорогой ты мой, брат Голицын! — очаровательно грассируя, могучим баритоном почти пропел Долматовский. — Сколько лет, сколько зим!..

— Очень рад тебя видеть, — искренне произнес Андрей, с трудом освобождаясь от медвежьей хватки певца. — Давай-ка, брат, рванем отсюда побыстрее?

— А и впрямь, — согласился тот, покосившись на растущую толпу. — Любезный, — обратился ко все еще ожидавшему извозчику, — отвези-ка нас на Невский к «Северной Звезде».

Голицын вскочил в экипаж.

— Барин целковый обещали, — пробурчал полувопросительно мужик.

— Ну, значит, получишь! — Долматовский с медвежьей грацией влез в пролетку и уселся напротив Голицына. Рессоры экипажа жалобно скрипнули. — Трогай!..

Они шустро покатили в сторону Петропавловской крепости, куда давно скрылась пролетка с британским шпионом. Андрей уже смирился с положением проигравшего, когда неожиданно заметил мелькнувшее далеко слева, у самого Каменноостровского моста, знакомое зеленое.